Д.О.П. (Департамент Особых Проектов)

Борис Батыршин

Часть первая
День открытых дверей

I

Москва, ул. архитектора Казакова

июль 2015-го года.

Я крикнул: «На месте! Уголовный розыск!» – и прыгнул наперерез гружёной сверх всякой разумной меры ВАЗовской «двойки», катящейся прямо в разлитую по стене двухэтажки светящуюся, слабо пульсирующую блямбу.

Четверо мужчин, толкавших машину, замерли в неудобных позах. «Жигуль», проскрипев стёртыми покрышками по тротуару, по инерции вкатился в лиловое сияние – и замер, словно разрезанный светящейся мембраной пополам.

– Стоим, граждане! Предъявляем документы! – скомандовал я официальным голосом, демонстрируя странным нарушителям корочку удостоверения.

«…хотя – что такого они нарушают? Разве хоть один из пунктов уголовного или административного кодексов запрещает запихивать ветхую легковушку в стену?..»

Один из «нарушителей», очень крупный, широкоплечий мужчина с аккуратной бородкой и длинными усами, шагнул мне навстречу. В правой руке он держал увесистый саквояж.

– Погодите, господа полицейские… – начал он, но не договорил – его бесцеремонно перебил невзрачный господин в пенсне.

– Что вы тянете, господа? Не видите, червоточина затухает? Ещё несколько секунд – и будет поздно!

Физиономия владельца пенсне выдавала крайнюю степень тревоги. В руках он, словно спасательный круг, сжимал странную проволочную конструкцию. Я на мгновение скосил глаза – лиловое пятно (червоточина?) тускнело на глазах.

Молодой человек в длинной, старомодной шинели (зачем? На дворе же лето!) выдернул из кармана руку. Грохнул выстрел, парень отпрыгнул в сторону, спиной врезавшись в господина в пенсне. Тот попятился, пытаясь удержать равновесие, взмахнул руками, проволочная штуковина с дребезгом отлетела в сторону и рассыпалась по асфальту. Господин горестно взвыл, и в этот момент саквояж, брошенный его усатым спутником, с размаху ударил мне в грудь – и я спиной вперёд влетел в затухающую лиловую блямбу.

Москва, Гороховская улица,

Апрель 1888 г.

То же самое место.

Алиса качнулась назад, бампер ударил её под колени, и девушка с размаху уселась на плоский капот, каким-то чудом не выпустив из рук драгоценную «искалку». Она едва успела подумать – почему это машина остановилась? – когда в узкий зазор между боком «двойки» и стеной подворотни, в которую загадочным образом обратилась «червоточина», влетел спиной вперёд парень в обнимку с увесистым саквояжем. Она сразу узнала саквояж – минуту назад она видела его в руках Гиляровского. А вот и сам репортёр – возник между стеной подворотни и правой дверцей машины, из ничего, как только что появился незнакомец. Алиса заметила на костяшках кулака Гиляровского знакомый шипастый кастет.

– Куда ж ты влез, яти тебя!.. – прорычал он и двинулся к парню. Тот, не устояв на ногах, с размаху хлопнулся задом на покрывающую двор неровную брусчатку, и теперь сидел, нелепо вытянув перед собой ноги, в обнимку с саквояжем. Физиономия его выражала крайнюю степень то ли испуга, то ли удивления. А может, и того и другого сразу.

В глубине подворотни что-то рассыпчато загрохотало, залязгало. Девушка обернулась – и замерла от неожиданности. Там, где несколько мгновений назад была разлита чёрно-лиловая мгла, в проём подворотни врывались солнечные лучи, освещая нелепо осевшую на задок машину. Причём самого задка не было – «двойку» словно рассекло гигантским ножом, отхватив изрядную часть багажника, и теперь содержимое разрезанных коробок и упаковок с весёлым дребезгом раскатывалось по мостовой. Булыжной, не асфальтированной, отметила девушка.

Секундой позже к этим звукам присоединились крики:

– …Ванятка, глянь-кось, экое диво из подворотни торчит!

– …откель оно тут взялось-то, а?

– …А хто ж яго знает? Ща позырим…

Гиляровский не растерялся – он ловко протиснул свою немаленькую тушу на улицу и грозно взревел, размахивая для убедительности кулаком, с которого успел стащить кастет:

– А ну, кыш отсель, пострелята! Уши надеру, как бог свят!

Трое или четверо мальчишек, чумазых, в суконных поддёвках и высоких картузах – брызнули в стороны, не успев добраться до рассыпанных по мостовой гостинцев из двадцать первого века, старательно заготовленных дядей Юлей. «Кстати, а где он сам? – успела подумать Алиса. – Старик ведь был в разрезанной машине – цел ли он, не зацепила ли его лиловая мембрана? Нет, вот он: сидит на водительском месте, судорожно дёргает ручку дверцы. Бесполезное занятие – машина вплотную прижалась к стене подворотни, и выбираться придётся с противоположной стороны…

Дядя Юля и сам это сообразил – сердито закричал, замахал руками, пытаясь привлечь внимание племянницы. Но все звуки заглушил звонкая трель свистка.

…полиция? Городовые? Или, как у них тут менты называются?..

…так выходит, они уже там?..

Жестяной свисток, издававший пронзительные звуки, сжимал в кулаке бородатый мужик в высоченном картузе и полотняном фартуке, украшенном блестящей медалькой на пёстрой ленте. Кроме свистка работник дореволюционного коммунхоза был вооружён метлой из ивовых прутьев на деревянной ручке, отполированной множеством прикосновений корявых лапищ. Алиса невольно усмехнулась – наверное, на таких вот приспособлениях летали воспитанники одной школы волшебства, скрытой где-то в горах, на севере Англии…

Дворник, казалось, вовсе не был удивлён внезапным появлением гостей из будущего в сопровождении груды высокотехнологичного хлама. Решительно орудуя своим инструментарием, он вместе с Гиляровским расшугал мальчишек. А когда на месте событий возник городовой, солидных габаритов усач в форменной шинели с саблей на боку и шнуром от револьвера на шее, принялся что-то горячо ему объяснять, тыча корявым тёмно-коричневым пальцем то в перегороженную подворотню, то в окна второго этажа. Алиса расслышала только отдельные фразы: «жильцы его степенства господина Овчинникова…», «лисопедная мастерская…» да ещё резанувшее «состоит под особым надзором». И тут же из толпы возникли двое молодых людей с неприметными физиономиями в гражданском платье и принялись вместе с дворником и городовым разгонять зевак: «расходитесь, господа хорошие, неча тут глазеть, не велено!..» Самых настойчивых и любопытных разгоняли плюхами и тычками в спину рукоятью метлы и сабельными ножнами – похоже, нравы тут царили незамысловатые.

Вдоволь насладившись этим зрелищем, Алиса обернулась к искалеченной «двойке». Дядя Юля по-прежнему воевал с дверцей – ему мешали груды коробок, наваленных на пассажирском сиденье. А от подъезда к подворотне уже бежали люди в кожаных фартуках, картузах и тужурках, немедленно вызвавших в памяти Алисы слово «мастеровые». Парень с саквояжем по-прежнему пребывал в ступоре, и Алиса шагнула им навстречу, лихорадочно гадая, что будет говорить – но тут из подворотни во двор протиснулся Гиляровский.

– Слава Богу! – он широко перекрестился и обратился к набегающим «мастеровым». – Ну-ка, живенько, собирайте тут всё и на склад, к господину Семёнову!

– Не извольте беспокоиться, Владимир Лексеич! – бодро ответил первый, судя по виду – начальник. – Всё в лучшем виде сделаем, который уж день вас ожидаем, предупреждены…

И замахал руками в сторону подворотни:

– Фомич, пригляди там, чтобы не растащили чего не надо! Сейчас людей пришлю, всё подберут!

Фомич – так, оказывается, звали дворника – невнятно крикнул что-то в ответ, вновь огласив улицу трелью свистка.

Гиляровский обратился к девушке.

– Как вы, Алиса Николаевна, в порядке? – осведомился он. – Ничего, сейчас поднимемся в фатеру к господину Семёнову, у меня и ключик имеется – отдохнёте, дух переведёте. А я пока с нашим попутчиком побеседую.

И повернулся к незнакомцу. Тот уже поднялся на ноги и ошалело озирался по сторонам – на него, в свою очередь, во все глаза пялились трое молодых людей в синих с блестящими пуговицами форменных шинелях, устроившиеся в середине квадратного дворика, на лавочке, с книгами в руках.

– Ну и откуда вы взялись? – осведомился репортёр вкрадчиво-мягким тоном.

– А… я… что вообще происходит? – молодой человек, наконец, смог выдавить из себя что-то внятное.

– А то, что вы нам чуть всё нам не попортили прыжками своими обезьянскими! – немедленно отозвался Гиляровский. – Ещё немного, и не железяку эту, а вашего покорного слугу пополам бы разрезало!

– Я не знал… простите… я не хотел… – пролепетал парень. Саквояж он по-прежнему прижимал к груди. Репортёр вздохнул, шагнул к нему и отобрал своё имущество. Для этого пришлось по одному разжимать пальцы, судорожно стискивавшие кожаную ручку.

– А коли не знали, чего ж полезли, куда вас не просили? Или в вашей полиции принято сначала делать всякие дурости, а только потом думать? Решительно, ничего не меняется на этом свете…

– Кто-нибудь, наконец, мне поможет? – раздался дребезжащий старческий голос. Алиса обернулась – дядя Юля ухитрился-таки приоткрыть дверцу и высунул из салона голову. Гиляровский расплылся в улыбке.

– Вижу, вы живы-здоровы Юлий Лексаныч? Вот и хорошо, вот и славно! Погодите немного, сейчас вытащим вас…

И, снова обернувшись к незнакомцу, сердито рявкнул:

---