Здравствуй, дочь

~ 2 ~

– Потому что это такое лекарство. Для взрослых.

И, отставив бокал в мини-бар, снова повернулся к Ане:

– Пойдем на кухню.

Мы в молчании проследовали в указанном мной направлении и когда оказались в просторном помещении, совмещавшем в себе и кухню, и столовую, я жестом пригласил Аню присесть и вопросительно на нее посмотрел.

– Не знаю, с чего и начать… – сказала она.

– Тебе нужна помощь?

– Не мне.

Я ничего не понимал. Просто смотрел на все еще желанную женщину и заранее боялся того момента, когда она выйдет из моего дома и вместе с тем – жизни. А я не смогу ее остановить. Потому что не должен. Потому что у меня нет на это права.

– Давай по порядку, – предложил, заложив руки в карманы брюк. Подальше от искушения поправить черный вьющийся локон, упавший Ане на лоб. Подальше от зудящей потребности ее коснуться.

– Ее зовут Лера, – произнесла она наконец.

– Я уже понял.

– Она – твоя дочь.

На миг я задохнулся. Может, ослышался? Эта девочка – моя дочь? Этого не могло быть. Я ее не заслуживал.

– Ты уверена?

Оскорбительный вопрос. Последняя отчаянная попытка отгородиться и оставить все на своих местах. Последний шанс не допустить того, что преграды, которые воздвигал на своем пути, бесконечно наказывая себя, рухнут в одночасье.

– Можешь сделать какие угодно тесты, – спокойно ответила Аня. – Мне бояться нечего.

– Почему… я узнаю об этом только сейчас? – выдохнул, растерянно запуская пальцы в волосы.

И услышал в ответ то, что было страшнее одиночества и самоистязания. Страшнее всего, что уже пережил в своей жизни.

– Потому что я умираю.

***

– Анна Александровна, ситуация… прямо скажем не очень радужная.

Мой врач снова бегло просмотрел результаты анализов и взглянул на меня.

Вроде бы в глазах было сочувствие, но черт бы все побрал, именно его я видеть не желала.

– Я умру?

Предпочитала знать о подобных перспективах здесь и сейчас. Потому что в коридоре меня дожидалась дочь. Да, в компании с моей мамой, но… Мама, обожающая меня, во-первых, будет раздавлена тем, что я ей скажу совсем скоро. Во-вторых, ей уже за шестьдесят. Родила поздно, можно сказать, совершенно случайно, когда они с отцом уже и не надеялись. Папа ушел слишком рано. И вот теперь я сама была больна.

Сдавать анализы я не собиралась. Чувствовала себя прекрасно, ничто меня не беспокоило. Ровно до тех пор, когда не пришлось пойти в клинику и не сдать кровь. Именно в этот момент выяснилось, что у меня смертельный диагноз.

– Все мы когда-нибудь умрем, – философски изрек врач.

– Вы понимаете, о чем я, – сказала в ответ веско и четко.

– Шансов на выздоровление не так много, Анна Александровна, – ответил врач. – Но если мы прямо сейчас начнем лечение…

Знаете, я часто спрашивала себя о том, что стану делать, если подобное случится. Может, не стоило дергать тигра за усы, но я все же была подвержена подобным сомнениям.

Я задавала себе вопрос – а если вдруг заболела? Что ты сделаешь, Аня? У тебя на руках дочь. О ней никто не позаботится, кроме тебя. Что ты предпримешь? И у меня не оставалось ни единого ответа на эти вопросы.

До этого самого момента.

– Мы его не начнем, – просто сказала, поднимаясь на ноги.

Да, это было жутко малодушно. Да, у меня имелся призрачный шанс, которым я могла воспользоваться. А потом проваляться в палате и уйти, не дав своей дочери и капли того, что я должна была дать.

И кому бы от этого стало легче?

– Знаю, что скорее всего, ничего у нас не получится. Поэтому хочу побыть со своей малышкой максимально долго. Надеюсь, вы меня поймете.

И я вышла из ненавистного кабинета, взаправду рассчитывая на то, то врач меня поймет.

– Лера! Лер, перестань дурачиться. Мы едем к твоему папе, – сказала я как можно жизнерадостнее, на что моя дочь вновь насупилась и отвернулась.

– У меня нет папы, я знаю, – заявила она.

Отвернулась, прижимая к себе плюшевого енота. Странно, но именно эта игрушка нравилась ей как-то особенно.

– Есть. Есть, я же говорила.

Присев на корточки перед дочерью, я взяла ее за плечики и заставила посмотреть на себя. О болезни ей, конечно же, не сообщала. У меня имелся иной план, и я собиралась ему следовать.

– Ладно, – кивнула Лера, прижав к себе игрушку. – Поехали.

И вот теперь я стояла напротив того мужчины, которого любила все эти годы, и от которого была вынуждена скрывать наличие общего ребенка, и признавалась ему в том, что дни мои сочтены.

Конечно, совсем не так я представляла себе эту встречу. Будем честными, я не представляла себе ее вообще.

