Джабрил презирал саму идею Первой сотни. Он полагал, что это дешевый пиаровский прием, уступка обществу потребления. Вышедшие из университетов революционеры вроде Ромео были уж слишком романтичны в своем идеализме, слишком пренебрежительно относились к компромиссам. Джабрил понимал, что толика продажности в поднимающейся революционной поросли просто необходима.

Нравственные принципы давно уже превратились для Джабрила в пустой звук. Совесть его была абсолютно чиста, как у любого другого, кто верил и знал, что готов отдать душу борьбе за благоденствие человечества. И он никогда не упрекал себя за то, что не забывает в этой борьбе про собственные интересы. Нефтяные шейхи заказывали ему убийство своих политических противников. Приходилось убивать и по заказу правителей новых африканских государств, которые, закончив Оксфорд, научились перепоручать грязную работу другим. Иной раз заказ поступал на очень уважаемых и влиятельных политиков, тех самых людей, которые контролировали в этом мире все, за исключением жизни и смерти.

Об этих деяниях никто из Первой сотни не знал. Джабрил получал деньги от голландских, английских и американских нефтяных компаний, от русской и японской разведок и даже, правда, давным-давно, от американского ЦРУ, за очень специфические убийства. Но все это осталось в прошлом.

Теперь он ни в чем себе не отказывал: аскетизм его не привлекал. В конце концов, ему пришлось познать бедность, хотя и родился он в достаточно состоятельной семье. Он любил хорошее вино и вкусную еду, отдавал предпочтение роскошным отелям, наслаждался азартными играми и частенько уступал прелестям женской плоти. Правда, всякий раз платил за удовольствие деньгами, подарками, личным обаянием. Романтическая любовь вызывала у него ужас.

Несмотря на «революционные слабости», в узких кругах Джабрила ценили прежде всего за силу воли. Он абсолютно не боялся смерти, впрочем, это было свойственно многим террористам, но при этом его, явление уникальное, не страшила и боль. Возможно, поэтому он и отличался такой безжалостностью.

Джабрил на деле доказал и себе, и другим, что это не пустые слова. Его не могли сломить никакие меры физического или психического воздействия. Он пережил тюрьмы Греции, Франции, России, выдержал два месяца допросов израильской службы безопасности, чьи эксперты, по его твердому убеждению, не знали себе равных. Во всех случаях он вышел победителем, возможно, потому, что его тело в стрессовой ситуации становилось нечувствительным к боли. Наконец, все всё поняли: болью Джабрила не пронять.

Выступая же в роли тюремщика, он часто очаровывал своих жертв. И признавал, что нотки безумия, проскальзывающие в его поведении, являлись составной частью и его обаяния, и страха, который он вызывал. А может, причина заключалась в том, что в творимых им жестокостях не было злобы. И тем не менее ему нравилась жизнь. Даже теперь, готовясь к самой опасной операции, он наслаждался улицами Рима, напоенными ароматами цветов, купающимися в сумерках Страстной пятницы под перезвон бесчисленных святых колоколов.

Все шло по плану. Группа Ромео заняла исходные позиции. Группа Джабрила прибывала в Рим в субботу. У каждой была своя конспиративная квартира, связь осуществлялась только через командиров. Джабрил знал, что грядет величайший момент его жизни. Предстоящий первый день Пасхи и последующие дни станут свидетелями создания нового мира.

Он, Джабрил, поведет народы по пути, на который они страшились ступить. Он сбросит власть своих вечно прячущихся в тени хозяев, они станут его пешками, он пожертвует всеми, даже бедным Ромео. Только смерть или нервный срыв могли помешать осуществлению его планов. Или, если смотреть правде в глаза, сотни возможных временных нестыковок. Но ему нравилась сложность операции, изощренность замысла. Джабрил остановился, чтобы полюбоваться на шпили кафедрального собора, счастливые лица горожан Рима, мелодраматические размышления о будущем не выходили у него из головы.

Но, как все люди, которые думают, что могут изменить ход истории собственной волей, собственным умом, собственной силой, Джабрил не уделял должного внимания историческим случайностям и совпадениям, не оценивал возможности того, что могли существовать люди, еще более страшные, чем он. Люди, воспитанные в жестких рамках человеческого общества, скрывающие под маской законопослушания безжалостность и жестокость.

Джабрил наблюдал за набожными и веселыми паломниками, заполонившими улицы Святого города, истово верящими во всемогущество бога, и его охватывало ощущение непобедимости. С гордо поднятой головой он пройдет мимо их всепрощающего бога, нырнет в самые глубины зла, чтобы открыть широкие ворота добру.

