– Ты не знаешь своего собственного имени? – уточнил он, подняв брови.

Она пожала плечами.

– Я хотела путешествовать, так что в странствиях меня всё равно бы как-то называли – в зависимости от того, куда они меня заведут. – Она бросила взгляд через реку на серые заросли Железного Леса. – Хотя, возможно, я всё же решу задержаться здесь ненадолго.

– И как же ты станешь сама себя называть, если останешься?

Она обдумала его вопрос минуту-другую, а затем ответила:

– Ангербода.

Он сморщил нос, и травинка поникла.

– Как? «Та, что приносит горе»? Что за странное имя… Зачем мне становиться твоим другом, если только этим ты и собралась заниматься?

– Это ты решил, что мы друзья, – возразила она. – Да и горе я принесу не тебе.

– Неужели все ведьмы такие же загадочные, как ты?

– Не уверена, встречала ли я других ведьм, но мне кажется, что некоторые из них тоже некогда жили в этих лесах. – Она снова посмотрела на другой берег реки и почти благоговейно понизила голос: – Говорят, здесь обитала одна колдунья, что породила волков, преследующих солнце и луну, и дала жизнь многим другим.

– Точно. Я слышал о них истории в детстве. Старуха и её волчьи дети.

– Ты слышал эти сказки в Асгарде?

– Вообще-то, родом я не из Асгарда. Но, так или иначе, все здесь знают эти истории.

– Ты ётун-великан, – произнесла она. Это было предположение с её стороны, но в голосе не прозвучало вопроса. На самом деле слово «великан» было не совсем подходящим: это было определение, а не описание, потому что своими размерами великаны чаще всего не превосходили обычного человека. И хотя её гость, несомненно, был одет как один из богов-асов, иногда по внешнему облику было невозможно отличить бога от великана.

Но этот мужчина, путешествующий один и совершенно не скрываясь… В нём было что-то дикое, что-то в его глазах наводило на мысли о дремучих лесах и самых длинных летних ночах. Что-то необузданное, неукрощённое.

Разве он может быть богом?

Он пожал плечами в ответ на её догадку.

– Вроде того. Во всяком случае, сейчас здесь довольно пустынно. Не осталось ни волков, ни их прародительницы-ведьмы…

– Верно. – Она вновь устремила взгляд на лес за рекой, почувствовав укол боли в пустой груди. – Но, быть может, это была я. Быть может, я была их матерью.

– Но ты не помнишь точно?

Она покачала головой:

– Увы.

Между ними повисла тишина, и он пошевелился. У неё возникло ощущение, что он ненавидит, когда разговоры на время стихают; он казался человеком, которому нравится слушать свой голос.

– Что ж, – произнёс он наконец, – хочу, чтобы ты знала, что отныне моя главная цель – не обращать внимание на все твои печальные пророчества, а вместо этого делать всё, что мне заблагорассудится.

– Нельзя просто не обращать внимание на пророчества.

– Можно, если очень постараться.

– Не уверена, что всё так легко.

– Хм… – Он закинул руки за голову, прислонился к дереву и заносчиво заявил: – Может быть, я просто посмекалистее тебя буду.

Она насмешливо покосилась на него.

– И как же тебя тогда зовут, о Хитроумный?

– Я скажу тебе, если ты покажешь мне своё лицо.

– Покажу, если пообещаешь не отпрянуть в ужасе.

– Я уже сказал, что назову тебе своё имя. Больше ничего обещать не могу. Но поверь, желудок у меня здоровый – я ведь собирался съесть твоё сердце.

– Не такое уж моё сердце и мерзкое, поверь.

И всё же она приподняла капюшон, открывая сине-зёленые глаза под тяжёлыми веками и коричневую щетину обожжённых волос. Цвета они были не такого, как у Гулльвейг, но Ангербода решила, что уж это имя и всё, что с ним связано, она должна оставить позади и никогда больше не вспоминать о нём. В её жизни начинался новый период. Уж что-что, а колдовство она отныне будет держать при себе, хватит с неё. Больше никакого сейда, никаких пророчеств, никаких неприятностей. И так за последнее время на несколько жизней вперед набралось.

– А я-то думал, что ты окажешься какой-нибудь отвратительной людоедкой, прячущейся под капюшоном. – Он поднял руки и изобразил пальцами когти. – Троллиха Ангербода, такая уродливая, что мужчины в ужасе отшатываются, взгляни они ей в лицо.

Она закатила глаза.

– Так как тебя зовут? Или ты намерен нарушить своё обещание?

– И в мыслях не было. Я человек слова, Ангербода. Я кровный брат самого Одина, – надменно произнёс он, приложив руку к груди.

Ну началось, подумала колдунья. Не братался на её памяти Один с ётуном, пока она была в Асгарде. Хотя, конечно, это могло произойти столетия назад, в конце концов, она очень мало помнила о своём пребывании в мире асов и почти ничего из того, что было до этого. Возможно, её странный гость просто не присутствовал в той зале, где её сжигали.

