Фазиль. Опыт художественной биографии

Евгений Попов

Михаил Гундарин, Евгений Попов
Фазиль: опыт художественной биографии

© Гундарин М.В., Попов Е.А.

© ООО «Издательство АСТ»

Эх, какой это был замечательный праздник, на который собралась «вся Москва», – не столько постсоветская, сколько еще та, советско-имперская. Как проникновенно выступали в Театре им. Вахтангова знаменитые деятели культуры, официальные лица, абхазские дети и взрослые джигиты! Не хуже, чем солист ансамбля песни и пляски Пата Патарая, – и в жизни, и в книге, и в фильме по некогда запрещенной главе из «Сандро из Чегема» под названием «Пиры Валтасара».

Это был 1999 год. Великому писателю исполнилось семьдесят лет. Всем уже стало ясно – кому не было ясно до сих пор: перед нами живой классик. Может быть, самая бесспорная величина в русской литературе второй половины века.

Век вскоре после юбилея и закончился. После этого Бог дал Искандеру еще шестнадцать лет земной жизни. Но главные свои труды Мастер уже завершил. Они бесценны. И во многом загадочны – как и сама судьба мальчика с имперской окраины, сына перса и абхазки, ставшего, не имея ни капли русской крови, классиком русской литературы.

Предуведомление

ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: На наших глазах мир сходит с ума. Не тот советский, что «во всём мире» плюс «дружба народов», а MIP вообще. Распад! Америка, что всегда была светом в окошке для уставших от «развитого социализма» россиян, целует ботинки неграм и бежит, теряя обмундирование, из Афганистана. Чопорная Англия, как и прочие пуританские страны, охотно венчает однополых, изящная Франция громит собственные архитектурные объекты. Шпана хулиганит по всей Западной Европе. Очень странная пандемия загоняет всю планету в тюрьму. Вранье, фейки, науськивание. Сирия. Украина. И так далее. Нам это надо?

МИХАИЛ ГУНДАРИН: Нам это не надо. Но при чем здесь Фазиль Искандер, который ушел из жизни пять лет назад?

Е.П.: А при том, что я всё время думаю о нем, вспоминаю наши общие дела, встречи, разговоры – и медленно начинаю понимать, что он, пожалуй, был главной литературной персоной конца ХХ века, противостоящей этому распаду. Он не «пас народы», не командовал, не лез в учителя, идеологи или «властители дум», но он ЗДРАВО МЫСЛИЛ и умел излагать эти мысли на бумаге. С помощью своих великих персонажей и Богом ему данного писательского таланта.

М.Г.: Но в это же время существовали Аксенов, Шукшин… Солженицын, наконец, чья главная книга потрясла мир почище, чем «Десять дней, которые потрясли мир» американца Джона Рида, которого Ленин велел похоронить на Красной площади у Кремлевской стены…

Е.П.: Солженицын – это отдельная тема. Перефразируя Евтушенко, можно сказать, что он в России «больше, чем писатель». А вот Аксенов и Шукшин – да. Два великих Василия русской литературы. Фазиль – третий великий. Ведь при крещении в православную веру он взял имя Василий, созвучное имени Фазиль. А «фазиль» в переводе с арабского означает «талантливый, образованный». Видите, всё совпадает. Даже значение каждой буквы в имени:

Ф – умение приспосабливаться, нежность, оригинальность идей, способность приврать;

А – сила и власть;

З – склонность к сомнениям, материальные трудности, неудовлетворенность, высокая интуиция;

И – впечатлительность, реализм, тонкая духовность, миролюбие;

Л – логика, изобретательность, музыкальность;

Ь – способность к классификации, раскладыванию по полочкам.

Понимаете, великий Аксенов – певец распада России, исследователь ее мерзостей и таинственных воспарений, многим казавшийся стилягой, «штатником» и баловнем судьбы. Великий Шукшин – плоть от плоти, душа народная, которая «не жалеет, не зовет» и пытается не плакать. А великий Искандер – ДРУГОЙ. Он не подвержен сиюминутному, непродуманному, невыверенному, не оснащенному вековой мудростью предков. Он – препятствие на пути хаоса, он не склонен к экзальтации, преувеличениям, истерике. Он за эволюцию, а не за «бунт бессмысленный и беспощадный». Родившийся на Кавказе, Искандер – писатель ИМПЕРСКИЙ, и ничего дурного в этом определении нет. Ведь в эпике крохотного горного села Чегем как в капле воды отразились все страсти минувшего века, сюжеты существования людей на огромном имперском пространстве от Владивостока до Калининграда, в которое и Кавказ входит, и Средняя Азия, и Сибирь, и Дальний Восток.

