– Подождите секундочку! – я схватила мужчину за руку, и он обернулся так резко, что я пошатнулась.

Быстро восстановив равновесие, я одернула пиджак и сказала:

– Вы должны поступить правильно и отдать мне это место.

Не знаю, почему меня так заклинило. Наверное, потому что не выношу несправедливости. А может, просто надоело, что меня всю неделю отфутболивают.

На его лице было написано недоверие:

– Вы сейчас шутите?

Я даже не собиралась делать вид, что не обиделась. Все в этом парне обижало меня.

– Вы, – я наставила на него указательный палец, выговаривая слова медленно, чтобы его крошечный мозг мог их понять. – Украли. Мое. Место.

– Вы, – он наставил палец на меня. – Чокнутая.

Я задохнулась от возмущения:

– Во-первых, это неправда! Я злая от голода, да. Но это не одно и то же. А во-вторых, вы употребили абсолютно неполиткорректное слово!

Он уставился в пространство поверх моей головы, и мне показалось, что он изо всех сил пытается сдержаться. И, видимо, ему это удалось, потому что через несколько секунд он опустил на меня свои потрясающие глаза и со вздохом сказал:

– Послушайте, все это было бы забавно, если бы не ваша очевидная неуравновешенность. А я сейчас не в том настроении, будучи вынужденным лететь из Глазго в Лондон, из Лондона в Феникс, из Феникса в Бостон, вместо того чтобы из Лондона – прямым рейсом в Бостон, потому что мой помощник – безмозглый кретин, который не слышал о прямых международных рейсах. Поэтому сделайте нам обоим одолжение до того, как я скажу или сделаю что-то, о чем потом пожалею. Уйдите.

– А, так значит, вы не жалеете о том, что обозвали меня чокнутой?

В ответ он снова повторил свое «уйдите».

Я развела руками в знак окончания борьбы. И он ушел, с билетом в первый класс, который по праву принадлежал мне.

Решив, что еда и кофе еще немного подождут, а мне необходимо срочно освежиться (под этим подразумевалось остыть и взять себя в руки), я отправилась на поиски ближайшего туалета. Из окон аэропорта хорошо просматривалась на горизонте Верблюжья гора, и я всей душой желала быть как можно дальше от Феникса и как можно скорее. Именно в этом крылись корни моего нынешнего дурного настроения, и по пути в дамскую комнату мною начало овладевать легкое чувство стыда за свое поведение. Я ведь просто обрушила свои эмоции на этого незнакомца. Конечно, парень был безнадежно груб, но я тоже хороша – раздула из этого целый скандал. В обычном состоянии я бы просто спокойно спросила у сотрудника за стойкой, когда следующий рейс в Бостон и есть ли там свободные места в первом классе.

Но я так хотела скорее улететь домой…

В туалете я, намыливая руки, долго и придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале. Очень хотелось ополоснуть лицо холодной водой, но это значило бы испортить макияж, над которым я основательно потрудилась утром.

Прической я была вполне довольна – мои длинные белокурые волосы, которые я утром накрутила щипцами для завивки, лежали пышными локонами, я только слегка поправила их рукой и перешла к осмотру одежды. Красный костюм был одним из лучших в моем гардеробе: двубортный пиджак с баской и юбка-карандаш по колено. Поскольку пиджак смотрелся наиболее эффектно в застегнутом виде, под ним я носила только тонкий шелковый топик цвета слоновой кости. Не знаю даже, зачем я взяла с собой этот костюм, но поскольку всю последнюю неделю я носила черное, то он оказался сейчас весьма кстати – как акт неповиновения. Или мольба о помощи. Или, что скорее всего, символ отрицания.

Хотя у меня хорошо оплачиваемая работа – дизайнер эксклюзивных интерьеров, – жить в Бостоне довольно дорого даже для меня. Бриллиантовый теннисный браслет^[2] на моем запястье был подарком на восемнадцатилетие от бывшего парня. Когда мы расстались, я перестала его носить, но поскольку для нынешних моих абсурдно богатых и бесспорно успешных клиентов демонстрация подобных дорогих побрякушек является важным доказательством статуса, я снова достала его, почистила, и теперь он мой постоянный спутник.

В последнее время, правда, глядеть на этот браслет мне было больно.

Поморщившись, я перевела взгляд с левого запястья, где сверкал браслет, на правое, где красовались часы Гуччи – подарок моей начальницы Стеллы на год работы в компании.

Что касается черных замшевых лодочек от Джимми Чу, с сексуальными шпильками и изящными тонкими ремешками на щиколотках, то за них (как, впрочем, и за многое другое) я до сих пор не выплатила долг по кредитке. Живи я в любом другом городе, я могла бы позволить себе кучу брендовой обуви за свою шестизначную зарплату, но в Бостоне бо́льшую ее часть пожирала ежемесячная арендная плата за квартиру.

