Нинка, беги. Психологические мемуары

Нина Случ

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В коллаже на обложке использована фотография:

© AOosthuizen / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

© Нина Случ

Предисловие

Эту книгу я ношу в себе уже несколько лет. Она не давала мне покоя, прорываясь в мыслях в виде повествований и даже отдельных абзацев. Меня останавливали сомнения: нужна ли она и стоит ли её писать? Но поняла, что не будет мне покоя, пока я этого не сделаю. А когда сделаю… книга будет жить своей жизнью, как ребёнок, отдельный от меня, и даже неважно, сколько человек её прочитают и будет ли она кому-то интересна или полезна. Важно то, что я должна её написать. Я теперь знаю, разменяв пятый десяток, что иногда нужно слушать свою интуицию и идти туда, куда тебя что-то тянет. Даже если не понимаешь, что это и зачем.

Издательства просили указывать жанр книги, и я долго не могла определить, что у меня за жанр такой. И остановилась на том, что пусть будут психологические мемуары. В нашей памяти нет ничего случайного. Именно поэтому в кабинете психотерапевта не может быть «случайных» воспоминаний и ассоциаций. То, что тебе кажется случайно запомнившимся и не имеющим никакого влияния на тебя сегодняшнего, на самом деле и составляет твою сущность. И само событие, и тем более оценка, интерпретация, внутреннее отношение к событию – всё это и есть ты.

Переписать биографию нельзя, но можно переосмыслить, осознать корни своих установок, поменять отношение к любому событию из прошлого, возможно, пережить и прочувствовать то, что когда-то осталось подавленным, вытесненным. Одно и то же событие люди запомнят по-разному, и важно понять, чем это событие является именно для тебя. Почему оно запомнилось именно так? Что для тебя значит это воспоминание? Что сегодня в тебе является отголоском той истории?

Истории из этой книги – наглядный пример анализа своего прошлого и его влияния на настоящее. Описываемые события представлены такими, какими они были, и те выводы, которые, как мне кажется, я тогда делала.

Кому может быть интересна такая книга, кроме меня самой и моего психотерапевта? Мне подумалось, что, возможно, мои воспоминания натолкнут кого-либо на анализ собственной жизни: записывая события и имея возможность посмотреть на них с позиции себя сегодняшнего – прекрасный инструмент осознанного подхода к своему прошлому, где целью является изменение поведенческих схем. Исследования в когнитивной терапии подтверждают, что схемы поведения вырабатываются не только в раннем детстве, они могут формироваться в любые периоды жизни. Взрослый человек может изменить своё отношение к событиям, но только с сегодняшнего момента. А для этого событие нужно воскресить, проговорить и по-новому осознать. Возможно, кому-то будет просто интересно прочитать невыдуманную историю жизни кочевницы из Сибири на фоне исторических событий, которые коснулись всех, кому довелось жить в очередную эпоху перемен в России.

Книга содержит пять разделов, озаглавленных по названию городов, в которых происходили события: Саянск, Красноярск, Барнаул, Санкт-Петербург, Москва. Каждая глава посвящена описанию отдельного события и может выступать как самостоятельная история. Разделы и главы расположены в хронологической последовательности, что позволяет выстроить цепь событий в единую историю.

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Важно учиться доверять себе, своим чувствам и не проигрывать варианты своего поведения в прошлой жизни, как «могло бы быть». Гораздо важнее понимать, чем мы сейчас можем повлиять на своё будущее, учитывая предыдущий опыт, сделав выводы и стремясь к изменениям.

1. Саянск

Саянск – это события «до школы» и «во время школы». Сразу после окончания школы я уехала из Саянска.

Когда я начала писать свои воспоминания, мой папа был ещё жив. В этом году, когда я заканчиваю свои записи, папы не стало. Но я решила не редактировать текст и не менять высказывания о папе в настоящем времени. Хочу, чтобы здесь о нём говорилось, что он «есть», а не «был».

Ёжик, мячик и Серёга

Мне пять или шесть лет. Мама и бабушка пошли выбирать подарок ко дню рождения моему двоюродному брату Серёже. Я отправилась с ними. В момент покупки игрушек (имениннику исполнялось четыре или пять лет) я стала просить купить что-то и себе. Что именно я хотела, не помню. Зато запомнила на всю жизнь разыгравшуюся далее драму.

Итак, мне было отказано в покупке игрушки. Тогда я решила прибегнуть к манипуляции (коими пользовалась в детстве достаточно часто) и заявила, что: «Если мне прямо сейчас не купят то, что хочу, то я расскажу Серёге о том, что ему купили на день рождения! Вот прямо сейчас пойду и расскажу!»

