Читать онлайн «Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова»

Посвящаю эту книгу моей жене Елене.

Автор выражает глубокую благодарность двум замечательным русским историкам,

Вячеславу Сергеевичу Лопатину и Сергею Игоревичу Григорьеву, прекрасно понимая, что без их трудов его книга не была бы так полноценно написана.

© ООО Издательство «Питер», 2022

© Государственный мемориальный музей А. В. Суворова, Санкт-Петербург, обложка, 2021

© Борис Кипнис, 2021

Глава первая
Рождение героя

Откуда б ни явился пришлый воин, земля, его породившая, была для русичей не столь важна, сколь волновала их вера, которую исповедовал витязь. Ибо клятва верности, которую он должен был принести тому или иному русскому князю, включала в себя вероисповедальный обет, а следовательно, вставал вопрос: насколько можно было доверять ее прочности и святости. А посему, и мы знаем это из текстов Общего Гербовника дворянских родов Российской империи, чаще всего присяге на верность сопутствовал переход в православие. Необходимо понимать, что для искренне верующего человека это означало духовное рождение заново, то есть обретение души человеческой вечной. Присоединившемуся как снова рожденному давалось новое, теперь уже православное, имя. Он становился новым членом огромного православного сообщества, то есть столь оригинальным образом возникающего русского народа. Довольно часто новокрещеный присоединялся к русским людям не только духовно, но и телесно: либо он сам, либо сыны его женились на здешних честных девицах.

Если с происхождением поместного дворянства более или менее теперь понятно, то правовой статус его вытекал из условной формы пользования поместьем. Оно жаловалось на время службы, это было условное содержание, длившееся до тех пор, пока помещик служил своему князю. С окончанием службы поместье отнималось. По наследству оно не передавалось. Старший сын мог рассчитывать быть поверстан отцовским поместьем, но для этого было нужно, чтобы он уже служил. Что же касается младших, то их верстали лишь по поступлении на службу, но чаще всего уже в других волостях княжества. Переход помещика на службу к другому князю не практиковался. На командные должности, а тем более на начальнические до середины XVI в. дворяне не назначались. Все это говорит нам, что западноевропейскому рыцарству они никак не были равны. Родовых потомственных замков у них не было; перестав служить, теряли они как право на поместье, так и помещичий статус. Следовательно, были они привилегированными слугами своих удельных князей, а с конца XV в. стали «холопьями государевыми», как и называли они сами себя в челобитных на царское имя вплоть до запрещения Петром Великим так им себя именовать.

Дворянское происхождение накладывало жесткие ограничения по службе: ни в XIV, ни в XV и XVI вв. для них были недостижимы воеводские посты и судейские места. В XVII в. положение стало смягчаться. Однако великородное боярство и даже оскудевающие роды княжеские и теперь никоим образом не считали основную массу поместного дворянства себе ровней. Над тысячами русских помещиков довлело клеймо «худородства». Избавиться от него, доказывая свое происхождение от старого боярства и удельных княжеских родов, было трудно из-за узости круга аристократии и опасности проиграть местнический спор. Таков был первый путь, и пройти по нему к желанной цели удавалось далеко не всем вступившим на него.

Другой был более верный: утвердить свое происхождение от честного мужа, выехавшего из Орды и соседственных Литвы, Пруссии и Польши. Тут появлялась возможность доказать, что род твой произрастает не от «холопьев государевых», а от по-настоящему свободных и благородных воинов, поставивших свой меч на службу земле Русской. Однако же в XVII в. с Ордой было давно покончено, и происхождение, берущее начало где-нибудь в ногайских или приволжских степях, уже не так высоко ценилось, как в дни битвы на поле Куликовом, где воинские навыки одних ордынцев позволили разгромить других. Происхождение из Литвы и Пруссии делало их предками язычников, что было тоже не совсем удобно теперь. Также несколько «дефектным» было происхождение из католической Польши, особенно после того, что натворили шляхтичи на Руси во времена Смуты. Да и сам такой предок чаще всего оказывался пленником, который не пожелал вернуться в отечество свое, что само по себе было весьма странно после проигрыша Московским государством Ливонской войны и потерь, понесенных ради заключения Деулинского перемирия с Речью Посполитой в 1618 г. Но даже и таких предков на всех жаждущих не хватило.

