Одно можно сказать о Тингисе. То, как быстро и жестко расправился с пятнадцатитысячным городом, обнесенным прекрасными оборонительными стенами, произвело яркое впечатление и на моих новых подданных, и на еще колеблющихся. Сопротивление окончательно исчезло. Более того, мне с поклоном и без малейшего нажима наперебой стали подносить золотые венки, признавая высшим правителем. На сегодняшний день уже семьдесят четыре весом в добрых двадцать пять талантов.

«Смерть ждет меня, и мы встретимся скоро, – затянули за спиной древнюю песню. – Смерть не забудет меня, и я не опоздаю к ней никогда».

Теперь уже не сотня охраны пела, а гремело по всему легиону, и от звуков мужского хора мурашки бежали по коже. Это исполняют перед боем.

«Встречу с ней даже трус не отменит, я иду. Пусть зовет, я не тороплюсь».

Конечно, это не тот легион. Достаточно знакомое слово, не вызывающее недоуменных вопросов, но совершенно иное содержание.

Три отряда по тысяче человек, разделенные на сотни и десятки. Восемь сотен из десяти в каждом подразделении были обычные пехотинцы, вооруженные гладкоствольными ружьями со штыками. Благодаря последнему они не нуждались в прикрытии пикинерами, и можно было создать на узком участке мощный огневой удар. Одна сотня состояла из застрельщиков, имеющих нарезные стволы. Еще одна считалась элитной. Туда назначались заслуженные ветераны, обученные использовать гранаты и прочие хитрые фокусы. В составе легиона находилась и конница: пять сотен кирасиров от слова «кираса», закрывающая спину и грудь сталью. Они были нужны для таранного удара, и шесть сотен легкой кавалерии, глаза и уши армии. Их подразделения занимались разведкой, шли впереди и прикрывали тылы. Каждая тысяча пехоты имела приданную ей артиллерию: четыре пушки-восьмифунтовки и две шестифунтовых гаубицы. Плюс барабанщики, медики, интенданты, вспомогательные части, на десять человек один обозник. Непременных проституток и маркитанток в составе не считаю. На этих приходилось закрывать глаза, но в военный лагерь их не допускали. Списочного состава набиралось до пяти тысяч. И таких легионов у меня на сегодняшний день два.

Все дело в том, что конницы много, и прекрасной. Из кочевников получаются замечательные бойцы. Но пользы от нее при штурме укрепленных позиций немного. Да и стойкостью не отличаются. К тому же они охотно служат, пока могут разжиться трофеями, и так же легко уходят домой, если не особо добыча велика. Большинство пехоты из бывших крестьян и рабов, которых учить еще и учить. К тому же вооружены они обычно чем попало и грозны исключительно количеством. Особой надежды при столкновении с профессиональным противником на них не питаю. Есть так называемые союзники, вынужденные служить. Доверия к их отрядам не испытываю. Ну еще имеются достаточно стойкие и мотивированные единоверцы. Которых не так много.

Потому и создавал постоянную армию, чтоб было на кого без всяких сомнений опереться. Отбирал из готовых и проверенных боем. Люди первого «Победоносного» и второго «Разрывающего цепи» участвовали в разгроме коалиции Пятидесятиградья с урсами и готовы были идти до конца. Практически все правоверные и, помимо бывших крестьян, больше половины рабы, вольноотпущенники и харатины^[5]. Стать элитой для них многое значило, и дисциплине они подчинялись, не изображая поруганную честь. Легионеры получали стабильное жалованье в отличие от остальных и имели на вооружении однотипное огнестрельное оружие. Фактически мои заводы работали исключительно на армию, даже не на все подразделения. Надо сказать, дорогое удовольствие, лично б не потянул такое количество ружей и пушек, однако оплачивало все государство за счет грабежа врагов. Пока война исправно кормила сама себя.

Наметом к голове колонны примчался всадник, отвлекая от размышлений. Ему сначала перекрыли движение, затем пропустили.

– Этнарх^[6] Аннибал приветствует тебя и просит присоединиться в его шатре для дружеской беседы.

– Ты совсем взрослый стал, Ганон! – говорю с удивлением, глядя в обветренное лицо. Летят годы неизвестно куда.

– Я уже не ребенок, отец, – с отчетливой гордостью заявляет.

Строго говоря, он мне не сын, точнее, приемный, но если не считать юридического заскока насчет наследства, сознательно провел обряд вхождения в семью уже после рождения общих с Олимпиадой детей, чтоб после моей смерти не случилось драки за имущество, но никогда не отличал его в какую-либо сторону. Ни худшую, ни лучшую. Не по годам серьезный мальчишка и не чужой. Возился с ним не меньше, чем со своими. Понятно, до семи лет. В этом возрасте отдают на воспитание родственникам или друзьям. В данном случае он получил первые уроки жизни под началом выходца из кочевников. Для жителей плоскогорья нормально, как и обратное. Уж точно из седла не выпадет и на скаку попадет из лука в цель. А насчет прочего будет видно.

