Морегрина: Бежать. Потерять. Погибнуть. Возродиться

Светлана Шульга

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В коллаже на обложке использованы иллюстрации: © Archv, Terriana, kotoffei / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Мы ничего не знаем о тех исполинских могущественных силах,

что передают сигналы по волокнам бесконечно расширяющейся Вселенной.

Мы ничего не знаем о родных душах, которые перехватывают эти сигналы и с заботой выполняют свою светлую миссию.

МЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕМ О СЕБЕ.

Пришло и передано в день третьей двойной радуги

Рваные джинсы своих надежд лучше всего зашивать стальными нитями железных дорог. Так наверняка. Та-дам-та-дам, та-дам-та-дам, та-дам-та-дам.

Стучит поезд, как швейная машинка судьбы. Стежок к стежку. Рана затягивается.

В такт дребезжат испуганные пустые стеклянные стаканчики. Такие же пустые, как её жизнь. Но от их размеренного стеклянного побрякивания становится спокойнее. И она уже слышит:

«Там-там-там-там, там-там-там-там» и – многообещающее – «ТАМ!»

На сердце уже не скулят брошенные промокшие щенки и в душе не кровоточит, а разливается сладкая патока возможного счастья.

Она смелая! Спустя столько лет, проведённых в мечтах, сбежала. Сделала первый шаг в пугающую, но желанную неизвестность.

Послезавтра она выйдет на сверкающий перрон огромной переливающейся Матери Городов.

Города, который шлифует женщин, и этот процесс не остановить ни на долю секунды. Каждая прошедшая эту шлифовку в нём, как выбеленная холёная улыбка, – сверкает. Такой станет и она – Женщиной с заглавной буквы «Ж».

«Там-там-там-там» всё будет замечательно.

«Не всех рыжеволосых сожгли на кострах инквизиции», – так она говорила всем, заливаясь густым бархатистым смехом, отбрасывая огненные пряди от лица. А пряди скакали, как языки инквизиционного пламени, и сжигали всех вокруг. Всех, кроме неё.

Высокая. Стройная. Копна волос – смесь золота с рыжим, без красных и малиновых ноток. Серые глаза.

Она их закрывает и видит сверху своё скудное утро. Дрожащую себя в обшарпанном дверном проёме. Бросает прощальный взгляд на дощатый пол, по которому можно ходить только в тапочках или в вязаных носочках, да и то нацепляешь заноз.

С тоской смотрит на грязные окна – никогда не возникало желания их помыть. На тусклое деревянное зеркало с вырезанными чьей-то умелой рукой листьями и завитушками. Отражение в его глади ей постоянно казалось обиженным.

Кто его обижал, отражение? Слишком тесный город, слишком старый дом, слишком маленькие возможности. Всё настолько «слишком» и настолько маленькое, что в них не помещались ни её слишком большие амбиции, ни её слишком модные для такого приземистого и низкорослого городка вещи.

Свои вещи она любила. Всё остальное – нет.

Время – враг. Время – это морщинки. А морщинки – это тоже враг! Ей уже почти тридцать, а она все еще в Городе Маленьких Домов, в старом обшарпанном доме.

Она совсем не ведическая женщина. Естественна, всегда лохмата. Она – ещё в той поре, когда ты без срока годности и ещё не пресловутая "я-ж-мать".

Карта из псевдоубеждений не сковывает её милую головку. У неё нет правил, нет религии и нет комплексов. Всё, что у нее есть, – это она и ее мечты. Терпкие и такие романтичные, как её любимое rose.

Еще вчера она любила готовить мясо и пить вино по вечерам. Исключительно розовое. Она покупала его в единственном в её небольшом городе, большом, сверкающем стеклянными витринами торговом центре, выбирала к нему мясо и несколько сезонных фруктов. Сливы, яблони и капризные персиковые деревья на этой, теплой почти все 365 дней в году, земле росли повсюду.

Особенно, она любила впиваться в тонкую и ворсистую кожу нежно-ароматных персиков.

Приносила из магазина свою добычу в хрустящем пакете. Нарезала яблоки тонкими дольками, поливала их лимоном, небрежно раскладывала сливы и сверху бросала целые пушистые мячики. Потом ставила мясо. Пока оно зарумянивалось, наливала бокал и рисовала.

Или зажигала свечи, танцевала и пила rose прямо из горлышка. Представляла себя героиней женского романа или роковой красоткой с обложки любимого «глянца» и ей казалось, что в таких моментах заключена вся красота жизни.

Той жизни, которая где-то там, мимо неё.

И так каждый вечер. Но каждое утро – будничный серый туман. Неужели это всё? Неужели нет большего?

