– Я навязывала себя. Продавала задешево, как будто меня и полюбить не за что. Наверное, так и есть, – поднимаюсь с места, не в силах выдерживать сочувствующий взгляд Сэм. Определенно, в прошлой жизни она была сестрой милосердия или матерью Терезой!

– Я слишком хорошо тебя знаю, Шестак. Выкладывай, зачем тебе понадобилось возвращаться в город? – прищурившись, спрашивает Саманта. Ее кудрявые черные волосы беспорядочно лежат на плечах, полные губы решительно сомкнуты… С Невской шутки плохи!

– Значит, ты не будешь переубеждать меня? Меня не за что любить, Сэм?

– К черту любовь! Выкладывай, что ты задумала? – Саманта упирает руки в бока, окончательно растеряв умиротворение.

– Я хочу найти Арину.

Глава 2

Баба Дуня месит тесто, чтобы испечь сливовый пирог, а Петр Васильевич перебирает фрукты для варенья. Мы поодаль от них тоже понемногу помогаем с персиками и сливами.

– Ты сумасшедшая, Ди, – выковыривая из фруктов косточки, шепчет Саманта. – Ты сбрендила без мужской ласки, вот что я скажу! Когда ты в последний раз трахалась?

Когда… Очень давно. Так давно, что успела позабыть, каково это – быть с мужчиной. Плавиться в его руках, вздрагивать от жалящих кожу поцелуев, стонать его имя, надрывая голос, чувствовать себя желанной. Нужной. Необходимой. Черт, воспоминания, как радиоактивная волна, отбрасывают меня в прошлое, возвращая иссушающую душу боль. Она, как раковая опухоль, выжгла мое сердце, превратив в пустыню. Бесчувствие. Безмолвие. Запустение. Вот кто я. Никто. Одно короткое слово. Глупые люди ищут любви, не подозревая, что она идет в комплекте с болью. Но я не такая… Я слишком больно обожглась, чтобы наивным мотыльком лететь на этот огонь снова…

– Очень давно, Сэм, – отвечаю так, чтобы не услышала Евдокия Андреевна.

– Как ты объяснишь отцу свое решение? Он был против два года назад, не станет помогать и сейчас.

– Я выросла, Саманта. Обзавелась связями и уважением коллег. Мне не восемнадцать, Сэм. Я могу обойтись без папы, – недовольно фыркаю, бросая персики в таз для варенья.

– Пора жить дальше, Ди. – Сэм мягко сжимает мои кисти. – Найди красавчика и оторвись по полной. Черт, семь лет прошло! Неужели ты думаешь…

– Да, да, я верю! – отбрасываю плоды в сторону и торопливо выхожу на открытую террасу. Рыдания сковывают горло, как костлявая рука. Зачем я вообще завела этот разговор? Мне никто не верит, даже подруга. И вряд ли поверит частный детектив, к которому я намереваюсь идти. Всхлипывания тонут в размеренном плеске волн, подхватываются морским ветром и уносятся прочь, в царство призраков…

Сэм молчит и делает вид, что ничего не случилось. Правильная тактика, скажу я вам. Я сыта по горло пренебрежением и жалостью мужчины, которого искренне любила, и в жалости от подруги нуждаюсь меньше всего. Хотя… Разве он виноват, что не испытывал ко мне ответных чувств? Конечно, нет. А вот я виновата во многом… Если говорить словами Сэм: я боролась за свою любовь как могла. Подло, грязно, неправильно. Да, черт возьми, это все про меня. Поверьте, я устала себя бичевать за неразумные поступки, но и просить прощение мне не перед кем.

– Я пойду поработаю, Саманта, – обиженно поджав губы, произношу я.

– Постой, Шестак. Тебе не мешает позагорать, – усмехается она, растягивая губы в хитрую улыбку и поглаживая свои шоколадные предплечья. Ей – темнокожей красотке – точно загорать не надо!

– Вот сучка, – усмехаюсь и пинаю ее в бок. Вот так мы и миримся. Пожалуй, знойную мулатку я тоже с чистой совестью могу причислить к любящим меня людям.

– Бери ноут, и побежали к морю. Я поплаваю, пока ты будешь писать свою бурду.

Сэм высыпает сахар в медный таз со сливами и передает его Петру Васильевичу. Не успеваю я огрызнуться на ее язвительное замечание в отношении моего романа, Саманта убегает в комнату за пляжными полотенцами. Вы, наверное, подумали, что мне, измученной безответной любовью, впору писать любовный роман? Ха! Как бы не так. Я пишу остросюжетный триллер-боевик с закрученным детективным сюжетом. Главный герой моего романа – одинокий следователь Дарковски. Правда, о своем увлечении писательством я не распространяюсь. Знает только Сэм.

День близится к полудню. Солнце щедро рассыпает золотую крупу по морской поверхности. В глазах рябит от ослепительного свечения похожих на самоцветы солнечных искр. Я надеваю «авиаторы», водружаю на плечи рюкзак с ноутбуком и бутылкой лимонада и торопливо шагаю к небольшой крытой беседке на берегу.

Сэм плетется следом, разговаривая по телефону с клиенткой ее клуба. Саманта Невская – не только острая на язык шикарная мулатка, она владелица клуба йоги и почетный тренер.

