Колизион. Арена заблудших

~ 2 ~

«Да хватит уже! – строго выговорила Кристина и заставила себя спокойно посмотреть в гладкую поверхность. Увидев нормальное отражение, перевела дух. – Вот видишь! Чем меньше веришь во всякую дурь, тем реже она случается!»

Кристина взяла подводку, уверенно нарисовала черные стрелки. Несколько взмахов мягкой кисточкой – и на веки легли темные тени, придавая голубым глазам более насыщенный оттенок. Завершающий штрих – слой черной туши на ресницы. Готово. Никаких румян, никакой помады, только бесцветный блеск для губ. Все равно, как ни старайся, не бывать ей модельной красоткой с глянцево-гламурной внешностью, фотографии которой собирают сотни восторженных комментариев в соцсетях. А раз так, то лучше и не пытаться подстраиваться под других, а сделать вид, что ей комфортно в своей «непохожести». Окружающие в это уже поверили. Осталось поверить самой.

Кристина повернула к зеркалу одну сторону лица. Потом другую. Да, вот так хорошо. Серебряные гвоздики в уши, с одного вниз свисает короткая цепочка. Серебряное кольцо на указательный палец. Джинсы, эластичная черная футболка. Телефон в карман, наушники в уши. Все, к бою с очередным прекрасным днем Кристина готова!

В комнату вошел Кирюша. Как всегда раздраженная его появлением, Кристина перекинула рюкзак через плечо. Напоследок автоматически бросила на себя взгляд зеркало – и застыла.

Из зеркала снова смотрела она. Другая Кристина. Пепельно-белые волосы забраны в аккуратный хвост, на веках – легкие бежевые тени, в ушах – аккуратные жемчужные капельки, и рубашка отвратительного нежно-розового цвета. Хоть сейчас фотографируй и выкладывай в «глянцевых» соцсетях!

Другая Кристина приветливо улыбнулась, и позвоночник Кристины насквозь прошил ледяной ужас.

Зажмурившись, Кристина заставила себя медленно досчитать до десяти и снова открыла глаза. Из зеркала на нее смотрело привычное, хорошо знакомое отражение.

Кристина устало прикрыла лицо руками.

Это началось около двух лет назад, и первое время появление отражения другой Кристины в зеркале не казалось поводом для волнения. «Померещилось!» – легко отмахивалась Кристина – и забывала о случившемся. Но за последний год чужое отражение стало появляться все чаще и чаще, и уже не только в зеркалах дома, но и в витринах магазинов, и даже в тонированных стеклах проезжающих машин.

Казалось бы, что тут такого пугающего? Не монстра же она видит и не привидение, не зомби и не умершего родственника. И даже не обманчиво невинную маленькую девочку с печальным взглядом, от которой в фильмах ужасов жди больше всего проблем. Нет, она просто видела себя такой, какой, наверное, хотели бы ее видеть мать и учителя. В любом случае не было в отражении ничего страшного. Просто расшалившееся воображение. Происки подсознания, не более; наверное, на каком-то уровне Кристина все же очень сильно хотела получать одобрение окружающих и подходить под их стандарты, хоть и убеждала себя в обратном.

И все же каждый раз при виде той, другой Кристины девушку охватывал парализующий первобытный ужас – до дрожи, до паралича. Идеальная картинка самой себя не должна внушать такой страх!

Кристина надеялась справиться с наваждением самостоятельно, включала логику, убеждала себя, что все это ей лишь мерещится и что ей просто надо перестать обращать на это внимание… Не помогало.

И поделиться проблемой было не с кем. Мать скажет, что это переутомление и стресс от учебы. Или, если будет в плохом настроении, а такое случается часто, отмахнется и велит не выдумывать глупости. Ни сочувствия, ни понимания от нее не дождешься, она вся в заботах о Кирюше и в беспокойстве из-за старшей медсестры в больнице, с которой она вот уже много лет конфликтует.

Нет, Кристина вовсе не думала, что мама ее не любит. Просто ее любовь выражалась исключительно через заботу о самых насущных нуждах, и других проявлений мама, похоже, просто не знала – или у нее не было на них сил и времени. Сыта? Одета? На второй год не оставляют? Ну вот и чудненько! А интересоваться мыслями и увлечениями дочери или поговорить с ней по душам маме даже не приходило в голову.

К отцу Кристина за советом и подавно не пошла бы. Они уже давно как-то незаметно стали чужими друг другу. Соседи, которые живут под одной крышей. Отец работал допоздна, даже по выходным. И хоть и не напивался, но регулярно выпивал. Скромный бизнес по авторемонту приносил скромный же доход и отнимал все время и силы. «Зато пашу на себя, а не на дядю», – возражал отец на периодически выдвигаемые мамой требования поискать другую работу. Он едва ли перекидывался с Кристиной парой слов за ужином – да и редко они были, ужины всей семьей. Зато нередкой была ругань, которую устраивали родители за плотно закрытыми дверьми зала… Как будто эти хлипкие картонные преграды не пропускали звуки! А время от времени Кристине и вовсе казалось, что она видит в глазах отца удивление, когда они встречаются на кухне или в коридоре их тесной двушки, – словно он забывал, что у него есть дочь.

Зато про сына отец всегда помнил! Но Кристина с этим уже давно смирилась. С тех пор как родился брат, ей, как старшей, забота доставалась по остаточному принципу. А поскольку брат родился особенным, эти остатки представляли собой лишь жалкие крохи родительского внимания.

Нет, поделиться с родителями вообще не вариант. И так было всегда. Во всяком случае, с рождения Кирюши – точно. Расхожие фразы о том, что твой дом – твоя крепость, твоя семья – надежный тыл, что дом – это место, в которое хочется возвращаться, всегда были для Кристины пустым звуком. Ее дом никогда не был ее крепостью, и она никогда не думала о нем как о месте, где можно укрыться от проблем и получить поддержку и понимание. В лучшем случае здесь можно было на время спрятаться от одних проблем, но только ценой получения других.

Иногда, правда очень редко, Кристине бывало стыдно за свое недовольство. Есть же семьи, где родители беспробудно пьют, бьют своих детей, заставляют их попрошайничать и собирать пустые бутылки на улице, спихивают ненужных им отпрысков в детдом, а в самых страшных случаях подсаживают детей на наркотики, а то и вовсе продают. А у нее полная семья, нормальные родители, оба работают, никто ее и пальцем не тронул, и как ни крути, но о ней заботятся. И ее обида на то, что ей не уделяют больше внимания, просто ничтожна на фоне по-настоящему неблагополучных семей… И все же очень сложно убедить себя в том, что по всем формальным признакам ты должен быть счастлив, когда в глубине души прочно укоренилась уверенность, что тебе чего-то очень не хватает.

Впрочем, не хватало не только в семье, но и вообще в жизни. Тех же подруг. Будь у Кристины друзья, какими-то проблемами она могла бы поделиться с ними. Но подруг не было. Почему? Об этом задумываться не хотелось, уж очень неутешительные напрашивались выводы.

Какие еще варианты? Школьный психолог? Не уж, увольте, этой Анне Дмитриевне и самой психолог не помешает; молоденькая тусклая психологиня была классическим образцом тех, кто идет на психологический не для того, чтобы научиться решать чужие проблемы, а чтобы разобраться со своими. И с ними психологиня, похоже, пока так и не справилась.

Что еще? Антидепрессанты? Но их, наверное, не продадут без рецепта. Да и можно ли назвать происходящее с ней депрессией?

Психотерапевт в больнице? Ни за что на свете! Сколько в их дыре психотерапевтов? Один? Два? Можно не сомневаться: стоит только к нему сунуться – и в школе об этом узнают уже на следующий день. И привет, клеймо «психбольная». Две Ольги, некоронованные королевы класса, и без того зло подшучивают, что Кристина точно ку-ку, раз она так нелепо одевается и красит волосы в такой странный цвет, к тому же у нее брат-идиот, а психические расстройства – это ведь семейное и наследственное, да?

Нет, придется как-то справляться самостоятельно, без посторонней помощи. Например, просто не обращать внимания на эти странные видения, и они наверняка сами собой пропадут. Должны пропасть!

– Кристин, подожди! – позвал Кирюша, торопливо запихивая учебники в рюкзак. – Я хочу с тобой!

– Не маленький, сам дойдешь, – огрызнулась Кристина. Не собиралась она вести его в школу! Она не хотела, чтобы их лишний раз видели вместе. Нет, конечно, все и так знали, что Кирюша – ее брат, и все же Кристина старалась не показываться с ним на людях.

– Ну Кристин! Ну пожалуйста!

– Не ной! Будешь ныть, не приду после физры, понял?

Кирюша замолчал – резко, словно его выключили.

Кристина на прощание с вызовом взглянула на зеркало – а ну-ка, давай, посмей только показаться! Из рамки на нее послушно взглянуло ее собственное отражение. Кристина удовлетворенно кивнула и вышла из комнаты.

Отражение Кристины тоже пропало, а затем снова появилось, уже аккуратно причесанное, в розовой рубашке, и посмотрело вслед Кристине. Затем встретилось взглядом с Кирюшей, который смотрел на него во все глаза, улыбнулось и помахало ему рукой. Кирюша вздрогнул, моргнул и отвел взгляд.

* * *

Кристина торопливо натягивала кеды, надеясь улизнуть из дома прежде, чем ей что-то поручит мама или ее нагонит прилипчивый младший брат.

– Кристи-ин!

Кристина с досадой закатила глаза. Не успела! Мамино «Кристи-ин!» не предвещало ничего хорошего. Если мама звала с такой интонацией, это означало одно из двух: собирается или за что-то отругать, или нагрузить каким-то неприятным занятием.

– Совсем забыла. У отца два билета в цирк…

– Откуда?

– На работе вроде кто-то дал.

– Я не про то. Откуда в нашей дыре цирк?