– Ну начерта этот гадюшник тебе сдался? Я же могу всем обеспечить.

– Вместе со мной работают порядочные люди, – мои нервы натягиваются. Ненавижу, когда кто-то пытается подать себя лучше за счёт других. – Это только тебе вечно было стыдно, что меня узнают твои друзья. Получается, именно их ты и называешь «гадюшником»?

– Вася, всё не так… – он предупреждающе рычит, но я уже не могу остановиться.

– Ну так помни тогда: «Скажи мне, кто твой друг…»

Договорить не успеваю. Алан сносит меня весом к бетонной колонне и прижимает.

– Ты знаешь особенности моей семьи, – шипит, стараясь сдерживать ярость. – Своей самостоятельностью ты лишаешь меня возможности представить тебя отцу.

– Хватит лжи. Да это просто очередная уловка, чтобы переспать со мной, – я усмехаюсь. Осознание, что семья Алана не одобрит меня в качестве его жены, пришло быстро. А парень становился всё агрессивнее в своей страсти. – Пусти. Моё такси приехало.

– Детка, ты не права, – он пытается прижаться к моим губам. – Я допускаю, что мог где-то чересчур давить. Но рядом с тобой у меня с первого дня сносит крышу.

– Мы не вместе! – кричу ему в лицо так громко, что слышу свой голос эхом от стен корпусов. – Не трогай меня!

На нас начинают коситься люди, и он отпускает.

– Уходи! Давай! Ты же лучше под него ляжешь? Да? – зло несётся мне вслед.

Не оборачиваясь, запрыгиваю в такси и захлопываю дверь, разделяя миры. Бабушка говорила, что красота для женщины – тяжёлая ноша. Уже в девятнадцать я познала это утверждение в полной мере.

Откидываюсь на сиденье и прикрываю глаза. Подозреваю, что Алан далеко не единственный, кто думает, что наши отношения с Владимиром не ограничиваются дружескими. В этом есть зерно истины. Я действительно видела этого мужчину разным: пьяным, злым, расстроенным. Но даже в такие моменты он никогда не позволял себе ничего двусмысленного в мой адрес, тем более, грубого. Был у него только один прикол. Когда Володя очень уставал, а телефон начинали обрывать любовницы, он просил меня взять трубку и сказать, что он в душе. Сам же в этот момент с наслаждением поглощал мармеладных червячков, которых тоже покупала ему только я. И мне наплевать с высокой колокольни, кто что думает! Потому что так, как Владимир, обо мне заботился только брат.

Общую картину благопристойности подрывало ещё одно весомое обстоятельство. Анастасия Ивановна – жена моего работодателя. Появлялась она всегда эффектно. У всех сотрудников моментально находились неотложные дела – лишь бы не попадаться ей на глаза. Сомнений в том, что их брак абсолютно фиктивен, не возникало, стоило только один раз увидеть супругов рядом. Поэтому как-то после очередного скандала я поинтересовалась:

– Зачем вы друг друга мучаете? Вы же можете обеспечить её всем необходимым и отпустить.

– В нашем мире, Василиса, бывших жён не бывает. Если женщина вошла один раз в круг доверия, она останется в нём навсегда. Иначе – станет неконтролируема. Ананас будешь?

Владимир часто говорит со мной, как с маленькой девочкой. И это зверски раздражает.

Погружённая в свои мысли, не сразу замечаю, что такси остановилось возле разросшейся, хорошо ухоженной и почти достроенной за прошедший год церкви.

– Спасибо, – подаю водителю деньги и несколько секунд собираюсь с духом, чтобы выйти.

Я думала, что всё отболело, прошло, но нет. Воспоминания душат меня на этом месте каждый раз. Обречённо присаживаюсь на лавку. Когда-нибудь всё забудется, сейчас же лучше перестать сопротивляться и дать прошлому выйти со слезами.

Воспоминания. Год назад…

Запах свежескошенной травы стоял в носу. Мне казалось, что я даже чувствовала её горьковатость на языке. Или это просто желудок… Сегодня впихнуть в себя завтрак снова не получилось, а прийти сюда было изначально глупой затеей. Только тяжелей стало. Несмотря на поддержку соседки, я всё равно чувствовала на себе косые, а то и жалостливые взгляды. Почему если молодая девушка пришла в церковь, то у неё обязательно что-то случилось? На мне не было тёмной одежды – обычный длинный сарафан и цветной платок. Возможно, выдавали припухшие глаза и полное отсутствие макияжа… Я стояла возле забора и не могла ни войти, ни уйти. Как заворожённая смотрела на рабочих, которые разводили побелку и поднимали вёдра вверх по строительным лесам.

– Хороших работников ты прислал, Владимир, – послышался певучий низкий голос.

По дорожке к выходу шли батюшка и немолодой мужчина. Белоснежное поло, светлые джинсы, поблёскивающие золотом часы на руке, зажатый в ладони брелок сигнализации – всё говорило об особенном положении гостя. Определённо меценат. Один из решивших задуматься о душе.