Джабрил оказался в одном из бедных районов Рима, где не требовалось особых усилий, чтобы запугать или подкупить людей. К дому, в котором базировалась группа Ромео, он подошел уже в темноте. К старому четырехэтажному зданию примыкал двор, взятый в полукруг каменной стеной. Все квартиры контролировались подпольным революционным движением. Джабрилу открыла дверь одна из трех женщин, входивших в группу Ромео. Тощая, в джинсах и джинсовой рубашке, расстегнутой чуть ли не до пояса. Бюстгальтер она не носила за ненадобностью: округлости грудей не просматривались. В прошлом она участвовала в одной из операций Джабрила. Женщину эту он не любил, но его восхищала ее отвага. Как-то раз они поссорились, но она не отступила ни на шаг.

Звали женщину Энни. Ее черные волосы, подстриженные а-ля принц Вален, подчеркивали блеск черных глаз, оценивающих всех, кто попадался у нее на пути, включая Ромео и Джабрила. Она еще не знала всех деталей операции, но само появление Джабрила подсказало ей, что готовится что-то очень важное. Она коротко улыбнулась, не произнеся ни слова, и закрыла дверь, как только Джабрил переступил порог.

Джабрил с отвращением отметил грязь в доме. Пол в рваных газетах, везде остатки еды, грязные тарелки и стаканы. Группа Ромео состояла исключительно из итальянцев. Женщины отказывались убираться: домашние обязанности противоречили их революционным убеждениям, предполагавшим полное равенство мужчин и женщин. Мужчины, все бывшие студенты, все молодые, соглашались с тем, что у женщин должны быть какие-то права. Но воспитывались они в благополучных семьях, где итальянские мамаши без устали хлопотали по дому. Кроме того, они знали, что группа прикрытия очистит дом от всех оставленных ими следов. Компромисса достигли без проблем: грязь попросту игнорировалась. Раздражал этот компромисс только Джабрила.

– Какие же вы свиньи, – бросил он Энни.

Она смерила Джабрила холодным взглядом.

– Я – не прислуга.

Ответ только подтвердил сложившееся у Джабрила мнение. Она не боялась ни его, ни других мужчин или женщин. Истинная фанатичка, готовая в любой момент взойти на костер.

Ромео сбежал вниз по лестнице, ослепительно красивый, вибрирующий от распирающей его энергии. Энни даже отвела взгляд. Он нежно обнял Джабрила и увлек его во двор, где они присели на маленькую каменную скамью. Ночной воздух благоухал ароматами цветов, до них долетал гул голосов тысяч паломников и туристов, прогуливающихся по римским улицам. А над головами перезванивались церковные колокола, приветствуя приближение субботы, предшествующей первому дню Пасхи.

Ромео закурил.

– Наконец-то наше время пришло, Джабрил. Что бы ни случилось, наши имена навеки останутся в истории.

Романтизм Ромео вызвал у Джабрила смех, жажда славы – легкое презрение.

– Их заклеймят позором, – ответил он. – Мы поставим точку в долгой истории террора. – Джабрил думал об их объятии. С одной стороны, в нем чувствовалась истинная любовь, с другой – торопливость отцеубийц, стоящих над трупом родителя.

На стене, окружавшей двор, горели тусклые фонари, но лица сидящих на скамье скрывались во мраке.

– Со временем они все узнают. – Ромео глубоко затянулся. – Но поймут ли они наши мотивы? Нас назовут психами? Не важно, поэты будущего нас поймут.

– Сейчас мы не можем думать об этом. – Театральность Ромео раздражала его. Возникали сомнения в том, что он сумеет довести порученное дело до конца, хотя право на эту операцию Ромео многократно доказывал в деле. Выглядел он, как киноартист, но на самом деле был очень опасным террористом. Если они с Джабрилом и отличались, то только в одном: Ромео выделяло бесстрашие, Джабрила – хитрость.

Годом раньше они вместе шагали по улице Бейрута. У них на пути лежал бумажный пакет, вроде бы пустой, в пятнах жира от еды, которая когда-то в нем была. Джабрил обошел пакет стороной. Ромео ногой сбросил в ливневую канаву. Они руководствовались разными инстинктами. Джабрил верил, что на этой земле опасность может исходить от всего. Ромео полагал, что ему море по колено.

Конечно, были и другие отличия. Джабрил с маленькими глазками и тяжелой челюстью тянул на урода, Ромео был писаным красавцем. Джабрил гордился своей уродливостью, Ромео стыдился своей красоты. Джабрил всегда понимал, что наивный человек, посвятивший себя политической борьбе, неминуемо погибнет. Ромео пришел к этому выводу много позднее, уже активно участвуя в этой борьбе, с большой неохотой. Его обращение шло от ума.

---