В этой непростой ситуации особо предприимчивые дворяне в XVII в. стали осмеливаться утверждать, что ведут происхождение свое от благородных рыцарей из стран Западной, Центральной и Северной Европы. Тут уж, казалось бы, все хорошо: и знатность рода, и несомненно свободное происхождение, и христианская вера. Однако же при серьезном размышлении и у этой версии пробивалось на свет божий одно очень слабое место. А что, собственно, должно было заставить католических рыцарей покинуть родную Францию, Англию, Германию или, скажем, Люксембург либо Германию и искать пристанища в далекой и «дикой» для них Московии, да еще и переходить в православие в XIV–XVI вв.? Последнее кажется вообще маловероятным, зная тогдашние взаимоотношения между двумя главнейшими ветвями христианства.

Но в царствование Петра Великого ситуация изменилась. Теперь «немцы», активно приглашаемые государем на службу ради ускорения развития России, стали из исключения в русской жизни ее исключительной повседневностью, когда контакты с ними превратились в постоянные деловые и служебные отношения, когда царь явно им благоволил. Для дворянина утверждение о своем происхождении от западноевропейских рыцарей стало не только возможным, но и даже вполне лояльным жестом по отношению к политике государя.

Именно в это время и появляется родословная легенда Суворовых. Она утверждает, что в 1622 г., в царствование Михаила Федоровича Романова, из Швеции выехали два брата, два благородных мужа – Наум(!) и Сувор, от последнего-то и пошла фамилия дворян Суворовых.

Были, конечно же, русские дворянские фамилии, выводившие свое происхождение и из куда более удаленных от России европейских стран, западнее Германии расположенных. Но всегда «выезд» приходился на XIII–XIV вв., и, кроме того, в родословии присутствовала обязательно изначальная иноземная фамилия, транскрибировавшаяся постепенно в русскую. Равно упоминалось и о переходе в православие. У Суворовых же все мелкие реалистические подробности, как назло, отсутствуют. Во-первых, нет крещения в православие, во-вторых, и намека на изначальную фамилию нет, есть лишь имена, превратившиеся в фамилию. Это более всего подходило бы для варягов времен Владимира Святого или Ярослава Мудрого, но никак не для шведских дворян 1622 г. В-третьих, сам год этот как-то не подходит для их переселения в Россию: всего лишь пять лет прошло, как король Густав II Адольф отторг у Московского государства Карелию и Ижорскую землю, лишив тем русских выхода к Балтике. Королевская армия теснит поляков и немцев в Ливонии и на севере Германии. Скорее уж туда, в знакомый протестантский мир стоило бы направить стопы свои шведским выходцам, а они почему-то выбирают побежденную, ослабленную, да еще и православную Россию. Все это вместе взятое ставит под большое сомнение историю о благородных шведских предках. Зато в земельных новгородских списках с конца XV в. появляются крестьяне, носящие в монастырских росписях прозвище Сувор либо Суворко. С конца XV в. среди московских помещиков постоянно встречаются дворяне Суворовы. Куда как вернее было бы выводить родовое фамильное прозвание от термина «суворый», то есть человек тяжелого, неприятного характера. Но тогда получается, что герой наш все-таки происходит от скромного корня государевых служилых помещиков, и не более того. Но есть один документ, позволяющий взглянуть на всю эту историю со шведскими предками по-другому.

Еще сто лет тому назад трудолюбивый и вдумчивый русский историк В. А. Алексеев обратил внимание на прошение от 1789 г. двоюродного брата нашего полководца – бригадира Ф. А. Суворова, трактовавшего родословную легенду следующим образом. Он писал, что в первой половине XIV в. из Шведской земли при князе Симеоне Гордом, старшем сыне Ивана Калиты, выехали честные мужи «швед Павлин с сыном Андреем», от коих и пошли дворянские роды Наумовых и Суворовых.