На узкой полке поправила махонькое зеркало с когда-то ярко-розовой пластмассовой оправой цветочком. Пока закипали вода в чайнике и молоко в кастрюле, Аякчаана прихорошилась: переплела косички, распушила челку, белозубо улыбнулась сама себе.

За дверью послышалось шуршание: в мутном дверном стекле мелькнула розовая пижама младшей сестры.

– Не шуми! – Аякчаана, не дожидаясь, пока Оюна всех разбудит, осторожно открыла скрипучую дверь.

– Ты чего будильник не выключила? – Оюна обиженно терла заспанные пухлые щеки. – Я пока его нашла, весь пол в комнате носом пропахала…

– На вот, карауль, чтобы молоко не убежало. – Вместо приветствия Аякчаана подтолкнула сестру к плите, а сама торопливо достала хлеб и принялась его нарезать.

Оюна послушно передвинулась, обреченно вглядываясь в молочную пену через стеклянную крышку.

– Ая, – жалобно позвала.

– Чего тебе?

– А в школе страшно?

– Очень, – хмыкнула Аякчаана.

Это была ее недавняя забава – дразнить сестру. Оюна шла в первый класс и очень волновалась, как у нее всё получится. На рассказы взрослых о том, какая у нее будет замечательная школа, добрая учительница, она с сомнением вздыхала, ведь «эксперт» и «непосредственный участник» событий, старшая сестра, говорила совсем другое. Предупреждала: порют розгами. Это тонкие гибкие веточки. Оюна как-то сорвала себе такую и для пробы ударила по ноге – эффект получился потрясающий: ревела полчаса, потом еще неделю рассматривала продолговатый синяк. Еще старшая сестра рассказывала: есть специальные темные комнаты с пауками и змеями, в которых запирают нерадивых учеников за двойки и плохое поведение. А еще между делом сообщила, что у ее, Оюниной, учительницы есть тайный дар – она умеет превращаться в большую прожорливую жабу с черными бородавками и съедает всех, кто окажется рядом с ней.

Конечно, Оюна смотрела фильмы про школу. Там ничего подобного не было. Но кто его знает, вдруг ее школа – исключение.

И сегодня как раз надо идти в первый класс. Первое сентября. Мама форму погладила. Банты приготовила, большие, белоснежные. И колготки белые. И туфли. И ранец достали – новый, нежно-розовый, с большеглазыми феями с блестящими крылышками за спиной. Вдруг она сегодня получит двойку или сделает что-то не так, и ее, такую нарядную, посадят в ту ужасную комнату с пауками и змеями…

– Да ты уснула, что ли! – Аякчаана сердито посмотрела на нее, ловко снимая с плиты кастрюлю, из которой выплескивалась на белоснежную плиту пушистая пена. – Ничего тебе доверить нельзя! Сказала же – следи, чтоб не убежало! – ругалась она, вытирая дымящиеся лужицы молока, но оно неумолимо темнело, оставляя на белом глянце неаппетитные разводы, а в кухне – едкий запах. – Открой окно!

Оюна подбежала к окну, дернула за раму, та с треском распахнулась, увлекая за собой несколько цветочных горшков. Старшая сестра даже подпрыгнула от неожиданности – конечно, мамины любимые фиалки и эти, как их там… орхидеи.

– Ой, – только и пропела жалобно первоклассница.

– Да ты вообще о чем думаешь? – в гневе крикнула Аякчаана, понимая, что ей сейчас вместо утреннего завтрака придется снова убираться в кухне, пока грязь не разнесли по всему дому.

Оюна горько заплакала.

Дверь скрипнула, пропуская внутрь кухни дедушку.

– Ну, ничего, ничего, – мгновенно оценив обстановку, покачал головой он. – Торопливость еще никому хорошую службу не сыграла.

Оюна шмыгнула носом и полезла в шкафчик под раковиной – за совком и веником, а Аякчаана, бросив оттирать плиту, поспешила взять кружку, сунула в нее пирамидку с чаем, залила кипятком и, заботливо прикрыв крышкой, подала дедушке:

– На, дедушка Учур, выпей, разбудили мы тебя.

– И тебе доброе утро, внученька. – Дедушка улыбнулся. Сухими, в глубоких морщинках пальцами взял кружку, с наслаждением вдохнул ароматный чай. – Что приключилось-то тут у вас?

– Да эта растяпа цветок разбила, – с раздражением буркнула Аякчаана. – Вернее, целых два.

– Не «эта растяпа», а Оюна, – мягко поправил дедушка. – А ты что скажешь, внучка моя младшая?

Оюна, виновато мявшаяся с совком у открытого окна, подняла на дедушку зареванное лицо.

– Я в школу боюсь идти, – прохныкала она, – там злая учительница и комната с пауками!

Дедушка медленно перевел потемневший взгляд, посмотрел на Аякчаану, да так, что дотянулся до самых потаенных уголков ее мыслей, прочитал, будто в открытой книге, как посмеивалась она, обманывая маленькую сестру и пугая.

С глухим стуком поставив чашку на стол, дед поманил к себе:

– Подойди ко мне, Аякчаана.

