– Что-то маловато вас, – сказал Олли, поравнявшись с Эрлом.

– Брю говорил, что угробанов всего около тридцати.

– Больше я не видел, – поддакнул паромщик.

По расчётам морки должны были появиться в районе восемнадцатого перехода через пару часов.

Пограничники скорее услышали, чем увидели морков.

Два десятка угробанов тащили здоровенную хрустальную дверь. Ещё десяток был на подмене. Огромноносый вожак подбадривал бегущих, монотонно выкаркивая команды.

Рыжий Эрл глядел из-под руки на приближающегося врага.

– Морки еле прут её. А вон и тюк, про который призрак говорил. Интересно, как они дверь не потеряли, ведь она должна была пропасть…

Другой пограничник посмотрел на противоположный склон лощины.

– Адмирал знак подаёт. Они готовы.

– Ну что ж, тогда как поравняются с нами, атакуем.

Но в этот момент дверь, сверкнув внутренним светом, испарилась. Угробаны застыли в недоумении, озираясь по сторонам, а их вожак в гневе затопал ногами и, извергая ругательства, стал пихать ногами тюк. Внутри кто-то попискивал.

– Даю сигнал, а то этот тыквоносый его убьёт, – сказал Эрл и поднял вверх меч. Закалённая гномьими мастерами сталь блеснула на солнце.

Один из угробанов заметил вспышку на склоне и вскрикнул. В это время прогремел выстрел, потом второй. Вожак с дырою в башке рухнул на землю. Морки, взвыв, обернулись и повыхватывали кривые мечи. Из-за камней противоположного склона на них с криком "Чертополох!" выскочило четыре десятка "морских псов". Впереди, размахивая абордажными саблями, бежали два невысоклика, один в шляпе с перьями, а другой в золоченой кирасе.

Не успели угробаны, ошарашенные гибелью предводителя, опомниться, как им в спину ударили пограничники. Морки заметались, пытаясь разделиться, но без вожака у них ничего не получилось. Вскоре почти все были убиты. Только последние пятеро остервенело набросились на Репейника, горя желанием расквитаться за "тыквоносого" и тем самым вернуть свои чёрные души.

Неуязвимый маленький адмирал рубился как лев. Если бы не волшебный медальон, то Пита давно покрошили в капусту, а так морки, ничего не понимая, падали один за другим.

Когда всё было кончено, кожаная куртка Репейника напоминала решето с бахромой. При этом сам Пит не получил ни одной царапины, только кучу мелких синяков.

– Я уже к ним привыкать стал, – посетовал он. – А куртку уже третью меняю – даже запасную вожу с собой, на всякий случай.

– Усмариловую? – поинтересовался Олли.

– Обижаешь, – гордо ответил Пит, – натуральную.

Виндибур что-то хотел сказать, но не успел.

Воздух вздрогнул. В ту же секунду адмирал Эль-Бурегасского флота, словно крокетный мяч, отлетел примерно туда же, откуда начинал атаку. В том месте, где он находился, прямо перед носом Олли возникла дверь. Она стояла так близко, что лицо ощущало прохладу хрустальной поверхности.

"Фу ты, как я мог про неё забыть!" – подумал невысоклик, осторожно поворачивая голову влево и боясь увидеть что-нибудь страшное.

Но ничего особенного, кроме ног, торчащих из щели между камнями, он не увидел. Сначала дёрнулась одна нога, потом шевельнулась вторая. Потом раздался крик. Питти никак не мог вылезти из трещины. Он застрял, как застревает топор в колоде.

– Вытащите меня! – орал Репейник, дрыгая ногами.

Виндибур что есть сил потянул Пита на себя. Тот застрял так крепко, что не мог даже повернуться. Тогда на выручку подоспели хойбы. Вчетвером гораздо лучше выдёргивать адмиралов из каменных трещин. Репейник с хрустом и скрежетом был освобождён. Кожаная куртка теперь и вовсе напоминала разворошённое воронье гнездо, причем один из рукавов остался в трещине.

Первое, что сказал по поводу произошедшего Пит, было старое невысокликовское ругательство. Звучало оно примерно так: "Пропади пропадом пропальная пропажа на тысячу лет". Затем капитан "Чертополоха" ощупал свою голову и глубокомысленно изрёк:

– С этими дверьми, когда они не на месте, явно что-то не так. Как хотят, так и пропадают.

– И появляются, – добавил Олли, разглядывая шишку на Питовом лбу. – Хорошо, всё-таки, что наши медальоны действуют.

Деревня в Задоле была сожжена. Всюду виднелись следы набега. В живых никого из переселенцев не осталось. Единственный уцелевший оказался малышом-невысокликом из того самого тюка, который несли угробаны. Замотанный в рогожу, он едва не задохнулся. Извлечённый на свет хойбами, малыш испуганно смотрел на них, размазывая по щекам крупные, с горошину, слезы.

– Как тебя зовут, парень? – нарочито бодро спросил Рыжий Эрл.