Мы не должны были увидеться, и если бы не мой диагноз…

– Подожди, – шепнул Васнецов, зарываясь пятерней в волосы на затылке.

Этот жест был таким знакомым, что у меня сердце пропустило удар. Впрочем, я очень быстро взяла себя в руки.

– Ждать я не могу. Нет времени, – ответила ему и, подойдя к дверному проему, взглянула на дочь, которая с упоением смотрела мультики.

Рядом тут же оказался Роман, и от аромата его парфюма у меня начало сносить крышу. Или продолжило – ведь подобное я чувствовала рядом с ним всегда. Даже когда нам нельзя было думать о подобном.

– Аня…

Он глядел на нашу малышку, и в его тоне, которым произнес мое имя, сквозило столько всего…

– Я умираю, Васнецов, – сказала более твердым голосом, но при этом не настолько громко, чтобы это слышала Лера. – И если кто позаботится о нашей дочери – так только ты.

Вновь на лице Романа появилось такое выражение растерянности, что я на миг усомнилась, что поступаю верно. Но выбора у меня не было. Мама просто не сможет быть рядом с Лерой настолько долго, насколько это возможно. Моя смерть ее основательно подкосит, а больше мне обратиться не к кому.

Смерть. Раньше я о ней даже не задумывалась. Но, наверно, в жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, когда он не просто чувствует приближение конца, но и примеряет его на себя. И открещиваться от этого бессмысленно.

– Ань… ты же знаешь, как это все для меня… звучит… черт!

Он растер ладонью лицо, заходил туда и обратно.

Да, я прекрасно понимала, как это все для него звучало. Но ведь у него оставалась Лера. Моя маленькая Лера.

– Я все придумала, – лихорадочно заговорила в ответ, лишь бы Рома не отказался. – Сначала мы будем проводить время вместе. Лера знает, что ты ее папа. Я сказала. Но она пока не верит. Потом, когда она привыкнет, я стану оставлять вас вдвоем дольше. А потом…

Господи, что следовало за этим самым «потом», я даже не могла помыслить.

– Мы найдем врачей! – вместо ответа на мою тираду запальчиво сказал Роман. Подошел ко мне, порывисто обхватил за плечи, сжал с такой силой, что я всхлипнула. И заявил то, что я уже слышала: – Мы найдем самых лучших врачей!

– Я не хочу. Не хочу никаких врачей!

Аня произнесла это почти жалобно. Я ошарашенно уставился на нее, пытаясь понять, не ослышался ли. Что она такое говорила? Какого черта…

Но тут Аня снова всхлипнула и я поддался естественному порыву – обнять ее. Крепко сжал в объятиях, как делал это раньше миллионы раз. Как не позволял себе этого вот уже много лет. И, к своему ужасу, сначала ощутил сопротивление, но рук не разжал. И в этот момент понял, что не смогу сделать этого в принципе. Не смогу снова отпустить.

И не смогу смириться с тем, с чем она сама, похоже, уже смирилась! Не смогу и не хочу.

– Но почему? – мягко спросил, когда она утихла в моих руках.

– Я так и знала, что ты предложишь это, Васнецов.

Я невольно усмехнулся в ответ:

– Ты всегда слишком хорошо меня знала.

Это была правда. Не было времени, кроме тех лет моей мучительной ссылки, когда Аня не находилась рядом. Я помнил ее еще маленькой девочкой, как и она знала меня мальчишкой с ободранными коленками. Жаль только, что я слишком поздно понял, что именно эта женщина мне была нужна.

– Так все-таки почему? – напомнил я о своем вопросе, даже не думая сдаваться.

– Потому что я не хочу – это достаточная причина?

Я принял задумчивый вид, потом решительно покачал головой:

– Нет, это не принимается. Придумай что-нибудь получше.

Она тяжело вздохнула и отстранилась, и я неохотно разжал руки, выпуская ее из надежного кокона. Казалось, если буду вот также держать ее в своих объятиях дальше – смогу отгородить от всего. Но правда состояла в том, что я годами отгораживался от нее самой. И теперь не мог отделаться от мысли, что всего этого могло бы и не случиться, если бы я о ней заботился, как всегда того и хотел.

– Мне дают очень маленький процент на выздоровление, – наконец сказала Аня, отойдя от меня на расстояние и отвернувшись к окну. – И я не хочу потратить последние дни на бесплодные попытки лечения. Я хочу провести их с дочерью – столько, сколько будет отмерено. Это мой выбор.

Я сделал глубокий вдох, пытаясь осознать сказанное. Наверно, ее мотивы можно было понять, но я отказывался их принимать. Слышал лишь главное – шанс есть! А значит, нужно бороться.

– Но ведь вероятность выздороветь есть! – заговорил горячо. – И ею нужно ей воспользоваться. Ради той же Леры! Ты можешь быть рядом с ней еще целую жизнь вместо того, чтобы пробыть считанные дни!

Мне показалось, что Аня снова всхлипнула. Однако, когда она повернулась ко мне лицом, во взгляде ее читалась твердость.