Путь в Царьград

Александр Михайловский

Пролог
Дан приказ ему на запад…

17 декабря 2012 года, порт Усть-Луга, Ленинградская область

Водная поверхность Лужской губы, едва прихваченная тонким хрустящим ледком, курилась морозным паром. Начало зимы в этом году в Питере выдалось морозным, с обильными снегопадами.

Лайнер «Колхида» под флагом вспомогательных судов Российских ВМС стоял у причала, одетый в белое кружево инея. Над водой пронзительно голосили чайки.

Я прогуливался по пирсу, вздрагивая от холодного ветра дующего с залива. Даже теплая зимняя куртка на меху не помогала, и я зябко ежился, наблюдая за деловой суетой докеров, опускавших в трюмы транспортного судна «Колхида» контейнеры защитного цвета без обычной грузовой маркировки. Рядом у причалов стояли учебные суда Балтфлота: «Смольный», «Перекоп», а также белоснежный плавучий госпиталь Черноморского флота «Енисей», прошедший в Питере текущий ремонт. Царила обычная в таких случаях суета, а громкие крики докеров смешивались с ненормативной лексикой.

А все началось каких-то две недели назад. Меня неожиданно вызвал шеф питерского отделения Агентства и сделал предложение, от которого я не смог отказаться. А именно – отправиться в очередную командировку в очередную горячую точку на борту одного из кораблей объединенной эскадры Северного, Балтийского и Черноморского флотов.

Корабли следовали в Сирию, где фактически шла гражданская война с применением тяжелого оружия. Эскадра должна была «показать флаг» соседям Сирии, мечтавшим под шумок урвать от раздираемой внутренней смутой страны лакомые кусочки ее территории. А у нас в Сирии были свои интересы, плюс база в Тартусе – единственное (не считая Севастополя), заграничное место базирования российских кораблей. Командировка обещала быть интересной и, скажем прямо, опасной. Ведь янки и их прихлебатели хотели под вывеской «гуманитарной интервенции» повторить иракский и ливийский варианты. С учетом резкого ухудшения отношений между США и Россией (один акт Магницкого чего стоит!) возможны были самые крутые варианты развития событий, вплоть до прямого боестолкновения между нашими и американскими кораблями. А что за этим могло последовать, даже думать не хотелось.

Оформив в темпе «держи вора» все необходимые документы, я собрал свой походный рюкзак, захватил неразлучный нетбук, а также фотоаппарат, и в понедельник 17 декабря отправился к месту посадки на автобус, который должен был доставить меня и других представителей СМИ в Усть-Лугу. Именно там нам и предстояло погрузиться на учебное судно ВМФ с революционным названием «Смольный».

Рандеву было назначено у станции метро «Автово», рядом с танком КВ-85, установленным на постаменте в качестве памятника. В Блокаду здесь начиналась прифронтовая полоса.

Для меня это место было памятным и святым. В нескольких километрах отсюда, у Старо-Паново, в 1943 году получил осколок в живот мой дед по отцу, Тамбовцев Петр Иванович. На следующий день он умер в полевом медсанбате. Похоронили его на Красненьком кладбище, которое находилось в метрах двухстах от танка-памятника. Позже рядом с ним похоронили и мою бабку, а еще позже – моих родителей. Все они были блокадниками.

Я приехал на метро за час до назначенной встречи. Сходил на кладбище, смахнул снег с памятника, положил на могилы родных цветы. Потом зашел в стоящий рядом с кладбищем храм Иконы Казанской Божьей Матери, помолился, заказал Сорокоуст по душам усопших и поставил свечку к иконе Николая Чудотворца – покровителя всех странствующих и плавающих по морям. В числе оных с сегодняшнего дня я мог считать и свою скромную персону.

На выходе из церкви я почувствовал, как у меня защемило сердце. Почему-то подумалось, что сюда мне уже больше не вернуться… Предчувствие – великая вещь, в этом я сумел убедиться в своих командировках. И оно не раз спасало меня от смерти…

У окрашенного в веселый салатный цвет танка-памятника толпилось десятка два человек. Среди них я узнал и своих коллег – журналистов из ГТРК «Звезда». Кое с кем мне уже довелось побывать в местах, где стреляют, взрывают и убивают.

Помимо «акул пера», у постамента компактной группой стояли десятка полтора неуловимо похожих друг на друга людей среднего возраста. Хотя они отнюдь не были братьями-близнецами. Среди них была симпатичная неяркая блондинка неопределенных лет и высокий брюнет с ярко выраженной восточной внешностью, сразу бросившийся в глаза. «То ли турок, то ли араб», – подумалось мне.