Она сразу съежилась. Ой, что сейчас буде-е-ет… Шагнула вперед и замерла напротив деда. Будто кол проглотила.

– Зачем сестру пугаешь? – прошептал Учур. – Зачем неправду говоришь? Зачем напраслину на хорошего человека возводишь?

Аякчаана молчала.

Зато Оюна покраснела до кончиков волос, виновато оглядываясь на посеревшее лицо сестры.

– Я ему ничего не говорила! – умоляюще прошептала она одними губами. – Я не знаю, как он узнал…

Учур и это услышал. Его морщинистое лицо стало еще более строгим, а глаза наполнились колючей темнотой, и она тонкими напряженными змеями повисла в воздухе.

– А мне и не надо ничего говорить. Сам все вижу… Оюна, встань ровно! – приказал.

Та замерла.

А дед велел:

– На меня посмотри…

Глаза у Оюны распахнулись, она перестала моргать и, кажется, забыла, как дышать. Руки безвольно повисли вдоль тела. И будто померкло все. Притихли звуки, притушились цвета. По тесной кухоньке в далеком эвенкийском селе растекался запах сырого, покрытого мхами камня. Аякчаана остро почувствовала его – он всегда появлялся, когда дедушка сердился. И это было самое страшное – рассердить дедушку, своего главного заступника и помощника во всех начинаниях и делах. Главного друга и опору. Стыдно-то как. И правда: что это она пристала к малявке?

– Прости! – крикнула Аякчаана и бросилась к нему в ноги.

Обхватив сухие колени, она со всей силой вжалась в них. Запах сырого камня стал медленно отступать, а темнота рассеялась. Оюна тяжело дышала за спиной. Тоже напугалась.

– Прости, дедушка, я же шутила просто, без злой мысли. – Аякчаана подняла голову и жалобно посмотрела на узкое морщинистое лицо.

– Не мне говори «прости», а вот ей. – Он мягко указал на Оюну.

– Оюна, прости, я шутила, когда говорила гадости про школу и про твою учительницу.

Та испуганно перевела взгляд со старшей сестры на дедушку и обратно, но промолчала.

– Не бойся, Оюна, – дедушка снова улыбался, – Аякчаана будет с тобой. Если тебя кто-то обидит или напугает, ей говори… – Он погладил младшую внучку по голове. – Она тебя в обиду не даст… И вот еще что, Аякчаана. – Его тон вдруг стал непривычно деловым. – Ты, как уроки закончатся, сразу домой беги, не задерживайся. К нам гости приедут. Хочу, чтобы ты дома была.

Аякчаана онемела: какие гости? Мама ничего не говорила. А дедушка тем временем медленно встал и, похлопав ее по плечу, добавил:

– Это ко мне гости, внучка. Твоя мама еще о них и не знает.

Он словно читал ее мысли.

Нет. Не так. Он ЧИТАЛ ее мысли.

Ее дедушка Учур был шаманом. Главой эвенкийской общины, одной из самых больших в Якутии. Несколько месяцев он проводил в тайге. Один. Без оружия. Говорят, его даже волки боятся, а медведи поклоняются как равному.

А еще говорят, он усмиряет ветры и властен над всеми водами, ее дедушка Учур.

Глава 2
Гости

Как только закончился классный час и было выдано расписание на первую четверть, Аякчаана выскочила из класса и поторопилась к выходу из здания школы.

– Аякчаана, ты куда мчишься как ужаленная? – захохотали подружки.

Девчонки из параллельного класса уже расположились во дворе школы, заняв удобные скамейки вокруг спортивной площадки. Праздничная линейка позади, поздравления – тоже. Можно посмотреть, как первоклассники резвятся, да обсудить каникулы. Аякчаане очень хотелось, да что там – смертельно хотелось! – с ними задержаться… Еще бы! Три месяца не виделись! Саргыла́на к родственникам уезжала, в Якутск, в зоопарк ходила, в Музей мамонта и в театр. А Кюнне́й вообще в Москве была! На самолете летала…

Аякчаана уже почти свернула к ним, но перед глазами встали темные дедовы глаза, и этого оказалось достаточно, чтобы она поспешила выловить вертлявую младшую сестру из стайки первоклассников. Надо бежать домой.

Оюна весь обратный путь без умолку болтала. Первые минуты три Аякчаана еще слушала ее восторженные возгласы, но после того как сестра в третий раз стала рассказывать, как именно их поприветствовала учительница, как она им улыбнулась, как рассадила, ее мысли сами собой перенеслись к утреннему разговору с дедом.

Что за гости такие? К ним в деревню мало кто приезжает. Дорога плохая, от столицы далеко. Когда-то здесь был большой порт на реке Лена, но его уже лет десять как закрыли, и теперь на неухоженном берегу тут и там валяются кверху днищами прогнившие лодки. Так что заглядывают к ним гости не часто – незачем. Здесь кругом царит запустение и бедность.

Особенно странно звучало то, что даже мама еще ничего не знала. Значит, новость про гостей – не вчерашняя.

Выходит, дедушке ночью видение было.

Аякчаана даже икнула от любопытства и замерла.

Они стояли на небольшом холме, с которого до дома было рукой подать.

– Смотри, – зачарованно прошептала Оюна.

---