Ленинград готовился к встрече полярников. Экспедиция прославленного Папанина много дней дрейфовала на тающей льдине. Герои рисковали жизнью. Вся страна следила за их ледовым пленом. Слушала радио, читала газеты. Но подоспели советские ледоколы и самолеты. И вот теперь герои вернулись на родину. Их должны были торжественно провезти из порта через весь город в открытых машинах, с флагами, оркестром и мотоциклистами.

На миг Шурке захотелось бросить эту глупую бумажку на тротуар. Но он крикнул:

– Больно надо с тобой! Я сам пойду!

Валька пригрозил ему издалека кулаком.

– Ну смотри! Попадешься мне завтра – отлуплю.

– Очень страшно! – показал язык Шурка.

– Ах, вот так?

Валька схватил валявшийся у стены кусок кирпича, размахнулся и метнул в Шурку.

– Плати мне за стекло теперь!

Папа и тетя Дуся стояли друг против друга, как два боксера.

Тетя Дуся была соседкой с первого этажа.

Шурке не случалось бывать у нее дома. Тетя Дуся была огромная, с большими красными руками. А комнатка ее оказалась маленькой, закопченной, темной. Впрочем, темной – еще и из-за того, что вместо части стекла в окне теперь торчал кусок картона.

– Шурка, кто разбил стекло? – спросил папа.

– Ясно кто! – завизжала тетя Дуся. – Дефективный!

Папа чуть поморщился.

– Погодите. Значит, это не мой сын разбил окно? Так?

– Я не виноват, – буркнул Шурка.

– Еще как виноват! Именно виноват! – тетя Дуся трясла в воздухе кулаком, как будто надеялась, что от ее пассов стекло срастется. – Приманил сюда этого дефективного! Хулигана этого! А теперь стоит руки в боки!

– Валька не фефе… фете…

– Шурка, не паясничай, – сказал папа. – И вынь руки из карманов.

Шурка со вздохом вытащил кулаки.

– Так ты опять с Валькой играл? Отвечай, Шурка.

На лбу у папы появилась морщинка.

Шурка вздохнул.

– Опять! Опять! Сама видела! – завопила тетя Дуся. – Да я с этого дефективного вовек денег не получу! Нищета одна! Мать заводская. Детей семеро по лавкам. По улицам носятся, безобразничают! Стекла бьют!

– Он не в стекло! Он в меня кидал! – вступился Шурка.

Тетя Дуся только руками всплеснула.

– Послушайте, крик ни к чему, – спокойно сказал папа тете Дусе.

Она побагровела от злости. А папа вынул бумажник.

– Сколько мы должны стекольщику?

– Ну вот тебе и мороженое, – сказал папа, когда они поднялись в свою квартиру, вернулись в свои комнаты. – Боюсь, билетов в кино тебе тоже не видать весь месяц. Еще, главное, у кого стекло разбил! Вы что, не могли разбить окно какому-нибудь хорошему человеку?

– Илья, – строго сказала мама папе.

– Скажи спасибо, что она нас живьем не съела, – сказал Шурке папа.

Шурка хотел возразить.

– Шурка, ни слова, – сказала мама. – Довольно.

Она складывала в шкаф выглаженное белье. Маленький Бобка помогал, то есть путался у нее под ногами. Ему было всего три года.

– Однако и дорого же нынче стекло, – сказал папа маме. – Представляешь…

Он вдруг нагнулся.

– Что это?

Шурка похолодел. Схватился за карман. Бумажка!

Папа молча прочел. Губы его сжались в ниточку. Он испуганно глянул на дверь. На маму.

Та подошла. Прочла.

– «Передать… везут на Колыму… Садовая улица, дом пять…» Кто это?

Оба уставились на Шурку.

– А ну отвечай, мучитель, – велела мама, побледнев. – Кто тебе это дал?

– Никто.

– Шурка, не ври! Не ври!

От маминого крика личико Бобки дернулось, сморщилось, он приготовился зареветь. Мама схватила его на руки.

– Смотри, что ты наделал! – закричала она на Шурку.

– Я не вру! Нашел.

– Где нашел? Где? – серьезно допытывался папа.

Шурка молчал.

Ходить на вокзал строго запрещалось. Тем более лазать по путям. Тем более с Валькой.

– Нет, он меня в гроб вгонит, этот Шурка, – прошептала мама, садясь на стул.

– Видишь ли, Шурка. Плохой человек это написал. Преступник. Которого наказала советская страна.

Шурке показалось, что сердце его сжало тисками.

– Кому еще ты ее показал? Тане показал?

Шурка помотал головой.

Таня была старшей сестрой. Она еще не вернулась из школы.

– Таня в школе, – подтвердила мама. Она была очень бледной.

– Вот что, – сказал папа. – Надеюсь, ты не врешь. А бумажку эту я выброшу. Как будто ее не было. Запомнил? Из этих стен – ни слова. Хорошо запомнил?

Шурка кивнул, кусая губы.

– Иначе большая беда может случиться.

Шурка заревел. Глядя на него, заревел у мамы на коленях Бобка.

– Нет, он меня в могилу свести решил! – воскликнула мама.

– Шурка, – сказал папа, стараясь придать своему голосу спокойствие. – Я не сержусь. Ты ведь не знал. А этот… нехороший человек, этот преступник, он ее специально бросил. Чтобы у того, кто найдет, были неприятности. Понял?

Шурка кивнул. Вытер ладонью слезы.

– Поэтому их везли в вагонах с замками?

– В каких вагонах? – спохватилась мама. – Вы опять на путях лазили?

Шурка опять всхлипнул. Плечи его затряслись.

– Шурка, – папа погладил его по голове. – Таким преступникам не место в Ленинграде. Среди честных людей. Поэтому их везли на поезде с замками. Понял? Сейчас не о нем речь. За вокзал тебя никто не ругает сейчас.

– Очень даже ругает, – возразила мама.

– Если кто-то узнает, нам очень трудно будет объяснить, что ты ее случайно нашел, – серьезным тоном сказал папа. – Ты понял? Рот на замок.

Шурка кивнул, всхлипывая. Папа обнял его. Погладил по спине. Подошел к столу, нашел в ящике зажигалку. Клацнул колесиком и бросил горящую бумажку в пепельницу.

– Вот и не о чем беспокоиться, – весело сказал папа.

Они глядели на пламя, быстро облизавшее бумажку со всех сторон.

Дверь щелкнула. Папа вздрогнул. Мама вскочила.

Это оказалась Таня.

– Ты нас напугала, – сказала мама.

Таня кинула ранец.

– А что это у вас горелым воняет?

– Это… – начал Шурка.

– Папа пыж поджег, – быстро объяснила мама.

– А, – сказала Таня без интереса и тотчас словно переключилась на другую радиопрограмму, куда более оживленную. – А у нас что сегодня в школе было! Перемена. Сидим мы с девочками на подоконнике…

– Шурка, – перебил папа, – мы не договорили. Вокзал – это отдельная тема. Целый месяц – никаких игр на улице. Тем более с Валькой. И завтра после школы – никакого Невского, никакого Папанина. Сразу домой!

– Он что – наказан? – оживилась Таня. – За что?

Шурка сделал ей лицо.

– Таня, садись поешь, – сказала мама. – Только руки вымой!

– Шурка, ты понял? – тихо и веско спросил папа.

– Понял, – буркнул Шурка.

А Танька всё тараторила:

– Ой! А что он на сей раз натворил? Опять с дружком своим шастал? Я так и знала!.. А что у нас было! В общем, сидим мы…

Глава 2

Шурка выскочил из подъезда. Вслед ему хлопнула дверь, с укоризной посмотрело соседкино окно с картонным бельмом. Но Шурка уже не думал про вчерашнее.

День смеялся и пах весной.

Шурка бежал – через Фонтанку – к Невскому проспекту. Там должны были проехать в машинах Папанин и его экспедиция.

Весь город радостно ожидал героев. Дома стояли как на параде: высокие, прямые, в лепных орденах и эполетах. Мартовское солнце наигрывало одним пальцем по подоконникам, козырькам подъездов: кап-кап, кап-кап, кап-кап-кап. Золотистые улыбки весны бежали по стенам, сверкали бликами на многочисленных речушках и каналах, обычно желтовато-хмурых. Дворники за утро сгребли снежную кашу по краям тротуаров, и солнце отыскивало в этих серых горных цепях крошечные алмазы: они сверкали. И даже чайки над просторной Невой казались чисто вымытыми и накрахмаленными, как столовые салфетки с твердыми уголками.

Шурка несся, едва касаясь тротуара. Из-под ног летели брызги. Но прохожие, которых он обгонял, не шипели вслед, а улыбались.

Все знали, какой сегодня день и куда бегут девчонки и мальчишки.

Шурка промчался мимо балетной школы – белые колонны стояли там в ряд, как балерины.

– Тьфу, черт, – едва успела отскочить женщина с авоськой.

Шурка обежал огромный желтый театр: на крыше Аполлон в короткой юбочке правил четырьмя лепными конями. Аполлону с его верхотуры отлично видно всё, с завистью подумал Шурка.

В сквере перед театром черные голые деревья стыли, промочив ноги. Они дрожали то ли от ветра, то ли от нетерпения.

Высокая чугунная императрица на своем постаменте вытягивала шею, словно тоже старалась разглядеть, не показались ли знаменитые полярники.

По обеим сторонам проспекта шумела толпа зевак. Иногда кто-то быстро перебегал улицу, и тогда постовые в касках испускали переливчатый свист. Он никого не пугал, а только усиливал всеобщее веселое нетерпение.

Шурка весело врезался в толпу, проталкиваясь локтями.

Люди стояли плотно, как в трамвае по дороге на работу. Только в трамвае все сонные, сердитые, а тут сама теснота радовала: тепло передавалось от человека к человеку. Казалось, именно от счастья всех этих людей сегодня тает снег. Даже мокрые черные вороны кричали не свое сырое «кар-кар», а «ура-ура».

«Едут! Едут!» – пронеслось по толпе. Волна радости бежала вдоль проспекта. Неслись звуки марша. Что-то зарокотало.

---