И тем не менее общего между этими людьми было гораздо больше, чем различий. Кого же они напоминали? Скорее всего, коллег, но не нынешних – собратьев по журналистскому цеху, азартно обсуждающих предстоящую командировку, – а тех, с кем довелось работать четверть века назад.

В те годы я, тогда еще тридцатилетний старлей, служил в одной тихой конторе, трехбуквенная аббревиатура которой была известна всему миру. К началу «катастройки» я дослужился до капитана, впереди уже маячили майорские погоны, но… Грянул роковой девяносто первый год, и Великой Страны не стало. А тому образованию, что возникло на ее месте (какое-то невнятное «эСэНГе на палочке») уже были не нужны такие, как я.

Кто-то из моих бывших коллег подался в начальники коммерческих «служб безопасности», кто-то – в бандиты, кто-то – в бизнес… А я пошел в журналистику, потому что там, где мне когда-то доводилось работать под другой фамилией, я иногда использовал для прикрытия журналистское удостоверение. Ну а теперь бейджик с надписью «ПРЕССА» окончательно заменил мне «корочки» сотрудника ПГУ.

Впрочем, некоторые из моей конторы подались и в президенты… С нынешним я знаком не был (у нас были разные направления), но в детстве мы вполне могли с ним встречаться. Ведь школы – моя и его – находились рядом, да и жили мы на соседних улицах. А в числе моих одноклассников были и те, кто неплохо знали Вовку с Баскова переулка.

Журналистская карьера у меня, в общем-то, заладилась. С помощью старых связей мне удавалось попадать в такие места, куда обычным представителя прессы попасть было затруднительно. В основном это были «горячие точки». Благодаря оперативным и объективным материалам с мест событий мое имя быстро стало широко известно в узких кругах.

Даже в самые мерзкие годы «разгула демократии» я не опускался до откровенных «чернухи» и «заказухи», что соответствующим образом оценили «где надо», и командировки, куда меня направляли, становились все интереснее и интереснее.

Но, несмотря на вполне успешную карьеру, меня не покидала тоска по молодым годам и работе в «конторе»…

Да, кстати, вон с тем подтянутым мужчиной средних лет, с сединой на висках, я уже был знаком. Лет двадцать назад, перед самым августом девяносто первого года, в наш отдел пришел молодой лейтенант. Как же его звали? Кажется, Николай Ильин? Точно – Ильин…

Но молчок – машинально погладив свою седую бороду, я скользнул по бывшему коллеге взглядом. Если нам и впрямь по пути – значит, Николай и по сей день работает в «конторе». Ибо в турпоездку в Сирию сегодня никто уже не ездит. Времени поздороваться и покалякать о делах наших скорбных у нас потом будет предостаточно. Особенно когда вокруг не будет посторонних глаз. Тем более что Николай, встретившись со мной взглядом, чуть заметно кивнул, как бы признавая былое знакомство.

В это время от группы московских телевизионщиков меня окликнули:

– Тамбовцев! Александр Васильевич!

Обернувшись, я увидел знакомого мне по командировке на «войну трех восьмерок» телеоператора «Звезды» Андрея Романова. Ну конечно: съемочная группа ВГТРК за аналогичную командировку уже была награждена медалями «За отвагу» – пришло время и парням из «Звезды» зарабатывать награды…

Поздороваться и поговорить с Андреем я так и не успел, потому что именно в это время к танку-памятнику подкатил вместительный «Неотон».

Молчаливые «люди в штатском» компактно расселись на задних сиденьях автобуса, съемочная же группа «Звезды», забросив в багажник свои кофры и ящики с аппаратурой, шумной компанией разместилась спереди.

Романов подсел ко мне, поставив сумку со своей навороченной камерой на пол в проходе.

– Александр Васильевич, здравствуйте! Какими судьбами?

– Теми же что и ты, Андрей, – ответил я поудобнее устраиваясь на мягком сидении у окна. – Командирован редакцией ИТАР-ТАСС в известную тебе страну для освещения известных тебе событий. И, наверно, хватит пока об этом – еще успеем наговориться в дороге.

Автобус плавно тронулся с места и покатил по проспекту Стачек в сторону Петергофа. Миновав Красное село, «Неотон» прибавил скорости. Я задумчиво смотрел в окно, прощаясь с родным городом. Ведь человек предполагает, а Бог располагает. И едем мы не в колхоз «Червоное дышло» брать интервью у знатной доярки Марьи Ивановны о рекордных надоях, а в далекую страну, где давно уже полыхает война, подогреваемая силами международного терроризма и странами НАТО, и где счет убитым идет на десятки тысяч. Вполне вероятно, что эта гражданская война в самое ближайшее время перерастет в Большую Ближневосточную, если не сразу в Третью Мировую. Андрей Романов понял мое настроение, и больше не пытался заговорить.