Или, быть может, он там был и наблюдал за ней в экстазе. Как и остальные.

– …Поверить не могу, – продолжал он, – что ты порочишь моё доброе имя, намекая, что я клятвопреступник.

– Но не нужно ли мне прежде узнать твоё имя, чтобы порочить его?

– Ты порочишь саму идею моего доброго имени.

– Идею того, что у тебя в принципе есть имя, или того, что это имя доброе?

Он моргнул и округлил губы в немом изумлении.

– Если ты не скажешь мне своё имя, я сама придумаю, как тебя называть, – пригрозила она.

– Ух ты, очень любопытно. – Он обхватил руками колени, как взволнованный ребёнок. – И что же это будет?

– Тебе точно не понравится. Я буду звать тебя самым ужасным именем, какое только смогу придумать, и с помощью своей ведьмовской магии заставлю всех остальных называть тебя так же.

– Ведьмовская магия? Ох, мне сейчас жуть как страшно.

– Не вынуждай меня заставлять тебя это есть, – предостерегающе сказала Ангербода, демонстрируя своё завёрнутое в ткань сердце.

– Хм, может быть, мне сразу так и нужно было сделать. – Он выпрямился и бросил на неё притворно-хищный взгляд. – Может быть, я заполучу твою силу. Ну-ка, отдай обратно.

Женщина отодвинула свёрток подальше, когда он потянулся за ним, и произнесла насколько могла зловеще:

– Или, быть может, случится что-то куда более кошмарное…

– Откуда ты знаешь?

– А я и не знаю. Просто к слову пришлось.

– Ну что ж, полагаю, я не вправе винить тебя за то, что ты хочешь сохранить сердце после всего, что случилось.

– Это уж точно, в обозримом будущем я с ним расставаться не собираюсь. – Она положила сверток обратно на колени и опустила на него взгляд. Никогда больше не расстанусь.

Прошло несколько мгновений. Ведьма снова посмотрела на него – он криво усмехался, глядя на неё. Она неуверенно усмехнулась в ответ, не зная точно, как сейчас выглядит её улыбка, гротескно ли, непривлекательно или просто пугающе. Но улыбка его стала только шире, то ли выдавая все его мысли, то ли ни одной.

– Моё имя, – произнёс он наконец, – Локи Лаувейярсон.

– Ты используешь имя матери вместо отцовского? – переспросила она, так как знала, что Лаувейя – это женское имя.

– Верно. И, честно говоря, я не могу поверить, что ты не слышала обо мне за всё то время, что провела в Асгарде. Боги чересчур уж серьёзны, и временами это наскучивает, поэтому я частенько развлекаюсь, чтобы хоть как-то оживить атмосферу, – в основном, правда, за счёт других, но тут уж как есть. Поделать они с этим ничего не могут, ведь я там остроумнее всех.

– И скромнее, без сомнения, – с невозмутимой искренностью заметила Ангербода.

Локи внимательно посмотрел на неё, словно пытаясь понять, не шутит ли она. Когда выражение её лица не изменилось, его кривая усмешка превратилась в благодарную улыбку.

– Знаешь, Ангербода, – сказал он, – я и правда считаю, что мы подружимся.

Ангербода поселилась на дальневосточной окраине Железного Леса, где деревья практически вплотную прижимались к крутым горам, граничащим с Ётунхеймом. Она наткнулась на поляну у подножия одной из таких гор, где обнаружила выступ скалы, ведущий в пещеру, достаточно большую, чтобы в ней можно было стоять в полный рост. Войдя, она заметила, что в скале над головой была прорублена дыра, а под ней лежали остатки очага.

Всё это место было до дрожи знакомо. Как будто оно ждало именно её.

Она обустроила очаг и сложила длинную печь из камней, которые собрала в лесу. Сама пещера была такого же размера, как любое скромное жильё в Ётунхейме: достаточно просторная для мебели и с большим количеством места для хранения в задней части, где потолок спускался ниже. Днём внутренняя часть пещеры освещалась солнцем, проникающим через вход; ночью женщина поддерживала огонь в печи, разгоняя с помощью него темноту своего нового дома.

– Пещера? – сказал Локи, моргнув, когда она в первый раз провела его внутрь. – А почему бы не построить чертог?

– Я скрываюсь. Чертог был бы слишком заметен.

Локи только пожал плечами. Она подметила, что он и не поинтересовался, от кого же она скрывается, хотя и был одним из них. Ведьма понимала: с тех пор, как он открыл ей, что связан с Одином, она должна быть настороже, но что-то подсказывало ей, что он не тот, кем кажется. И именно это подсознательное чувство удерживало её от бегства в поисках другой пещеры каждый раз, когда он уходил.

---