Мы всей группой сидим в чертильне, как шаловливое студенчество окрестило кабинет черчения, и получаем персональные приговоры – исходники для курсовой по дизелям. Можно сказать, программу развлекательных мероприятий на весь пресловутый ноябрь. Чертильня у нас на третьем этаже и окнами выходит на причал рейсовых катеров, что челноками бегают на Северную сторону и обратно.

Я, если честно, загляделся на них.

Море – восхитительно мрачное! Роковое: стылое, свинцовое, ультрадепрессионное. Как судьбинушка моя студенческая. Тучи над водой – еще мрачнее моря. Нависают над волнами, что Дамоклов меч над фаворитом тирана! Того и гляди рухнут на ни в чем не повинные кораблики, что скучают на рейде.

Под нашими технарскими окнами, ежели направо и наискосок, – виднеется брусчатка площади Нахимова и Графская пристань. Сердце города. Даже… душа, наверное. Хоть что-то в этом унылом ноябрьском мире греет и радует – красоты наши местные! Когда особо тошно – можно, взгрустнув, поглазеть на достопримечательности, за которыми иные туристы едут сюда за тридевять земель.

Ясно вам, туристы? Вы едете, а я тут живу! И учусь… в любимом техникуме. Боже, кого я обманываю?

– Нереально, – в сердцах отмахнулся я от Вовки, закончив любоваться колоннадой парадного прохода и остатками листьев на платане у причальных касс, – чертилка свое дело знает. Неоткуда содрать. Все каналы контрабанды давно перекрыты, и все совпадения чуду подобны.

Если кабинет – чертильня, понятно, как мы называем ее хозяйку.

– Твое дело, – флегматично сказал Вовка. – Я просто видел этот двигун. Своими глазами.

– В смысле двигун… Чертеж?

– Нет, блин. Автопортрет! Работы Айвазовского. Конечно, чертеж!

– Где, Вовка? Душу продам!

– Обойдусь без твоей продажной души. А видел – в Камышах. На «Югрыбе». Я там на практике ерундой страдал, в архиве. И движок этот даже описывал в отчете – ровно три сотни кобыл. Габарит у него до метра в ширину. Так же у тебя в задании?

Я зашуршал калькой.

– Ну. Верно!

– Четырехтактный, обороты полторы тысячи…

– Правильно! О боже…

– Вот видишь. Везет же… людям. И не надо тебе ничего изобретать, метнешься в архив, стащишь чертеж – и готово. Кстати, филиал архива есть тут, неподалеку. В центре почти. А вот у меня, смотри, – он перебросил на мой стол подшивку техзадания, – какая-то мелкашка. Дырчик! «Мал клоп, да вонюч». Это, скорей всего, для бота спасательного движок. Их только у военных искать… да кто ж там мне чего даст?

– Сама-сама-сама, Верунчик, лапушка! Самообслуживание.

– Сам ты… Верунчик.

– Лови!

Я, не заглядывая внутрь, метнул Вовке на доску его толстенный фолиант, где пошагово был расписан весь алгоритм рождения железного монстра – пытка на внимательность. И усидчивость. Попробуй профукать хоть один расчетный коэффициент, коим имя легион, и все труды прахом! Куда проще содрать, если чудом найден готовый прототип. Останется только отдельные параметры в пояснительной записке просчитать в обратную сторону – от результата к вилкам погрешности, где ты, якобы совершенно непреднамеренно, и выбрал нужную цифру. Короче… тоже геморрой, но не наружу, а вовнутрь, что на порядок безболезненней. Кто-то, наверное, содрогнулся…

Ну а Вовка – человечище!

– Я тебе помогу с цифрами, – заявил я великодушно. – У меня сейчас голова – что компьютер!.. В смысле… ЭВМ.

– Скажешь тоже. Нет… покажешь лучше.

– Чего покажу?

– Куда перфокарты засовываешь! Гы-гы-гы!

– Оборжаться.

– Ой, не могу! Повернись, ширинки сзади нет?

Очень смешно.

Хотя… прав Вовчик, подловил хвастуна. А так ему и надо! Голова у него как ЭВМ… это ведь все моя молодая половина отжигает! Пока старикан ворочает в голове свои мудро́ты, юность как ляпнет, так ляпнет чего-нибудь отпадное. Глаз да глаз нужен за этим отморозком. Как же все-таки тяжко уживаться двоим в одном сознании!

И тут же:

– А хочешь, песню новую покажу? – Это вырвалось у меня практически неконтролируемо. – Обалдеешь от темы!

Ну что ты с этим молодняком делать будешь? Неадекват.

– Какую песню? – Вовка явно заинтересовался.

По крайней мере, ржать перестал. Музыка – наше все!

– Группы «Воскресенье». Неизданную!

– Как так?

– Вот так. «Не торопясь упасть» называется. Реально офигеешь!

Не только неизданную, но даже и не написанную… пока. Ох уж эта хвастливая и болтливая молодость! Спалить нас хочешь?

– Мы ж до каникул не играем, – хмуро напомнил мне Вовка, – договорились же.

– Да-да, точно. Это я на радостях. Тогда после сессии покажу. И с аккордами, и с готовым рисунком на басе.

Вовка – басист в нашей группе. Должен заинтересоваться. Что касается меня, то в зоне моей ответственности – соло-гитара. Барабанит и поет в нашей «банде» – Андрюха Лысенко с параллельного курса. Человек-оркестр. Уникум. «Ритмует» Ромик Некрасов. Вон он – сидит за нашими спинами и с тоской рассматривает ноябрьское небо за окном. Прям как я только что. Ромка – известный «лажомет» и мальчик для битья в музыкальном плане. Зато девочкам нравится. Им вообще без разницы – кто и как играет. «Главное, чтобы костюмчик сидел». На Ромке все сидит как на топ-модели. А с гитарой в руках он вообще – бог эллинский. Лицо фирмы!

– Кто ж тебе рисунок-то на басе показал? – ревниво бурчит Вовка, царапая что-то шариковой ручкой на отполированной древесине чертежной доски. – Леша Романов? Или Маргулис? Лично.

– Тебя чертилка убьет, – не стал я вдаваться в полемику. – Чего ты там пачкаешь?

– Макаревича рисую. Похож?

Теперь я тяну шею в сторону Вовкиного стола.

Вовкин «Макаревич» вызывающе похож… на Вовку. Ну и чуть-чуть на Кутикова.

Легкая путаница происходит из-за того, что отечественная пресса в этом времени нас трагически мало балует публикациями о кумирах андеграунда. А на вырезке из какого-то журнала, что Вовка преданно таскает в кармане у сердца, состав группы «Машина времени» не сфотографирован, а… нарисован. Причем очень вольно и приблизительно. У нас чуть до драки не дошло – кто тут Макаревич. Известно кто – тот, кто больше похож на Вовку. Чувак с волосами до плеч и роскошными усами.

Вот сейчас Вовка и рисует Кутикова где ни попадя, искренне считая его Макаревичем. Кстати, сей «портрет» очень легко воспроизводится – очки-капельки, усы и битловская прическа с прямым пробором. Как у Вовки.

Ох, грядут еще разочарования у моего друга!

– Прикрой мазню свою, – прошипел я сквозь зубы. – Чертилка идет.

На пол с грохотом полетело Вовкино техзадание. Басист-истеричка!

– У тебя все в порядке, Микоян?

– Э-э… что вы говорите, Рит-Санна?

Вовка лихорадочно пытается ногой нащупать подшивку на полу, не отрывая локтя от своего «произведения» во славу любимого музыканта.

Нет. Не дотянется. Растяжки не хватит.

Я вздохнул, спрыгнул с табурета-вертушки и поднял папку.

– Держи! – хлопнул техзаданием по столешнице. – У него шок, Маргарита Александровна. Трудное сочетание исходных данных. Видите? Лихорадит человека.

– А у тебя, Караваев, ничего не лихорадит?

– У меня – ничего. Я старше… на полгода. И выдержаннее.

«На полгода». Смешно. Вообще-то на полвека. Без малого…

– Понятно. Это хорошо, что выдержаннее. Значит, спокойно отнесешься к тому, что нужно помочь Егорочкину.

– Чем это?

– У вас одно задание на двоих.

– А… почему?

– Потому что Саша болел и кое-что пропустил. А ты ему поможешь разобраться.

Невиданно! Нашего брата-студента жалеют?..

– Ну-у… В принципе я не против.

– Я знала, что не откажешь.

Ага, попробовал бы только.

Чертилка величаво вернулась на свою кафедру, около которой шумно колготилась стайка под названием «а мне вот тут непонятно». А ко мне, улыбаясь и вихлясто пританцовывая, направился мой нечаянный напарник.

Егорочкин. Саня. Кличка – План.

«План» – потому что чувак рьяно косит под матерого наркомана. До смешного. Думаю, травку он действительно когда-то пробовал, вот и возомнил о себе невесть что. Вообще, в нашей среде всех наркоманов считают… дебилами. Только конченый идиот станет гробить свое молодое здоровье в перспективе непонятного и не совсем оправданного кайфа. Вот бухнуть – это круто. О! Пардон, не «круто» – «ништяк»! «Круто» в этом времени не говорят, разве что… да никто пока не говорит! Я вот только иногда, ловя при этом на себе недоуменные взгляды.

Так вот, «трава» – это не «ништяк». Не говоря уже о «ге́рыче». Это тупо и по-крестьянски. Это… голимо. Лажово, бермудно. Или… что прокатывает во все времена – фигово.

Разумеется, все мы о наркоте чего-то там знаем. «Чего-нибудь и как-нибудь». В частности, благодаря таким вот экземплярам, как Саня План. Они, можно сказать, этакие «популяризаторы зла». Но их беда в том, что серьезно это популяризаторство никто не воспринимает. Так… считают за пустой треп городских сумасшедших. Точнее… деревенских. Психов.

– Ну че, малыши? Мазнем ганджой по бумаге?

---