Всего этого можно было бы избежать, если относиться проще к тому, что идёт не по плану. Не насиловать ребёнка едой, когда он отказывается есть. А просто дождаться, когда он проголодается. Не укладывать его спать по 2 часа и стрессовать, а дать возможность ему вдоволь наиграться и устать. Арина родилась достаточно крупной для девочки, но с первых месяцев ее вес медленно набирался и едва граничил с нижним порогом нормы. Конечно это очень беспокоило нас и мы старались всегда накормить ее побольше. Но чем больше усилий я прикладывала, чтобы накормить ее, тем меньший интерес к еде она проявляла.

В год и два месяца, когда наши отношения с мужем достигли полного коллапса, Арина чуть не умерла. Мы делали плановую прививку от кори, краснухи и паротита. В этот день было много препятствий. Сначала у меня не заводилась машина, потом в поликлинике сделали технический перерыв и мы не смогли попасть на прививку. Я все же пошла к врачу и договорилась сделать эту прививку, поскольку не хотелось ехать в другой день. Медсестра оказалась не очень то дружелюбной после моей навязчивой просьбы: «Заходите, у меня мало времени».

Вечер. Арина долго не может уснуть, ворочается в кровати, перекатывается с боку на бок. Я рядом в наушниках слушаю аудиокнигу. Поворачиваю голову и цепенею от шока. Мой ребёнок бьется в судорогах, изо рта идёт пена. Включаю свет и вижу ее сине-фиолетовое лицо. «Андрей, бегом сюда» – он стоит рядом со мной на ватных ногах. Я не знаю, что делать, беру ее на руки и интуитивно поворачиваю голову на бок, чтобы она не подавилась слюной. Арина вся горячая, как батарея. В панике мы даже забыли номер скорой. Я орала на мужа, чтобы хоть как-то вывести его из оцепления, он вызвал скорую. Сказали, ожидайте, минут 10.

10 минут, а ребёнок уже синий, глаза закатились и она где-то уже не с нами. Странно, но плакать не хотелось вообще, я понимала, что сейчас ее жизнь только в наших руках, на счету каждая секунда. Мы не могли себе позволить просто ждать врачей, мы бы себе этого не простили никогда.

Открываю интернет, ввожу в строку «судороги у ребёнка при высокой температуре, первая помощь» и нахожу информацию, как помочь ребенку и сбить температуру. Раздела ее полностью, вынесла на балкон, потом положила на лоб мокрое холодное полотенце. «Арина, Аришенька, Аришаня, живи, слышишь, живи, мы так тебя любим». Это время оказалось просто вечностью, 7 минут ребёнок находился в судорогах, 7 минут она была где-то не с нами. Андрей курил на балконе и тихо плакал, впервые за всю нашу совместную жизнь. Я позвонила маме ночью «Мама, помолись за Аришу, она не приходит в себя». Потом звонила в скорую через каждые две минуты и что-то орала матом про суд, про их безответственность и карму. Судороги начали немного утихать, цвет лица начал возвращаться, сначала стал белым, как полотно, потом чуть розовым.

Арина, Ариша, все хорошо, просыпайся, мы рядом. «Покажи нам, где мама, а папа где?» Арина моргает и смотрит словно сквозь нас. Обнимаем ее, целуем, отпаиваем святой водой, сажаем. Она потихоньку приходит в чувства, испуганно обнимает любимую игрушку-котика. Через 17 минут Скорая приехала. Фельдшер – женщина средних лет не желала выходить из машины под моросящим дождем и ждала, когда водитель припаркуется в двух шагах от крыльца подъезда.

«У вас фебрильные судороги, скорее всего был вирус и на фоне прививки поднялась температура» – сухо отчеканила она.

«Мы сдавали анализы, ребёнок был абсолютно здоров» – она молча пожимает плечами и заполняет бумаги.

Морозовская больница, отделение неврологии, где у каждого третьего ребёнка подобные последствия прививок. Передо мной закрывается скрипучая металлическая дверь с отогнутым листом железа, Арина уже под наркозом на носилках. Делают МРТ мозга на выявление эпилептических очагов. За что? Почему так? Здоровый желанный ребёнок, 9 баллов по Апгару под угрозой эпилепсии. «А кто его знает, что будет дальше, 7 минут в таком состоянии обычно бесследно не проходят, радуйтесь, что хоть так…» – заключил невролог.

Эпилепсию не подтвердили. Но речь пострадала. Арина уже в 9 месяцев начала говорить первые слова, но после случившегося речь до 2,5 лет развивалась слабо. Ее мало, кто понимал. Ежедневные занятия по развитию моторики, логики, памяти. Потом добавился сад, но в самой младшей группе прогресса не было и мы перевели Арину к старшим детям, там то и пошли первые ощутимые сдвиги. Через полгода судороги повторились. Нельзя было допускать температуры выше 37,5. Был риск ее резкого повышения после этой отметки.

