Отец остановился передо мной. Мой взгляд упал на ожерелье с воротником из бисера – смесь голубого, зеленого и золотого. Он приподнял мой подбородок, от чего челюсть щелкнула по моему языку. Я перевела взгляд на его лицо.

– Поскольку ты прервала уход Джобы, тебе будет поручено рассеять ее прах, – сказал он, ожидая моей реакции.

И снова моя воля оказалась сильнее его.

Отец вновь посмотрел на меня: мускул дрогнул на его челюсти, тонкая верхняя губа скривилась в отвращении. Он пошел прочь. Двое из старших жрецов с трудом поспевали за его пышущей гневом походкой. Мышцы на плечах и спине Атона вздувались с каждым шагом, а горячий ветер развевал его плиссированный белый килт в стороны, как будто пытался столкнуть отца с плоской вершины храма. Как бы мне этого хотелось!

Мужчины исчезли из виду, спустившись по большой лестнице, что вела на каменную улицу, к Дому солнца – дворцу, который когда-то был моим домом, безопасным местом, где я была любима и желанна. Теперь же это место стало не чем иным, как тюрьмой.

Зарина тихо удалилась, подняв голову и расправив плечи. Хоть она и последовала за отцом, но благоразумно держалась от него на расстоянии. Ситали наблюдала, как жрецы заканчивают работу, сметая то, что осталось от Джобы, в большую золотую урну. Один из прислужников отца закрыл огромный сосуд крышкой и поднял его, чтобы лучи Сол отразились от ее идеальной полированной поверхности.

– Наслаждайся своим временем в дюнах, сестра, – насмехалась Ситали. – Скоро ты сама присоединишься к песку.

Я сверкнула глазами:

– А как насчет тебя? Когда Сол выберет Зарину, как думаешь, что будет с тобой, Ситали? Тогда ты ему больше не понадобишься.

Она откинула свои длинные темные волосы с плеча и скрестила руки на груди.

– У отца нет причин убивать меня. Я никогда не противлюсь его воли.

– Возможно, так и есть. Возможно, вместо этого он продаст тебя тому, кто больше заплатит.

Она прищурила свои темные глаза. Я была права, и она это знала. Отец не любил своих дочерей. Он никого не любил, кроме себя и власти, которую давала ему должность Атона.

Меня бы не удивило, если бы он убил нас троих только для того, чтобы Сол не выбрала преемника и оставила его у власти. Я верила, что только страх вызвать гнев богини удерживал отца от подобного.

Ситали оставила меня и последовала за Зариной. Их безупречные платья развевались на сильном ветру, пока они спускались по ступеням храма, мощенных камнем, чтобы войти в Дом солнца. Глава отцовской стражи задержался у подножия лестницы. Он пошел в ногу с Ситали, намереваясь проводить моих сестер домой. Он знал, что лучше не ждать, пока я присоединюсь к ним.

Отец сделал вид, что единственная причина, по которой я понесу Джобу в дюны, заключалась в том, что сегодня я заслужила наказание. Однако никто и так не сомневался, кому из дочерей Атона будет поручено отнести Джобу обратно на песок. В семь лет я унесла в дюны урну с прахом моей матери, а после уносила все остальные. Четвертой, пятой, шестой и седьмой жены отца. Все они были мертвы.

Убиты его руками.

Никто не мог – или, возможно, не хотел – родить ему наследника.

Отец думал, что поручить мне такую жуткую работу было наказанием, но я считала большой привилегией и честью нести пепел и кости женщин, которые ненавидели его. Ибо это нас роднило.

2

Изнуряющая жара, которая давила на нас, медленно спадала. Как только на камне, где лежала Джоба, ничего не осталось и была произнесена тихая молитва Сол, все жрецы, кроме одного, молча удалились в храм, а богиня поднялась выше, возвращаясь к себе на небеса.

Возможно, богиня солнца давала передышку, оставив его в качестве жреца, избранного, чтобы сопроводить меня в дюны.

Киран был моим другом.

Узнай кто-нибудь об этом, даже права и привилегии, связанные с его должностью, не смогли бы спасти парня от отцовского гнева, но Киран отказывался разрывать нашу дружбу только из-за обязательств жреца. А мне не хватало сил отказаться от его доброты и поддержки.

Длинные волосы Кирана были зачесаны назад и аккуратно завязаны на затылке. Он встал, держа в руках тяжелую урну, и терпеливо ждал меня, как сделал бы любой из жрецов. Я направилась к нему, и наши взгляды встретились, но ни один из нас не осмелился заговорить. Не здесь.

Когда Киран посмотрел на мою губу и теперь уже засохшую кровь на моем подбородке, его челюсть сжалась. Кроме этого крошечного намека, ничто не выдавало его чувств. Он оправдывал ожидания других – притворялся доброжелательным, скромным жрецом.

Тем не менее Киран был единственным из служителей, который, как я боялась, однажды обвинит Атона во всех его грехах. День, когда он это сделает, станет для него последним. Я говорила ему об этом много раз. Я бы не смогла прожить эту жизнь без него. Я говорила правду прямо в лицо Кирану, отказываясь что-либо утаивать в те несколько украденных мгновений, когда нам удавалось поговорить. Моменты, которые выпадали все реже по мере того, как мы с сестрами становились старше. С возрастом мои обязанности как Атены и его как жреца продолжали расти, жадно поглощая наше свободное время.

Я взяла тяжелую горячую урну из рук Кирана, заметив волдыри на его ладонях, появившиеся от прикосновения к сосуду. Огонь вредил жрецам, но ненадолго. Киран исцелится еще до того, как мы доберемся до нижней ступеньки. Но Сол не избавила их от временной боли и последствий ее жара. Жрецы были выбраны богиней, но каким образом, я не знала. Было много секретов, которые Киран не мог мне раскрыть, потому что дал клятву Сол.

По центру каждой из четырех стен храма спускалась широкая лестница. Киран последовал за мной вниз по ступеням, противоположным тем, по которым ушла моя семья. Подальше от моего дома. Лестница, по которой мы спустились, не вела ни к каменной дорожке, ни в город. Когда наши ноги оторвались от резного камня, они не нашли ничего, кроме выжженного оранжевого песка, простиравшегося так далеко, что ничего другого просто не было видно. Здесь вздымались дюны, похожие на обугленные волны морей, которые когда-то украшали эти близлежащие земли. Моря, о которых теперь можно было прочитать разве что в больших старинных книгах.

Неужели Сол так ненавидела океаны, что выжгла их, превратив в красные пески, на которых мы построили наш дом?

Я замедлила свой шаг, когда Киран остановился на нижней ступеньке и ловко обернул ноги светлыми полосками ткани. Войди он в дюны босиком, его ноги покрылись бы такими волдырями, что мне пришлось бы нести его обратно на руках. Хотя я и не была слишком хрупкой, мне бы не хватило сил протащить Кирана на то расстояние, которое требовалось, чтобы найти помощь.

Чисто выбритый, с кожей глубокого оливкового оттенка, присущего всем гелиоанцам, он был на несколько дюймов выше меня. Волосы Кирана были обычного темно-каштанового цвета, почти черными. Сосредоточенный на своей задаче, он сжал губы в тонкую линию.

Киран, как и все остальные жрецы, надел золотой килт в честь Сол. Только они не украшали себя так, как это делал отец. Он также настаивал, чтобы мы с сестрами тщательно выбирали наряды. Единственным золотым украшением, которое носил Киран, была манжета на бицепсе, выкованная самой Сол и подаренная ему, когда он принял свои обеты. Отец украл эту идею и стал использовать ее для своих невест. Интересно, значило ли это, что он считал себя таким же важным, как сама богиня солнца?

Я старалась не обращать внимания на то, как изменилось тело Кирана за последний год или около того. То, как он превратился из мальчика в мужчину. На жрецов нельзя было засматриваться. Но даже зная это, осознавая, как это опасно, я на мгновение задумалась, что было бы, если бы Сол не сделала Кирана жрецом и выбрала мою сестру в качестве своего Атона…

Поспешно я прогнала подобные мысли прочь.

Это ничего бы не изменило, – сказала я себе. Киран был сильным, так что, если бы Сол не выбрала его жрецом, парня бы отправили в гвардию и я бы больше никогда его не увидела.

Кроме того, отец мог убить Кирана или использовать его против меня только потому, что мы были друзьями. Что бы он сделал, если бы Киран и я стали чем-то бо́льшим? Оно того не стоило. Мне нужно было поблагодарить Сол за то, что своим поступком она сохранила Кирана в моей жизни, и не желать большего.

Киран выпрямился, довольный тем, как крепко обвязаны его ноги. Мы не разговаривали, пока я вела его. Наши ноги едва оставляли следы на песке, что тонким слоем покрывал основание храма Сол.

Впрочем, вскоре песок сгустился. Ноги глубоко погружались в оранжево-красные песчинки. Мы с трудом пробирались в дюны, взбираясь по их шатким склонам на вершины, где было легче идти.

Их гребни затвердели; нам с Кираном пришлось пробивать ногами дыры в покрытом коркой слое, выжженном поверх вздымающихся песчаных волн.

Ветра, которые развевали одежду моей семьи и килты жрецов, когда те покидали храм, теперь обдували нас.

Когда мы оказались достаточно далеко от храма, полностью поглощенные пустыней, Киран наконец заговорил:

– Ты в порядке?

У меня болела губа.

– Конечно, в порядке.

Чтобы освободить руку, я передвинула урну набок, подпирая ее бедром, и прижала несколько пальцев ко рту, оценивая повреждение.

– Тебе не следовало говорить с ним так смело, – тихо сказал он.

---