К чести мамы и бабушки, на манипуляцию они не поддались, рассчитывая на мою благоразумность. А зря. Не обладала я этим качеством. Я побежала домой впереди всех, увидела Серёжу и Максима (это мой второй двоюродный брат, старший брат Серёжи), гуляющих во дворе, и закричала ещё издалека:

– Я знааю, что тебе подарят!

– Что-о?!

Я подбежала ближе:

– Ёжика и мячик!

Далее последовали детальные расспросы, мы обсудили с братьями все подарки, переключились на какие-то дворовые игры. И я даже забыла о том, что совершила преступление.

Спустя какое-то время мы вернулись домой, и прямо с порога братья задали вопросы взрослым:

– А где мячик?

– А покажите ёжика!

Бабушка ахнула:

– Нинка! Ты всё им рассказала?

– Нет, – соврала я. – Я им сказала только про мяч, а про ёжика не говорила…

Моя обида на не купленную мне игрушку уже ушла, и я понимала, что я преступница. Но уже не хотела ею быть! Но ведь исправить ничего нельзя.

В общем, взрослые были расстроены, а мне было очень стыдно перед ними.

В приступе обиды нельзя предпринимать никаких злобных действий, которые так и рвутся в реализацию. Несмотря на то что я это понимаю, мне до сих пор с трудом это удаётся. Стараюсь контролировать свои эмоции, но держать под контролем гнев и желание сотворить что-нибудь этакое, чтобы «все всё сразу поняли» бывает нелегко.

Не мытьём, так катаньем

В свете предыдущей истории вспомнился ещё один сюжет, связанный с манипулированием родителями. Но за эту историю мне не стыдно. Видимо, запомнилась она мне по другой причине.

Моя бабушка, мамина мама, жила в городе Усолье-Сибирское. Не очень далеко. Один час на автобусе от Саянска до Зимы и четыре часа на электричках, с пересадкой, до Усолья. Это были 80-е, никакие экспресс-поезда ещё не ходили.

Мама периодически ездила в Усолье, иногда брала нас. Однажды зимой по какому-то поводу ей понадобилось туда ехать. Она об этом сказала. Я стала проситься с ней, но она не хотела мотаться по электричкам с ребёнком. Сейчас я её понимаю – есть-пить, писать, холодно-жарко. Зима, на улице мороз -30. Сибирь всё-таки. Тем более, что ехала она всего на день-два по каким-то делам. Помню, что долго уговаривала маму, но отказ получила категорический. Но очень уж мне хотелось! Причин такого хотения не могу припомнить. Подозреваю, что просто так, захотелось и всё. Тогда я дождалась, когда все лягут спать. Оделась в дорогу, притащила своё пальто, зимнюю кроличью шапку и сапоги, сложила всё это рядом с кроватью. Всю ночь не спала и прислушивалась к звукам, ждала, когда у мамы сработает будильник. Когда услышала, что она встала и потихоньку собирается, я оделась и в полном облачении вышла к ней. Мама ахнула. А я заявила, что я тоже поеду!

И поехала. Саму поездку я не запомнила, но запомнила, что иногда для того, чтобы добиться своего, нужно использовать эффектные приёмы убеждения.

Мой Гоша

Мой родной дедушка, отец моей мамы, был убит, когда мама с её сестрой (они двойняшки) были ещё маленькими. Дед возвращался домой с получкой, его ограбили и убили. Моя бабушка осталась с четырьмя детьми на руках, но это другая история. Я хочу рассказать об отчиме своей мамы и моём деде (пусть и неродном) – Гоше. О том, что он мой неродной дед, я узнала, уже будучи подростком, но на моё к нему отношение это никак не повлияло.

Дед был замечательный – большой, очень громкий и матерщинник страшный. Когда-то дед служил на подводной лодке, поэтому использовал «военно-морскую терминологию» с чувством, с толком, со смаком. А бабуля, несмотря на образ глубоко порядочной и интеллигентной женщины-руководителя, имеющая орден Трудового Красного Знамени, тоже умела разговаривать крепко, если того требовалось. Поэтому некоторые выражения я воспринимала как приличные и удивляюсь до сих пор, когда мой муж травмируется каким-либо моим «словцом».

Дед Гоша любил меня так, как, наверное, не любил ни один мужчина в моей жизни. Он обожал меня до потери рассудка. Я отвечала деду взаимностью. Мама рассказывала, что я никого из братьев к нему не подпускала и кричала:

– Это мой Гоша! Не подходи.

---