Искандера читающая интеллигенция воспринимала сначала как красивого, но среднего поэта из плеяды «Юности», потом – как сатирика / юмориста / анекдотчика / антисоветчика типа Владимира Войновича. И лишь время определило его подлинный масштаб.

Если искать приблизительные поэтические аналоги, то Аксенов – это будет вам Маяковский конца ХХ века, Есенин обернется Шукшиным, а Искандер окажется скорее Пастернаком, чем Мандельштамом. Ведь он, подобно автору «Доктора Живаго», страдал только за свои тексты, с сильными мира сего дружбу не водил, существовал – с их милостивого разрешения – где-то чуть-чуть в сторонке от крутых реалий действительности, на периферии советского «литературного процесса», диссидентом не был, не спился, не застрелился, слава богу!.. Временами был очень мрачен, если не сказать депрессивен, иногда хохотал своим неповторимым искандеровским смехом.

Его настоящая слава и известность начались на следующий же день после публикации в «Новом мире» повести «Созвездие Козлотура». До этого он был лишь «широко известен в узких кругах». Он не был в числе тогдашних властителей дум – Ахмадулиной, Вознесенского, Евтушенко, Окуджавы, Рождественского. Он стал знаменитым – после «Козлотура», а вот когда приобрел ВЕЛИЧИЕ – трудно сказать. Скорей всего, в 1979 году, после публикации в американском «Ардисе» полного, а не усеченного текста «Сандро из Чегема».

Помню 1979 год. Я пировал на его пятидесятилетии в скромном ресторанчике около метро «Профсоюзная», где тамадой был высокий седобородый Лев Зиновьевич Копелев, которого на следующий год власть выставила за пределы СССР, напоследок угостив фронтовика и сидельца фельетоном «Иуда в роли Дон Кихота».

Думаю, в 1989 году шестидесятилетнему Фазилю было не до юбилеев. Именно в этом году он был избран от оппозиционных сил в тогдашний Верховный Совет СССР, и на два года, единственный раз в жизни, погрузился в политику. Заседал вместе с Андреем Сахаровым, Гавриилом Поповым, Юрием Афанасьевым. Интересно, эти имена что-нибудь говорят сегодня молодым читателям? После самороспуска Верховного Совета в 1991 году никогда больше политикой, слава богу, не занимался.

Так что НАЧАЛО АПОФЕОЗА Фазиля Искандера я отношу к 1999 году. Как легко, раскованно, весело чувствовали себя зрители в зале театра им. Вахтангова! Помню, например, как Юрий Петрович Любимов непонятно зачем пытался всучить юбиляру огромную бутыль водки, которую потом оберегал от неизвестно чьих поползновений абхазский физик и предприниматель Руслан Джопуа, верный друг семейства Искандеров, литературный секретарь Фазиля и помощник депутата во время недолгого «хождения» того во власть.

М.Г.: Моему – последнему советскому – поколению, рожденному на рубеже семидесятых, Искандер стал известен в восьмидесятые. Первым, что я прочитал у Искандера, были «Кролики и удавы». Вещь, нашумевшая даже среди прочих хитов перестройки, но воспринимавшаяся именно в тогдашнем ключе – как высмеивание и ниспровержение. Так, да не так. В этой книге была, во-первых, мысль, а во-вторых, чувство. Мне было лет двадцать, но я и тогда это почувствовал очень четко. Теперь «Кролики…» уже воспринимаются не как уничижительная сатира, но как довольно грустное и пророческое описание универсалий – и власти, и подчинения. Мало того что кролики и удавы, в сущности, составляют симбиотическое единство – едины и страны, и исторические ситуации, в которых разыгрываются все эти игры. Теперь-то, пожив и при социализме, и при капитализме, побывав много где, мы видим, как высоко этот пик возносится над мутным потоком «абличительной» литературы восьмидесятых. Искандер мудр и в этой книге. Как обычно, мудрость эта и ненавязчива, и глубока. Полагаю, известность «Кроликов…» перехлестнула известность «Созвездия Козлотура», вещи лиричной, открывающейся не всем. Ну и, конечно, была довольно курьезная популярность Искандера по трэш-боевику Юрия Кары «Воры в законе», где в основе пара историй из чегемского цикла. Вот уж где не было почти ничего искандеровского! Но зато скандальная лента подвигла многих прочитать рассказы о Чегеме. И тут грустный вопрос-рассуждение: рассказы прочитаны многими, но прочитан ли великий роман «Сандро из Чегема» именно как цельная вещь? Как новый эпос, вклад русской литературы в мировую литературу второй половины ХХ века?