– Как? – растерянно переспросил малыш.

– Ну да, как твоё имя?

– Лило Темкинс.

Эрл потерпал малыша по голове.

– Однако досталось тебе, Лило. Ну, ничего, всё обойдётся. Иди к своим.

Малыш подошел к Виндибуру и снизу вверх посмотрел ему в глаза.

– Я тебя знаю. Ты Олли Громовержец?

Вдруг он обхватил Оллину ногу и прижался к ней всем тельцем.

– Ты меня не оставишь?

У Олли внутри всё перевернулось, а к горлу подступил ком. Стало трудно дышать. Карие глаза малыша смотрели с такой мольбой и надеждой, что ответить что-нибудь другое было невозможно.

– Конечно же, нет.

Репейник, увидев это, только развёл руками.

– Час от часу не легче… В нашей команде только младенцев не хватало. Эй, а где твои родители?

– Их больше нет, – тихонечко сказал Лило.

Олли так взглянул на Пита, что тот сразу отправился изучать окрестности.

Лило оказался очень смышлёным малышом. Ему ничего не нужно было повторять или заставлять делать, если он считал это правильным. Он умел не путаться под ногами и не задавать глупых вопросов. Но когда нужно, всегда оказывался под рукой.

– Лило, иди ужинать! – говорил кто-нибудь, и мальчишка не заставлял себя ждать.

Уткинсы поселили сироту у себя. Тина с удовольствием взялась за воспитание малыша, хоть так и не смогла определиться, кем себя считать по отношению к этому ребёнку. Он вполне мог быть её младшим братцем, а мог бы… Впрочем, для последнего ей явно не хватало нескольких лет. Но когда Тина наблюдала, как Лило играет с Олли, подобные мысли будоражили воображение.

Даже папаша Уткинс, бурчавший время от времени что-то вроде: "Ну и скорость… Ещё не поженились, а уже ребёнка завели", в общем, ничего не имел против нового родственника. Часто видели, как старый да малый всерьёз спорят, отстаивая свои точки зрения. "Ну, малыш и хваток! – удивлялся Уткинс. – И где только таких находят? Ни за что не сдаётся". Тина только смеялась. С ней-то Лило никогда не спорил.

А между тем день свадьбы близился. Свадьбу назначили на середину последней недели июля. Событие это с нетерпением ждало всё невысокликовское население. Народ был заинтригован и ожидал от чародейской женитьбы чего-то невероятного. А тут ещё и Лило объявился.

Папаша Уткинс стал принимать поздравления за неделю. Даже те переселенцы, с которыми он знакомства никогда не водил, считали своим долгом раскланяться и сказать что-то хорошее. Наконец-то старого Уткинса перестали терзать сомнения, и он успокоился. "Раз общество не против, то почему я должен переживать?" – думал он.

Свадьба у любого народа – свадьба. Даже у гномов. Правда, вряд ли чужеродец получит большое удовольствие от присутствия на подобной церемонии третьего народа. Во всяком случае, на безудержное веселье и бесшабашное застолье можно даже не рассчитывать.

То ли дело у невысокликов. Вся округа сбегается и начинает радоваться так, как будто каждый из гостей в этот день тоже женится или выходит замуж. Конец веселью приходит только тогда, когда последнего пирующего покинут силы. И никто не удивляется, если день на четвёртый молодожёны вдруг обнаружат у себя в кладовке парочку дальних родственников или друзей, продолжающих поднимать тосты.

В день свадьбы жених и невеста не должны видеть друг друга до усаживания гостей за стол. Шафер и подруга невесты приводят их к первому тосту, а самый старый невысоклик из числа почётных приглашённых связывает жениху и невесте руки виноградной лозой. Потом старейшина пьёт первую чарку с отцом невесты, и начинается застолье…

Во дворе Уткинса на этот раз собралось раза в два больше народу, чем во время официального визита Пины. Папаша с утра начал принимать поздравления – ведь на невысокликовских свадьбах подарки дарят родителям. Подношения так и сыпались, да все какие-то пустяковые. Только Дальний Бибус приволок откуда-то огромный оркестровый барабан.

– Вот, – сказал он Уткинсу, – будешь учиться аккомпанировать.

– Кому? – удивился новоиспечённый тесть. – Тебе?

– Зачем мне? Внуку.

Пока Уткинс силился представить себя за барабаном, Лило затряс его за штаны.

– Слышь, деда, ты же глухой, вот и орёшь на всю округу, потому что себя не слышишь: "Лило, иди обедать!" Теперь в барабан тихонько стукнешь, и я прибегу.

Вторая необходимая в хозяйстве вещь поступила от семейства Модлов. Это была старая пожарная каска. Папаша Модл, который, кстати, оказался старейшиной свадьбы, когда-то был бравым хойбилонским пожарным. В ответ на вопросительный взгляд Уткинса старейшина молвил: "А вдруг тебе на голову что-нибудь свалится?"

---