Квартирка у меня, правда, была и в самом деле что надо: почти шестьдесят квадратных метров на Бикон-Хилл^[3]. Точнее, на Маунт-Вернон-стрит, в нескольких минутах пешего пути от парка Бостон-Коммон^[4]. Это удовольствие стоило мне четыре тысячи долларов в месяц. Помимо коммунальных счетов. Я зарабатывала достаточно, чтобы кое-что откладывать после уплаты всех налогов, и все же недостаточно, чтобы позволить себе столько обуви от Джимми Чу, сколько мне хотелось бы.

Так и получилось, что я достигла своего тридцатилетия, имея кое-какие долги по кредитной карте.

Ну так что ж, у большинства моих соотечественников та же самая ситуация, разве нет? Я любовалась своим безупречным отражением в зеркале, упорно игнорируя внутренний голос, который говорил, что большинство людей влезли в долги из-за проблем со здоровьем или потому, что им надо кормить детей. А вовсе не потому, что им нравится жить в запредельно дорогом районе города (каюсь, есть такой грех) или покупать дизайнерскую обувь, чтобы пустить пыль в глаза клиентам.

Я пропустила этот голос мимо ушей, так как не нуждалась в дополнительном самобичевании после пребывания в Фениксе. Я была абсолютно довольна своей жизнью до приезда сюда. Абсолютно довольна своей шикарной квартирой, своими шикарными волосами, своими шикарными туфлями!

И это классное чувство!

Я одернула пиджак и крепче взялась за ручку чемоданчика.

Самоконтроль прежде всего.

Разглядывая красотку в зеркале, я наконец-то расслабилась. Тот мужик за стойкой наверняка был геем, иначе билет в первый класс без вариантов был бы моим.

– А теперь забудь об этом, – прошептала я своему отражению. – Проехали.

И чтобы закрепить настрой, я решила перекусить долгожданным восхитительным средиземноморским салатом и сэндвичем в «Олив энд Айви» – моем любимом ресторанчике в Фениксе. Эта мысль вызвала во мне прилив положительных эмоций.

Просто надо поесть – и все наладится.

Глава вторая

Вселенная все-таки любит меня, подумала я, видя, что хотя бы один свободный стул в «Олив энд Айви» имеется. Маленький ресторанчик пользовался популярностью, поэтому ничего удивительного в этом не было. Рядом со свободным стулом сидела девушка лет двадцати с небольшим, которая внимательно оглядела меня с ног до головы карими глазами и приветливо улыбнулась. Вот и славно. Надеюсь, она придержит для меня место, пока я буду делать заказ. Подходя к стулу, я уже открыла было рот, чтобы попросить ее об одолжении, когда грохот шмякнувшейся на стойку рядом со свободным стулом сумки с ноутбуком заставил меня подскочить.

– Место занято.

Знакомый голос! Я сузила глаза.

Ну уж не-е-ет! Ни за что! Нетушки!!!

Я резко повернулась и уставилась на этот источник раздражения, который внезапно вошел в мою жизнь:

– Да, занято. Мной!

Взгляд шотландца был таким спокойным и невозмутимым, что просто бесил.

– А вы уже купили еду? Я купил. И как клиент, оплативший заказ, думаю, имею бесспорное преимущество перед мелкой вздорной чудачкой с шилом в заднице.

Я хмуро подняла глаза к потолку, призывая небеса в свидетели, и прошептала: «Этого просто не может быть».

– А, ну да, вы не чудачка, просто любите разговаривать сама с собой.

Я перевела взгляд с потолка на него:

– А вы снова выражаетесь абсолютно неполиткорректно.

– Посмотри на меня, детка, – он изящно изогнул губы в усмешке. – Я сам сплошная неполиткорректность.

– Я вам не детка. Это вопиющая фамильярность с вашей стороны.

Он наклонил ко мне голову и буквально приморозил меня своими глазами-льдинками к месту:

– Я больше не желаю препираться с вами на публике. Кыш отсюда!

Что? Кыш? Это он мне? Я кыш?!

Шотландец с силой рванул стул из-под стойки, так что я вынуждена была отскочить или получила бы стулом по ноге. Он заметил мое удивление, и гримаса раздражения на его лице сменилась, к моему недоумению, полным презрением:

– Я понимаю, вы привыкли к тому, что мужчины падают к вашим ногам, поэтому разрешаю вам две секунды поужасаться. Но если через пять секунд вы отсюда не исчезнете, то я вас так расстрою, что долго будете помнить.

– Вы много ругаетесь, – это было единственное, что я смогла сказать в ответ на такую агрессивную неприязнь.

Его лицо потемнело:

– Пять. Четыре. Три…

Я фыркнула и уже развернулась, чтобы уйти, когда кареглазая девушка на соседнем стуле остановила меня, тронув за руку:

– Я как раз заканчиваю. Не хотите занять мое место?

Я тепло улыбнулась ей: