Шеф прав – этот мир совершенно другой. Я ставил на перспективу, а тут выигрывают на короткой дистанции. Духи гонят, страсти жгут, люди внизу горят точно спички. В таком режиме питомец долго не тянет. Его выжмут досуха. Тактика безжалостна и примитивна: слил одного – бери следующего. В беспощадной праногонке часто страдает и дух. Он попросту умирает в своем человеке. Их сложные и плохо просчитываемые отношения – одна из интригующих тайн мироздания. Шагнув в клеть, мы погружаемся в чужой разум, точно в корабль.
Управление им опосредованное и очень неявное. Пилот забывается и растворяется в чужом сознании на время сеанса. Не командует, не контролирует, а скорее подталкивает и вдохновляет питомца. Обусловленность всегда взаимна. Мысли, мотивы и действия человека – синтез психоэнергетических свойств сразу двоих. Одухотворенный носитель сделает то, на что неспособен без духа. Он уже «не от мира сего». Это агент Тиамата.
Интуиция, совесть, внутренний голос или «бес попутал» – нас называют по-разному. В один момент – это роль капитана. В другой – парус, руль, а иногда даже якорь для человека. Наше влияние может идти ему как на пользу, так и во вред.
По сути, дух – это паразит, старающийся получить от жертвы как можно больше энергии. Но если питомца можно сравнить с дойной коровой, то мы те, кто забирает у нее молоко.
О природе конечного потребителя праны мало что знают. Возможно, это какие-то божества или безличные силы. Мы называем их – «зрители». Думаю, как и все существа, они очень разные. Потому и поощряют нас праной тоже за разное. Некоторым нравятся покой, романтика и добродетели. Другие предпочитают драму, приключения и всякие ужасы.
Этих незримых наблюдателей делят на светлых, нейтральных и темных, в зависимости от полярности их интересов. Обычно дух-пилот старается удержать на своем питомце внимание только одной из сторон. Получить благосклонность и светлых, и темных редко выходит. То, что любят одни, ненавидят другие. Почти невозможно долго нравиться всем.
Со светлыми у меня в этот раз не сложилось, а темных я старался не звать. Пара нейтралов план дать не могла, поэтому Санг-Чунь прикрепил ко мне ведьму. И слава богам, что только одну.
У человека таких гостей может быть много, и каждый оставляет в его психике след. Сири была одной из самых отвязных. Ее забавы наносили незримые, но серьезные раны. Жертва испытывает ощущение беспричинного стыда, даже если не помнит кошмар. А тварь, видимо, порезвилась этой ночью на славу. Должно быть, Кцум выглядит, как разгромленный номер после мальчишника. А убираться в этом хаосе мне.
Камея, которой вчера сдал парня, казалась растерянной. Ее заменили, запустив в юную душу порок. Сири – горячее и похотливо скользкое зло.
Я приветливо помахал феечке щупальцем. Она почему-то всегда казалась мне необъяснимо родной и близкой по духу. Возможно, виной тому возвышенное послевкусие снов, долетавших ко мне из памяти Кцума. Камея не ткала, а будто пела их, искусно вплетая очарованный ум в мелодию легкой души. Чистые и светлые, они раскрывались, точно бутон, наполненный волшебством и ожиданием чуда. В них не оставалось ни малейшего места для страха и боли. А иногда, очень редко, приходил особенный свет. И тогда, там всё расцветало всепрощающим гимном безусловной любви.
Возможно, так резонировало только в моей голове, но это не делало ее сны менее ценными. Я сотрудничал с разными феечками, но Камея была лучшей из них. К тому же ее работа на удивление недорого стоила. Но только лишь мне.
Сири так вообще сегодня сама за меня заплатила. Зачем? Почему? Так верит в меня?
После пары пробных сеансов эту развратную особь я избегал. Сны, которыми она пичкала Кцума, произвели на меня жуткое впечатление. Инфернальная снегурочка с бензопилой была самым безобидным из них.
– Меня не пустили даже на час! – жалобно пролепетала Камея.
Я находил ее странной: по-детски невинное личико, нелепые рюшки, короткие шортики. Но глаза… Нет, скорее, глазищи! Слишком большие даже для феечки. Казалось, в обрамлении пушистых ресниц плескается прозрачное теплое море.
Вот только среди этих ласковых волн порой всплывало чудовище. Слишком далеко и быстро, чтобы его рассмотреть. Возможно, так только казалось. Но Сири, к примеру, я не боялся, а вот Камея могла испугать. В ней всё же была некая мгла. Последнее время мне стало нечем платить, но она не роптала. Вероятно, привязалась к питомцу. Другим духам-пилотам прелестная феечка никогда не ходила, почему-то предпочитая меня.
– Прости, так получилось, – осторожно обнял я ее. – Вернешься, когда всё наладится?
– А наладится? – спросила она. Вид у нее был расстроенный.
Должно быть, я тоже изменился в лице, потому что Камея взяла меня за руку. Девичьи сомнения болезненны для самолюбия любого самца, а мне хотелось выглядеть сильным.
