– Первым делом, – сказал я, – необходимо отменить тот дурацкий закон, и с извинениями вернуть армянской церкви все у нее конфискованное. Затем нужно решительно со всей возможной поспешностью вскрыть уже созревший нарыв и вычистить его, не останавливаясь даже перед самыми радикальными средствами. Разумные требования рабочих следует удовлетворить, алчность промышленников ввести в рамки закона, который вам, Михаил, еще предстоит составить, а дураков-чиновников заменить на вменяемых администраторов, нацеленных на укрепление внутреннего мира в Империи, а не на разжигание свар. Политика «разделяй и властвуй» ущербна в самой своей основе; кстати, вы должны помнить, что сказано по этому поводу в Библии.

– Помню, Сергей Сергеевич, – с серьезным видом ответил Михаил, – царство, разделившееся внутри себя, не устоит.

– Вот именно, – сказал я, – именно поэтому в моем личном прошлом и в прошлом некоторой части моих офицеров не устояла Империя вашего брата Николая, рухнувшая под тяжестью внутренних проблем. Ведь даже неудачи на фронте, которые, казалось бы, и были причиной ее краха, на самом деле проистекали из поразивших государственный организм чисто внутренних неустройств.

– Я вас понимаю, – сказал Михаил, – и сожалею, что не могу лично броситься в Баку разгребать тамошние авгиевы конюшни. Ведь стоит мне на какое-то время оставить позицию в Зимнем дворце, как уже тут может созреть какой-нибудь заговор, вроде декабристского. Очень многие в наших высоких кругах связывали свое будущее благополучие с фигурой моего дяди Владимира Александровича, и еще большее число людей являются сторонниками бездумной ориентации на французские интересы, что я намерен пресечь в самое ближайшее время. А у меня и Тайной канцелярии еще нет, я только начал собирать ее из тех своих Верных, которые имеют к госбезопасному делу определенные наклонности. Не будете ли вы так любезны побыть какое-то время моим полномочным представителем? Соответствующий карт-бланш на все необходимые действия я вам выдам.

На этом мы и договорились. Я отбыл из Зимнего дворца, имея на руках страшную бумагу, вроде той, что в «Трех мушкетерах» кардинал Ришелье вручил миледи. Только мой карт-бланш был именным, и, попади он в чужие руки, ценность его упадет до уровня туалетной бумаги. Но это было еще не все. Также, не колеблясь, Михаил приказал секретарю написать указ об отмене решения его брата конфисковать имущество Апостольской армянской церкви, и один из трех экземпляров этого документа тоже был у меня с собой. Но из Зимнего дворца направился я не в Баку (одному там делать нечего), а… в Порт-Артур, гарнизон которого после разгрома осадной японской армии выпал из активных боевых действий.

20 (7) декабря 1904 год Р.Х., день шестнадцатый, утро. Порт-Артур, ресторан «Ласточка».

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.

Имея на руках карт-бланш, я имел право привлечь к выполнению поставленной задачи кого угодно и на каких угодно условиях. Если мне придется отстранять от власти господина Накашидзе, то на его место надо ставить вменяемого ответственного человека. Если ставить русского – то окажется, что он не знает местной специфики, ставить армянина – ему не будут доверять азербайджанцы, ставить азербайджанца – ему не будут доверять армяне. Единственный выход из такой ситуации – временно, пока не разрядится обстановка, поставить на управление Бакинской губернией дуумвират из уважаемого губернатора-азербайджанца и его товарища (заместителя), не менее уважаемого армянина. И как только я об этом подумал, на ум пришли два Порт-Артурских артиллериста: генерал-майор Самедбек Садыкович Мехмандаров и полковник Иссаак Артемьевич Тахателов. Первый – азербайджанец, второй – армянин, оба одновременно стали моими Верными, а потом перешли под руку Михаила. А потому на их содействие в этом деле я могу рассчитывать с полной гарантией.

Но первым делом в Порт-Артуре я явился в штаб крепости к генералу Кондратенко. Задание заданием, а армейские политесы соблюдать требуется. Прежде чем разговаривать с Мехмандаровым и Тахателовым, вне зависимости от своих полномочий, необходимо поставить об этом в известность их непосредственного начальника.

Роман Исидорович внимательно прочитал предъявленную бумагу, выслушал мою просьбу, а потом, на мгновенье задумавшись (в на самом деле мысленно посоветовавшись со своим патроном Михаилом), ответил, что в любой момент готов предоставить этим двум господам бессрочный отпуск по личным обстоятельствам. Пусть только они сами об этом попросят.