Танцуя, она смотрела в зеркало и находила себя то сексуальной, то скованной, то женственной, то до тошноты плоской и примитивной. Вместе с ней танцевали только тени, и иногда ей казалось, их движения были более легки, грациозны и притягательны, чем ее собственные.

До встречи с ним она жила и не догадывалась, что бездарно разбрасывает всё ценное, что вложено Вселенной в хрупкий, длинноногий аватар её неугомонного тела.

До той встречи она не осознавала, что теряет себя напрочь, но, возможно, именно благодаря запущенному саморазрушению стали высвобождаться элементы, которые становятся фундаментом для чего-то нового. Если это так, то самые таинственные процессы, которые идут из глубин бесконечно расширяющейся Вселенной, стали оплотом для всех последующих событий.

Скорее всего, так и было. Каждая мечта приходит в своё время, как всё самое важное в жизни.

Еще вчера ее мир стоял на трёх китах: модные журналы, искусство, новые знакомства. Она рисовала дыру в районе сердца каждому новому знакомому в тот момент, когда он ещё спал, а она спешно вызывала такси в свежесваренный рассвет.

Правила не для нее. А вот один большой город, весь, от тротуаров до шпилей, заложен именно для неё!

«Мать Городов» – она зовет его именно так. При этом её глаза загораются иным сиянием, а голос становится бархатным и чуть более тихим.

Пуповина непреодолимо тянула. И Мать Городов сцеживала для неё бодрящее молоко страсти, энергии и удовольствий.

Еще вчера она жила просто и кричала: «Да какого чёрта я ещё здесь!?»

Смеялась, горела, мечтала. Но не с теми, не там и не так, как хотела бы.

И всё было бы как в петле Мёбиуса. По непрекращающейся спирали вращались события, люди, встречи, разочарования. События. Люди. Встречи. Разочарования.

Она и дальше дразнила бы других и обманывала себя. Если бы не Он. И если бы вчера она не выпила слишком много rose и в исступлении не купила билет в один конец на ночной поезд.

Ночь была сумасшедшей…

Там-там-там-там, куда несёт вагончик, всё по-другому. «Там-там» всё наладится.

Томный rose бьет в голову.

И с этой мыслью она, уткнувшись в сырую подушку, засыпает на своей верхней полке. Поезд успокаивает. Он подтверждает:

«Та-дам-та-ДА.Та-дам-та-ДА».

Часть 1. Бежать

Глава 1. Марина

Незнакомые голоса звучат как будто в отдалении, затем прерываются и выбрасывают из кошмарного сна.

Что за синий потолок? Что за давящее беспокойство внутри? Это и не страх, и не возмущение, а что-то близкое к удивлению. Хотя… и не оно.

Высвободившись из тумана сна, на киноленте памяти начинают проявляться смазанные изображения, отголоски вчерашнего дня: «Что я наделала? Я в поезде! И всё-таки решилась!»

На миг время застывает, окутав коконом совершенно нового чувства – абсолютной неизвестности. Мать Городов, я еду! Ты ждешь?

Вместе с этой мыслью, все четыре камеры сердца начинает заполнять сумасшедший коктейль: кровь и адреналин. Сердце подскакивает и принимается молотить по грудной клетке взволнованно и быстро.

Нет, Мать Городов никого не ждет. Она принимает в свои объятия, но в любой момент выплевывает неугодных и ломает с хрустом хребет слабым.

Тело сдавливают спазмы страха. В горле встает жгучий ком. У меня странный вопрос к себе: зачем я это сделала?

Сон окончательно отступает. Голоса становятся четкими, изображения яркими. Повернув голову, натыкаюсь глазами на незнакомку на соседней верхней полке: лёжа параллельным курсом, читает женщина. Она совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки – ох уж эти плацкартные вагоны! Смутившись, хочу отвернуться, но не успеваю. Женщина откладывает книгу.

Наши глаза встречаются. Надо бы сказать дежурно-вежливое «здравствуйте», но неожиданно все слова делают шаг назад. Что-то неуловимое, знакомое и доброе замечаю в её взгляде, уютной вязаной кофте с выпуклыми розочками, махровых штанах и полосатых носочках. Таких же полосатых, как те, в которых я ходила по обшарпанному полу арендованного ветхого дома.

Дом. Пусть и нелюбимый, но знакомый… Там всё понятно и предсказуемо.

Незнакомка всем телом поворачивается на бок, лицом ко мне. Носочки прячутся в складках казенной простыни. Что же я натворила? Что за нелепый и дерзкий побег устроила?

Комок жжёт горло, хочется то ли заплакать, то ли выругаться, то ли… Вернуться! Да, так и есть! Нестерпимо, страшно и до боли сильно хочется вернуться!

– Привет. А ты разговариваешь во сне, – обрывая мои мысли, с улыбкой произносит женщина.

---