Слушать про дзен и самадхи^[1] мне неинтересно, поэтому я ускоряю шаг и оказываюсь в беседке первой. Ставлю ноутбук на табурет, раздеваюсь, щедро обмазываю тело кремом от загара. Пока Сэм болтает по телефону, я проверяю почту.

Счастливые клиентки клиники Шестак шлют мне фото своих носов и подбородков, виртуозно исправленных с помощью моего вмешательства. Разрез глаз, губы, устранение лопоухости, второго подбородка…

Среди десятков благодарственных писем я обнаруживаю послание от незнакомого адресата. И, открыв его, теряю дар речи… Выпучив глаза, перечитываю снова и снова, боясь поверить.

– Ди, ты выглядишь как пьяная обезьяна. Это ты так от порнушки своих клиентов ошалела? Эй, Диана? – Саманта мрачнеет, мгновенно угадав мое состояние. – Что случилось? Кто-то умер? Не молчи!

– «Ваша дочь воспитывается в любящей семье. Пожалуйста, не ищите ее. Если вам небезразлична судьба девочки, прекратите вмешиваться в ее жизнь. Закон на нашей стороне», – дрогнувшим от переполняющих меня эмоций голосом читаю я. – Вот такие дела, Сэм. Арина жива, слышишь? Мне никто не верил, а моя девочка жива!

Глаза Саманты наполняются слезами. Она обнимает меня и гладит по голове. Радуется со мной, задвинув подальше шуточки и скептицизм.

– Кто это пишет, Ди? Расскажи мне, ты что-то накопала, – сбивчиво шепчет Сэм.

Барашки волн бьются о скалы и шипят словно от боли. Белой воздушной пеной покрывают мелкую прибрежную гальку и осыпают щедрой порцией соленых брызг старую лодку Петра Васильевича.

Ты не зря приснилась мне, Ариша… Черт, мне хочется плясать от нетерпения, малышка! Кончики пальцев приятно зудят от предвкушения объятий. Плевать, что ты растешь в «любящей семье» и «закон на нашей стороне». Я хочу, чтобы ты знала, кто твоя мама. Мысли путаются, слова сплетаются в какую-то нечленораздельную кашу. Сэм ждет ответа, а я мычу бессвязно и рыдаю, рыдаю…

– Белоснежка моя. Принцесса Ди. Ты у меня самая лучшая, самая сильная… Не плачь…

– Я писала во все близлежащие детские дома, Саманта. Думаю, директор учреждения проговорилась усыновителям и зачем-то дала мой электронный адрес, – отвечаю, прочистив горло. Я нервно потираю плечи, ежась, словно от холода.

Шезлонг скрипит под тяжестью тела Сэм. Она поднимается, сбрасывает сарафан и тянет меня за руку к морю.

– Пойдем купаться, Шестак. Ежу понятно, что ты не просидишь в Крыму и дня. Сейчас же начнешь шариться по приложениям и искать билеты. Я права?

– Да. Да. Да!

Я счастлива, господи! Взявшись за руки, мы бежим, утопая голыми стопами в раскаленной солнцем гальке. Я бросаюсь в морские объятия и слушаю тихий шелест волн – голоса невидимых призраков, подбадривающих меня…

Саманта слишком хорошо меня знает, чтобы ошибиться. Едва мои ступни касаются прохладной мраморной плитки прихожей, я забываю обо всем… Такая, как есть – соленая после моря, разгоряченная, в мокром купальнике, – я сажусь во главе кухонного стола и распахиваю ноутбук. Мы улетаем сегодня же, и это не обсуждается.

– Ди, ты хотя бы душ прими, солнце, – бросает Сэм, устало поднимаясь по лестнице на второй этаж. – Ты же не выгоняешь меня? А, Диана? – кричит уже из комнаты.

– Ну… Мне бы хотелось, чтобы ты поддержала меня, Сэм. Сюда вернуться ты можешь в любое время! – кричу в пустоту, не отрываясь от экрана. – Я нашла билеты на ночной рейс! Ты меня слышишь, Сэм?

На секунду мне кажется, что мы с Самантой походим на истеричных сестричек из «Золушки» – Дризеллу и Анастасию. Те тоже постоянно ругались и перекрикивали друг друга.

– Ну что вы раскричались как чайки? – разводит руками Евдокия Андреевна. Женщина прихрамывает, устало поправляя неизменный белоснежный фартук. По секрету, их у нее десяток. И меняет она их каждый час.

– Я нашла усыновителей Арины, – выпаливаю, не удосужившись подготовить почву.

– Ох… – Новость лишает бабу Дуню сил. Она беспомощно оседает на кресле, морщится и прижимает руки к груди. – Дианочка, как же так?

Только сердечного приступа сейчас не хватало! Вот я лапша! Бессердечная, эгоистичная дура.

– Сейчас, сейчас, баба Дунечка, сейчас, родная, – бегло отсчитываю двадцать капель корвалола и укладываю женщину на диван. – Что же вы так меня пугаете? Вот как я теперь уеду?

– Все нормально, детка. Это все Петя со своими сливами. Глянь, сколько мы наварили варенья. – Евдокия Андреевна взмахивает слабой кистью в сторону тазов и ведер, остывающих на столешнице. – С собой-то возьмете? Виола любит сливовое. – Баба Дуня некстати вспоминает мою мать.