Обоих нужных мне людей я обнаружил не на квартирах, а, к своему величайшему удивлению, в ресторане «Ласточка», считавшемся местом, приличествующим не сухопутным, а морским офицерам. У «сапогов» вроде меня для принятия пищи и банкетов в Порт-Артуре имелось свое заведение – ресторан «Саратов». Но как оказалось, все правильно: недавно на внешнем рейде бросила якоря победоносная русская эскадра, и теперь сухопутное и морское офицерство вперемешку шумно отмечало громкие победы при Эллиотах и на реке Шахэ. Стоило мне там появиться – и главный именинник, каперанг Эссен, громко рявкнул на все собрание:

– Господа офицеры, смирно! Самовластному Артанскому князю, Сергею Сергеевичу Серегину – наше дружное «Ура!»

И что вы думаете – все собрание дружно вскочило и рявкнуло – да так, что зазвенели стекла! Было видно, что этим людям кружит головы отнюдь не вино, а хмельной вкус победы, которого им так не доставало в предшествующие времена.

– Вольно, господа, – сказал я, – поздравляю вас с наступлением окончательного перелома в этой войне. Сейчас подавляющая часть тех сил, которые еще год назад микадо приготовил для того, чтобы оспорить у России звание главной Тихоокеанской державы, уже лежат в земле или покоятся на морском дне. Япония сейчас оказалась в том же положении, что и Франция тридцать пять лет назад после выигранной пруссаками битвы при Седане. Но смею заметить, что японский микадо решился на эту войну не сам по себе. Враждебные России державы выдали нищей Японии кредиты на создание современных армии и флота, а потом науськали свою боевую моську на русского медведя.

– Господин Серегин, – выкрикнул со своего места поручик Борейко, легко узнаваемый по своим выдающимся габаритам, – а какие державы России враждебны?

– Проще сказать, какие ей дружественны, господин поручик, – ответил я, – и ответ на это вопрос будет – никакие.

– А как же Франция? – спросил инженер Рашевский.

– А никак, – отрезал я. – Об этом говорит правило «двадцати четырех часов»^[2] введенное в своих портах к востоку от Коломбо для русских кораблей якобы союзной нам Францией. Заключая союз с Россией, французское правительство ставило себе только одну цель – когда настанет удобный момент, руками русских солдат попробовать вернуть себе утраченные тридцать четыре года назад Эльзас и Лотарингию. Кто-нибудь из вас желает повоевать за интересы французских буржуа, изнеженных будто откормленные каплуны?

– В таком случае я назову вам Болгарию, Сербию и Черногорию! – снова выкрикнул поручик Борейко.

– Ну какие же это державы? – с улыбкой спросил я. – А Болгария к тому же формально является вассалом Оттоманской Порты, а неформально – Австро-Венгерской империи. Сербов и черногорцев я при этом всемерно уважаю, потому что нет народов в мире храбрее их, но братушек так мало, что они даже при своем полном желании в ходе серьезного европейского конфликта не смогут оказать России никакой серьезной помощи. Напротив, России придется спасать сербов, пробиваясь к ним на выручку через территорию Австро-Венгрии. Но худшее заключается в том, что в сербских провластных кругах сейчас бродят мысли о присоединении к Сербии территорий всех славянских наров на Балканах и создании Великосербской империи. Задача дурацкая, потому что эти самые народы отнюдь не желают попадать под власть Белграда, и нереалистичная – оттого, что сербов слишком мало, чтобы достичь этой цели. Большую войну в Европе таким образом устроить можно, а добиться создания хоть сколько-нибудь устойчивого государства – уже нет. Даже если ценой ужасающих жертв сербского народа такое государство и удастся сколотить, то через поколение или два оно с грохотом будет разорвано нарастающими межнациональными противоречиями.

– Так что же, Сергей Сергеевич, вы, с вашими возможностями, бросите сербов на произвол судьбы? – спросил инженер Рашевский.

– Нет, не брошу, – сказал я, – но речь сейчас шла не обо мне, а о Российской империи. И вообще, мое дело – не решать за вас ваши мелкие проблемы, а поставить Российскую империю в такие условия, чтобы она сама могла быстро развиваться и оказать помощь всем, кто смотрит в ее сторону с надеждой. Так что готовьтесь, господа. Спокойное и тихое время кончилось, и большинству из вас еще придется повоевать не раз и не два. Но сейчас я пришел к вам с совершенно конкретной целью – чтобы похитить из ваших рядов двух уважаемых мною людей: генерала Мехмандарова и полковника Тахателова, и переговорить с ними об одном очень важном государственном деле, не терпящем отлагательств. Государственном для Российской империи, а не для меня лично, ибо все свои дела я решаю без посторонней помощи.

И что вы думаете – и тот и другой встали и пошли за мной, не говоря не слова. Не то что некоторые интеллигенты, которые непременно замучили бы меня вопросами.

Шестьсот двенадцатый день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.