Синий отнюдь не дурак и не случайно пользуется огромным авторитетом в степи. Правда, вот подобное приглашение совсем не смотрится красивым. Не он меня, а я его должен звать на совещание согласно более высокому уровню. Но посланец не зря употребил выражение. На посиделки приятельские вроде зовет, а не разбор. При этом не забывает вставить титул «этнарх», подчеркивая власть над целым районом. Гонец всего лишь голос, слова он обязан повторять четко и без отсебятины. Я в курсе, что Аннибал претендует на так называемые земли нумидийцев и по большей части опирается на туарегов, живущих в южной части того, что на Земле называлось Алжиром. И все ж хочется ему или нет, я император – глава военных сил правоверных. И решать, когда обниматься, тоже стану без дополнительных намеков.

– И прошел «очищение».

Пророчица требовала сознательного выбора, и дети не могли прямо в младенчестве стать правоверными. Нужно было вырасти.

– Я теперь Александр. И уже не комбатан, а аспирант!^[7]

Все ж не удержался и похвастался. А в сочетании с именем матери – Олимпиада – звучит совсем намекающе. Я не против, пусть повторит достижения Македонского.

– Поздравляю, – хлопаю по плечу. Обниматься, сидя на лошадях, не слишком удобно. – Но вот насчет взрослости… – И с иронией интересуюсь: – А почему не пишешь матери? Нужно напоминать регулярно или мне обратиться прямо к твоему наставнику, чтоб он проверял?

– Ну, ты ж знаешь, как ходят письма, – пробормотал Александр, теряя весь апломб.

– Предлагаешь организовать государственную почту? – задумчиво спрашиваю.

Кстати, давно б надо заняться. Полезная вещь.

– Я… нет… не думал…

– А пора б соображать, – говорю без насмешки. – Если взрослый и ответственный мужчина. Жениться еще не надумал?

– Есть девушка. – Он покраснел, аж сквозь загар и смуглую от рождения кожу стало заметно. – А куда мы едем, отец?

Ну да совсем не на встречу с Аннибалом. Подождет.

– Не знаю, чему тебя учил наставник, – говорю серьезно, – но запомни на будущее. Прежде чем обсуждать нечто, хотя б осаду города, требуется осмотреть его укрепления лично, а не полагаться на чьи-то донесения и слова.

Лагерь организовать можно и без меня. Второй легион этим займется согласно распорядку. Тут указаний не требуется. Напротив, если после пяти лет походов и стычек кто-то спросит, в каком порядке ему ставить палатки или рыть отхожие ямы, немедленно уберу с должности как профнепригодного. Любой из командиров начинал максимум с десятника и эту науку изучил на практике. Иногда собственными руками вымеряя расстояние и выкапывая ровик для дерьма. Поэтому могу спокойно проследовать дальше в сопровождении охраны.

В первую очередь меня интересовал выход в море. Здесь прекрасный залив, и, пройдя через Голетту или Горло, судно защищено от любых штормов и ветров. Заритос стоит на берегу озера, способного принять весь флот Средиземноморья. Вода в нем пресная, что достаточно удобно в качестве источника снабжения, однако до берега пришлось прорыть канал, иначе кораблям не пройти. Соленой воде перекрыт путь дамбой, а вот заткнуть дорогу для обеспечения города обычными средствами невозможно. Стены вокруг него футов тридцать высотой, а здесь еще и натыкали артиллерию. Причем, судя по докладам, это не местная самодеятельность. Урсы привезли. У нас была возможность ознакомиться с их творчеством на примере добытых трофеев.

Снаряд оказался странной спиральной формы, да и сам ствол пушки походил на шестигранник, закрученный по спирали^[8]. Ядро летело почти на шесть миль, что совершенно излишне в полевых сражениях, но немаловажно при обороне крепостей и на близком расстоянии очень точно. Хотя нам досталась дюжина целых и шесть серьезно поврежденных экземпляров, повторить их оказалось невозможно. Были какие-то секреты, позволяющие создавать достаточно тонкие стенки и соответственно уменьшать вес. К тому же запас снарядов небольшой и очень быстро подошел бы к концу. Правда, додумались спиливать круглые ядра, делая их гранеными, но понятно, какая морока. К тому же прежние характеристики уже полученных таблиц для стрельбы пришлось переделывать, а точность заметно понизилась.