Читать онлайн «Паблик [Публичная]»

1.

– Знаешь, Лен, что мне в тебе всегда больше всего нравилось?.. То, что ты никогда не стоишь на месте. Ты всегда развиваешься. А это главное в жизни. Вот кем ты была еще каких-нибудь десять лет назад? Банальной публичной личностью? Ну да, с незаконченным юридическим образованием, конечно, но уж кому-кому, а не тебе рассказывать, как в наших кругах люди образование получают. Но ты сделала себя сама. Да, диплом не получила, но ты нашла выход! Вначале стала юристом-философом. А это уже новый уровень юриспруденции. И, казалось бы, надо было остановиться, ведь именно ты придумала этот термин, так сказать, ввела его в оборот. Это сейчас юрофилов развелось как собак недорезаных, а ты-то стала первопроходцем, сказала новое слово.

– Нерезаных, Инжира. Нерезаных собак.

– Ой, я тебя умоляю!

– Ты же по передатчику вещаешь, Инжиру́ль.

– Какая разница, главное, смысл ясен… Но тебя надо знать. Всего через несколько лет ты уже была юриспрактиком. И это из философов! Таких переходов вообще единицы. Тебе по факту уже даже стал не нужен диплом. И вот, наконец, теперь ты паблик-ин-ло (прим.: public in law, англ. – публичный в законе). И это всего за какой-то косой десяток лет! Я, правда, просто преклоняюсь перед тобой. Ты не только неиссякаемый фонтан идей, но еще и настоящий профессионал по части того, как их вшить людишкам в котелки. Именно поэтому я и здесь.

Инжира смотрела на меня своими большими коровьими глазами. Ее большие коровьи губы, наконец, сомкнулись. В этот момент я думала только о том, как бы они снова не пришли в движение. Каждый раз, когда это происходило, я не могла отвести от ее губ глаз, как ни пыталась. Вначале я пробовала себя уговаривать, что так пялиться на клиента неприлично. Но уговоры никогда не помогали. Тогда я начинала щипать себя за ноги, но тоже без эффекта: мой взгляд все равно оставался приклеенным к ее говорилке. Вроде надо было уже давно привыкнуть, ведь я знала Индиру Равилевну Полухáмскую еще до того, как она переименовалась сначала в Инжиру Равилевну, а потом и в Инжиру Равиолевну. То есть полжизни. Но сил не было. К такому не привыкают.

И вот рот заговорил снова. Я мысленно вспотела от предвкушения, слишком уж хорошо ее знала…

– Не смотри на меня так смущенно, Лен, не думай, я не преувеличиваю. Ты – гений. Это ведь ты подарила мне «Инжиру», просветила деревенщину, что имя – это наше все. Сколько мы с тобой знаем этих Зой, Клав и Матрён, ставших Анжеликами, Джульеттами и Эвелинами? Или, наоборот, Маш, Даш и Наташ, переименовавшихся в Анфис, Фёкл и Степанид… А я такая одна. И меня каждая людишка знает. Вначале мы с тобой имя новое создали, затем программу действий составили, а уж потом и отчество подкорректировали. Тогда-то все и заработало! Как будто ты мне карму подчистила, а не паспортные данные! Сколько у нас балаганов о еде в Авксóме ежедневно проходит? Во-от! Молчишь, киваешь! Как собак недорезаных. А Инжиру знают все. И это только благодаря тебе. Но я не могу просто сидеть и смотреть тебе в рот. Мне тоже надо подтягиваться на новый уровень.

Подумалось, что это еще был вопрос, кто из нас кому смотрел в рот. Точнее, на рот… Я сидела с самым тупым из всех своих выражений, но Инжире казалось, что это было смущением. Хорошо. Я посмотрела в зеркало за ее спиной. Мне надо было увидеть себя со стороны. Раз именно это выражение лица так хорошо отрабатывает, в следующий раз надо будет использовать точно такое же.

– Балаган о еде – это уже не актуально. Сейчас люди такие темы для людишек придумывают, что меня просто зависть берет. Ты слышала, сколько бабок срубили Регина Дубина и Коля Обездоля за прошлый сезон их балагана?

– Это слухи.

– Да, слушай, мне бы даже десятой части такой суммы хватило. Времена меняются. Зарабатывать, просто промывая мозги, уже никому не удается. Честным трудом теперь нормальными суммами не разжиться. Людишки стали до того примитивными, что им трудно что-то промыть. Там пусто, не с чем работать. Да и тупо балаганы уже никого не развлекают. Дожили… Мы теперь должны перед ними плясать, каждый раз придумывать что-нибудь новенькое! И я вот подумала, что хоть мне уже и не двадцать лет, как всем этим новоиспеченным звездам, но все же для меня тоже пришла пора что-то менять. Пока не поздно. И в этот раз я к тебе не за советом, а с идеей.

– То есть все же за советом?

– Не поняла?

Куда уж тебе, подумала я. Но вслух сказала другое.

– Идея, может, у тебя и есть, но что с ней делать, ты не знаешь. Поэтому пришла ко мне.