Дочка уснула с температурой 37, вполне хорошо себя чувствовала. Я задремала рядом с кроваткой. Просто провалилась в сон, была очень уставшей. Вдруг словно кто-то выдергивает меня из сна, щемит сердце, я резко вскакиваю и у Арины начинаются судороги. Я уже зная, что делать раздеваю ее и обтираю прохладной водой, через пару минут приступ уходит. В этот раз без пены и посинения, все длилось около двух минут.

Снова больница, Арина в одном памперсе, завернутая в байковое одеяло с зайками. Сказали везти не одевая. Обследования уже без МРТ, нас отпускают без госпитализации. Что я чувствовала в тот момент? Дикое чувство вины, я ненавидела себя за то, что уснула, ведь это не входило в мои планы.

Рядом сидела моя тетя: Ты ни в чем не виновата, слышишь, Оленька. Ты устала, ты хорошая мама и вообще все сделала быстро, не растерялась. Ты не можешь вообще не спать, не надо рассказывать мужу, не надо оправдываться, ты, итак, всегда с ней рядом. До 4,5 лет я панически боялась Арининых недомоганий. Всегда в поездки брала с собой жаропонижающее, градусник, температура поднималась буквально за 15 минут, нужно было всегда быть начеку. У мамы нет выходных, нет отпуска и перерывов. Однажды я трое суток не спала. Была температура, поймали вирус, она не сбивалась ниже 38. При этом ребенок чувствовал себя хорошо.

Я понимала, что с вирусом вероятнее всего нас отправят в инфекционку. И чувствовала, что там нам не помогут, к тому же большие риски подцепить инфекцию. В больнице мне также пришлось бы постоянно смотреть за ней, без права на сон. И трое суток я дежурила рядом с ребёнком. Даже в душ и туалет ходила с ней на руках. Ночью заводила будильник на виброрежиме на каждые 15 минут, чтобы не проспать. Не проспать…Клала его себе под ноги. Молилась, медитировала, представляла ее здоровой, смеющейся, бегающей по ромашковому полю с букетом цветов в маленьких ручках.

Я хорошо выучила эти признаки надвигающегося приступа, этот взгляд в пустоту, с поволокой, медленная реакция на речь. Это случалось с нами в пробке, когда жала на тормоз, включала аварийку и заливала ей «Нурофен», на даче у друзей, когда ребёнок в 3 года попросился на руки, обнял меня и ее ладошки обожгли мою шею. Хотя до этого не было никаких признаков недомогания и весь вечер ребёнок веселился и танцевал у костра.

Это время было самым тяжелым в моей жизни, я не наслаждалась материнством, а просто жила в постоянной борьбе за ее здоровье, борьбе с родственниками, которые не были в моей шкуре, не видели через что пережил ребенок, но считали, что Арине нужно продолжать делать прививки. Я не агитирую вас отказываться от прививок. Это индивидуальная ответственность каждого родителя. Через свой опыт я хочу донести до вас, чтобы вы осознанно подходили к своему выбору. Не позволяли подвергать себя чужому давлению, изучали информацию с разных сторон, а не просто безоговорочно следовали чужим предписаниям. Слушали своё материнское сердце, доверяли себе и не перекладывали ответственность на других.

Я начала активно изучать психосоматику, старалась понять, для чего все это свалилось на нашу семью. Сопоставила наши периоды отношений, в которые повторялись эти приступы и поняла, что по факту мы были семьей лишь формально. Жили, как соседи. Мы просто совместно выполняли родительские функции, Андрей обеспечивал нас, покупал Арине игрушки, вкусняшки. Но мы не жили, как счастливые супруги. Даже ели с ним по отдельности. Наша переписка состояла из списка лекарств, да продуктов. Иногда из показателей температуры. Но в ней не было таких вроде избитых, на таких важных вопросов: «Как проходит твой день? Как ты?»

Бесконечные взаимные упреки, словесные перепалки, отсутствие других общих тем для разговора.

Порой пересматривала старые фото, где мы были такие счастливые, легкие, куражные. Любящие. И плакала от обиды и ностальгии по тем отношениям. Дальше был долгий путь возрождения наших отношений. Мы заново учились уделять больше времени и заботиться друг о друге, учились разговаривать без обвинений, кайфовать от семейной жизни. Конечно все это было не просто, но мы видели, как счастлива наша дочка, как быстрее она начинает развиваться и реже болеет, когда мы вместе по-настоящему, а не формально. Как маме хорошо с папой, а как папа торопится с работы домой, чтобы больше времени провести с нами.

Мы перестали все так тщательно подстраивать под ребёнка. Если нам хотелось подольше погулять по хорошей погоде, а Арина не желала спать в коляске, мы продолжали гулять. Да, иногда режим сбивался, но зато мы стали получать от прогулок больше удовольствия. У нас не было няни, обе бабушки работают, но нам хотелось видеть жизнь шире, чем детские площадки и двор. Поэтому мы стали все чаще выбираться втроём в рестораны, кафе и красивые места. Этот отдых отличался от отдыха вдвоём, не всегда все шло по плану, но мы стали более гибкие, учились проще смотреть на жизнь, заранее продумывать все удобства для малышки.