– Конечно, наладится! – заверил я. – Вспомни, в прошлый раз было хуже. А потом: у-ух! – Мое щупальце описало дугу, показав потенциальную крутизну траектории.
– Хорошо бы. А то ведь только четвертая в списке твоих кредиторов… – вздохнула Камея, опасливо покосившись на падальщиков.
Их стая лениво зевала у меня за спиной. Смутившись, твари застенчиво отвернулись, сделав вид, что отдыхают в тени. Этим утром и впрямь было жарко.
Уныло вздохнув, я вытер выступивший на лбу пот. Да откуда их столько? Таскать за собой такой караван попросту стыдно.
– Аванс отправится сразу к тебе! – пообещал я, аккуратно отодвигая Камею. Она специально закрывала собою проход, но уступая в весе, бороться не стала. По сравнению с феечкой я здоровяк.
– А проценты? – раздвоенный язычок облизнул алые губки.
– Дорогая, полегче. Страдание укрепляет терпение, а это редчайшая из добродетелей. С процентами всё хорошо, ты будешь довольна! – сказал я, излучая уверенность в завтрашнем дне.
Вход в клеть наконец-то свободен. Ржавая дверца скрипнула, жалуясь на судьбу. Внутри встретил мускусный аромат Сири. Теперь здесь пахло пороком. А ведь рабочее место для пилота – алтарь. И сейчас на нем отчетливо проступали следы осквернения.
Брезгливо скривившись, я пробубнил очищающую молитву и заперся изнутри. Лучше не провоцировать на глупости других кредиторов. Самый неприятный из них как раз делал обход, но я припоздал, поэтому надеялся, что его не увижу.
Но нет. Мироздание явно настроено против меня. Беда не приходит одна. Утро выдалось скверным.
Прутья заметно прогнулись, когда между ними втиснулся клюв. Я отшатнулся и невольно втянул голову в плечи. Откусить ее бы вряд ли смогли, но проверять точно не стоило.
– Кхм… Дух-пилот Грид? – вопросительно прогнусавил Кулл-Занг, словно не хотел этому верить. Видимо, должники не могли претендовать на реальность.
– Некогда. Потом поболтаем! – буркнул я, прыгая в спасительную вязь пентаграммы.
Как оказалось, тоже напрасно. Ее узор тут же погас, и щупальца беспомощно шмякнулись на скользкий каменный пол. Он не успел просохнуть от слизи, которую оставила Сири.
– Торопишься? – довольно оскалился контролер, упиваясь сладостью власти. – А как же патент?
– Просрочка не преступление! – заявил я, отступая к противоположной стене.
– Согласен. Дух без патента не преступник, а конкурент. Кустарный промысел запрещен на Тиамате! – издеваясь, продекламировал тот.
– Патент еще в силе! Проверь, там всё оплачено!
– Ночь, но не утро.
– Слушай, зачем тебе это? – взмолился я. – Отдам же всё вечером!
– Всё? – поднял брови он.
– Ну не всё, но точно много. У меня семь темных с утра!
– От Сири? Не смеши мои перья. Через час никого из них не останется. От тебя смердит безысходностью.
– Сегодня всё будет иначе, – со значением произнес я. – У меня смена стратегии. Теперь ставлю только на темных. В голове очень-очень грязные мысли! Я гениальный злодей, вот увидишь.
– Ха-ха, рассмешил! – прыснул Кулл-Занг. – Ты и мухи не обидишь.
– Доброта и бедность для меня лишь прикрытье! – стукнул я щупальцем в грудь, почувствовав его колебания.
– Ладно-ладно… Тройной тариф и десять процентов?
– Пять?
– Катись в Бездну.
– Хорошо, пойдет! – торопливо согласился я.
– Договорились, – как бы нехотя кивнул Занг. – Кстати, на тебя сегодня кто-то поставил…
– Кто? – насторожился я. Судя по торжествующей ухмылке, меня облапошили.
– А я почем знаю? Контракт заключен. Удачи внизу! – попрощались со мной.
Прутья с облегчением загудели, отпустив клюв. Пентаграмма вновь приглашающе засветилась мертвенно-бледным. Тянуть с погружением больше нельзя. Но в тотализатор заглянуть просто обязан.
Я не поверил глазам. Напротив моего имени радостно пульсировала приличная сумма! Кто-то оптимистично поставил на цифру «семнадцать». Если придет столько темных, то мы сорвем куш.
2
Темнота вздрогнула и громко треснула, расползаясь черными клочьями. Вдруг стало холодно и влажно. Пощечина едва не оторвала мне голову, спугнув безмыслие болезненной суетой бытия.
– Бабу-уля! – возопил я захлебываясь. – Всё-всё! Проснулся!
Вопль спас от очередной водной процедуры, но не от пытки. Жесткое колючее полотенце едва не содрало кожу с лица.
– Сынок! – ахнуло большое неясное пятно, быстро принимающее знакомо пухлые очертания.
– Бить-то зачем?!
– Так мы кличем-кличем, а ты как мертвяк! Чай, напугалися! – притворно всхлипнула старуха.