– Ах, в этом смысле? Да, Лен, тут ты права. Без тебя как без рук.

– Ладно, давай, выкладывай.

– Я считаю, что хватит мне быть Полухамской. Меня всегда эта приставка к фамилии как-то немного удручала. «Полу»… Как будто «недо».

– И какие у тебя мысли? Хочешь стать Хáмской?

– Честно говоря, Лен, да. Думаю, что сейчас как раз самое время. Это будет очень современно. Я останусь эксклюзивной, но при этом перейду на другой уровень. Поэтому балаган о еде надо закрывать. И начинать новый проект, соответствующий имени. Я хочу писáть.

Я решила пошутить:

– Та-ак… Ты уверена? Может, лучше пи́сать? Такого балагана у нас еще не было. И с фамилией будет очень сочетаться.

Не тут-то было… Инжира восприняла мою шутку вполне серьезно:

– Возможно. Эта идея меня тоже посещала. Тема, конечно, отпад, но будет проблема с разнообразием сюжетов. Вначале это, конечно, хайпанёт, тут и к бабке ходить не надо, но скоро наскучит. А вот если начать писáть, то у меня уже есть кое-какие мысли. Я усвоила все, чему ты меня учила: здесь тоже будет нужно имя, название. Предлагаю сделать ставку сразу на первый роман. Нужно, чтобы это была атомная бомба. И у меня есть шикарная идея.

Такая же шикарная, как и все твои идеи, подумала я. У меня засосало не только под ложечкой.

– Но здесь есть одна загвоздка законодательного характера. Без тебя, Лен, никак не обойтись.

Я напряглась всем телом. Похоже, что королева эпатажа в этот раз решила превзойти даже саму себя. Мало ей было в прямом эфире появляться в лифчике с чашками из консервированных патиссонов, провозглашая лозунг: «Чтобы трахать чемпионов – кушай больше патиссонов!». Или в новогоднем видеопоздравлении принимать ванну, наполненную красной икрой, приговаривая: «Пусть мы не профессора, есть зато у нас икра!». Или готовить торт медовик прямо на животе у абсолютно голого самца-осеменителя, чьи деликатесы скрывались от глаз зрителей под шапкой из взбитых сливок. И это опять же в прямом эфире под названием «Медовик-налоговик».

В эту минуту я бросила все силы на контроль над собственной мимикой. Нельзя было выдать Инжире ни намека на реальные мысли. Здесь начинала брезжить перспектива скандала года, и, как ни было печально браться за очередную скверную работенку, раз на горизонте замаячил солидный дивиденд, делать было нечего.

– Говори.

– Я хочу назвать первую книгу «Хий».

Теперь меня бросило уже во вполне себе осязаемый пот. По шее потекла мерзкая холодная капля.

– Ты же знаешь, что в Авксоме это слово к употреблению запрещено.

– Знаю. Но ты ведь паблик-ин-ло, посоветуй, как быть. Неужели мы с тобой и здесь что-нибудь не сообразим?

– Мы с тобой?

– Ну извини, неправильно выразилась. Ты.

– Так выражайся правильно. «Мы с тобой» на хлеб не намажешь. А если я и решусь ввязаться в такой проект, то в плане дохода должна быть очень мотивирована. Тебе следует понимать, что это из ряда вон выходящий случай. На кону может стоять даже вопрос моей репутации.

– Лен, хоть убей меня, но я не считаю, что все так уж серьезно. Ну запрещенное слово, тоже мне трагедия! В конце концов, все мы знаем, что законы пишутся для того, чтобы кто-то нашел, как их обойти. У нас же многое нельзя, что в конечном счете можно. Просто нашелся какой-то фанатик из лингвору́сов, поборник антиматерщины, который протащил запрет на самый верх. Даже не верится, что ему удалось это сделать. Как там вообще на такое согласились? Они ведь давно ни за чем не следят, а тут вдруг раз – и вплоть до лишения.

– Ну ты же должна понимать, что им там наверху надо раздать всем сестрам по серьгам. Для достижения псевдобаланса. Вот они и кинули партии лингворусов эту кость. По факту все говорили, говорят и будут говорить. Но то – речь. А ты предлагаешь вывести такое на обложку книги. Это совсем другое дело.

– Зато ты представляешь, сколько бабок прилетит в случае удачи? Ну, «Хий», Боже, какая трагедия! Был же этот, как его, ну писатель, еще жил недавно… Гоголь-моголь, по-моему… Он же тоже написал сродни этому. «Вий» вроде называется… «Хий», «Вий», почти и разницы-то нет. Неужели нельзя это как-то с точки зрения философской юриспруденции в рамки закона подтянуть?

– Подтянуть можно что угодно и куда угодно. Весь вопрос, какими силами и что ты получишь на выходе. Не проще назвать книгу, например, «Слово из трех букв»? Или «Х» многоточие «Й»? Всем же будет ясно, что имелось в виду. Зато в плане закона трудно будет придраться, особенно если мы с тобой это предварительно согласуем с Авксом-Цензурой. У меня там сейчас как раз есть подходящие люди с современным мышлением.