– Думаю, что на этой неделе стены закончат, дай Бог погоду хорошую, и на внутреннюю отделку перейдут. Для меня самое главное, что их подгонять не надо. Своей работы хватает. Матушка их раз в день обедом кормит.

– Добро, отец Иннокентий, поеду я. Дел много. На всё, что непредвиденное тратят, ты чеки собирай. На следующей неделе заеду обязательно…

Неожиданно аромат тюльпанов с клумбы, возле которой я зависла, становится удушающим. Голоса, шум строительной техники сливаются в единый гул, и мир начинает «растекаться» цветными пятнами. Я медленно оседаю на асфальт, но в самый последний момент меня подхватывают сильные мужские руки.

– Эй, ты чего удумала? – это тот самый Владимир. – Ну-ка, на лавку давай. Ножками-то шевели. Пей.

Возле моего лица появляется бутылка с водой. Шипучая минералка помогает, и мир начинает возвращать чёткие очертания.

– Спасибо, – дрожащей рукой возвращаю «Боржоми», но почему-то разжимаю пальцы до того момента, как мужчина успевает его перехватить. Минералка выплёскивается на джинсы, а бутылка улетает в траву. – Простите… – всхлипываю я.

Эта последняя капля окончательно пробивает броню моей выдержки. Падаю лицом в ладони и начинаю рыдать.

– Да что ты будешь делать… – ворчит Владимир. – Беременная, что ли? Чего в обмороки летаешь?

Я отрицательно качаю головой.

– Просто не поела… утром…

– Зовут тебя как?

– Василиса…

– Верующая? Так чего не на службу пришла?

– Неверующая… Первый раз я. Раньше только с бабушкой на Пасху бывала.

Он достаёт сигарету и задумчиво прикуривает, глубоко втягивая дым.

– Вот как мы поступим… Василиса… Ты мне всё по-честному расскажешь, а я подумаю, как тебе помочь.

– Мне не нужна помощь, – я испуганно вскидываюсь, слёзы просыхают, резко поднимаюсь на ноги и со стоном возвращаюсь на место. Тошнота ещё качает сознание.

– Да, – ухмыляется Владимир, – я вижу, что не нужна. Ты много о себе думаешь, Вася. В плане секса я не испытываю к тебе ни малейшего интереса. Вот подкормить – вполне. Тебе восемнадцать есть?

– Девятнадцать.

– Уже легче. Так вот, вряд ли у тебя может быть такая проблема, которую я не в состоянии решить.

– У меня именно такая…

– С самого начала, Василиса…

Повышающийся тон говорит о потере терпения у мужчины. Почему бы и не рассказать? Выговориться тоже бывает полезно.

– Брат погиб неделю назад. Служил по контракту, уже домой скоро было. А тут неожиданно звонит мужик и таким мерзким ровным голосом говорит, чтобы приезжала и тело забирала, – тухну. Язык отказывается шевелиться, но я говорю, глотая стекающие в горло слёзы: – Ничего не рассказали, денег не заплатили, сказали, что сам был виноват, друга спасал… Нужно следующий семестр оплачивать в институте, а на него я даже на свободном посещении не заработаю… Всё в квартире Архипа напоминает. Как ремонт делали, как из деревни переезжали… Соседка сказала, что в этом храме матушка хор женский собирает, мол, стены святые помогают. Я попробовать решила. А они сразу сказали, что не подхожу… Глупая идея была, понимаю. Слабо я на верующую похожа.

Владимир слушает мой сбивчивый рассказ молча. Успевает докурить вторую сигарету, затушить её ботинком и бросить в урну.

– А ты поёшь, значит?

– Колледж культуры закончила по эстрадно-джазовому вокалу…

– Учишься тоже музыке?

– Нет. Брат заставил на языки пойти. Баллов на бюджет заочки хватало, а он упёрся, чтоб только дневное. Архип хотел, чтобы у меня было… – в горле снова начинает образовываться ком, который не получается сглотнуть. – Вот и заработал…

Решаюсь поднять на мужчину глаза. Сед, по-мужски красив, лёгкая небритость, взгляд сканирующий, тяжёлый. Он думает. Носогубная складка глубокая – выдаёт суровый характер. Ему примерно лет шестьдесят, может, чуть меньше.

– У меня есть караоке-клуб. Пойдёшь работать в вечернюю смену. До глубокой ночи задерживаемся, только если корпоратив заказывают, так что будешь успевать высыпаться. С аппаратурой дружишь? Микрофоны подключить, колонки?

– Дружу… – судорожно пытаюсь осознать выгодность предложения, пока мужчина достаёт из пачки третью сигарету и задумчиво крутит её между пальцами.

– Продержишься три месяца – оплачу обучение в институте.

Открываю рот, чтобы его перебить, но Королёв останавливает меня жестом:

---