Прошлому закон не писан

Алинда Ивлева

Ноябрь 86-го заявил о себе без прелюдий. Вышла я на улицу в сандалиях и гольфах, а первые заморозки уже схватили льдом вчерашние лужи. Выбор одежды на осень так себе: гольфы или колючие серые рейтузы в виде ползущих гусениц по коленкам. Мне пятнадцать. В школе всем говорила, что это особый метод закаливания по йоге. Поверив в свою уникальность, не болела совсем. Но врать надоело. Кто о чем мечтал в восьмом классе, я всеми фибрами души – об индийских синих джинсах, как у Ирки Бритовой. И о работе. Поделилась проблемой с соседкой— почтальоном, она неожиданно предложила взять пару домов на полставки, разносить почту перед школой.

Первый подъем на работу в 4:30 не забуду никогда. Дребезжащий монстр в зелёной жестяной коробке улепётывал с прикроватной тумбочки, пока не прекратила его душераздирающие вопли шлепком по кнопке, так что стрелки на будильнике звякнули. Я плелась в почтовое отделение с видом бурлака вдоль Волги, тянущего лямку. Думаю, лицо мое имело такой же бледный, изможденный вид, как у тех, чьи стоны трудовые песней зовутся. В отделе доставки пахло типографской краской, рабоче-крестьянским потом, варёными сосисками и удушающе – одеколоном "Наташа". Через полчаса обучения со скоростью машинки, считающей деньги, уже сортировала свежие утренние газеты. Руки были чернющие. Знатоки тогда пояснили, что в советских газетах текст печатался краской на основе сажи, свинцовых красителей и смол. Мол, привыкнешь, только пальцы не облизывать!

К весне уже была почтальоном-профи. Гоняла на велике, увешанным пятью бегемотоподобными пачками газет, журналов, писем. Я любила свою работу, ощущала себя дипломатическим курьером. Раньше ведь не было других способов связи. Порой судьба человека зависела от моей скорости. В тот день будильник от меня все же сбежал, свалившись с тумбочки, и я с причёской Гекльберри Финна вылетела из дома. Вскочила на велик, как заправский жокей, и, не касаясь седла, гнала по улице, вдыхая запах свежего хлеба из проезжающих ЗИЛов. Сна будто не бывало. Белая ночь отсалютовала и сдала пост нетерпеливому утру с ласковыми лучами просыпающегося солнышка. Главная в отделе доставки пробурчала что-то насчёт того, что на почте работает одна она. Спор и я тогда еще не были знакомы. Изображая слепоглухонемую, проскочила к разобранным (сегодня не мной) пачкам прессы. Нацепила невинную улыбку, пробурчав под нос «фак ю», быстро прикрутила тяжеленные баулы резиновыми жгутами к усиленному багажнику. Спешила, ведь первый урок – алгебра. Контрольная. Алгебраичка Ирина Силовна – директор школы. Бросила велик у первого дома. Но магнитного ключа от домофона в кармане не нашла! Дедуктивным методом попыталась расшифровать код, прильнув носом к кодовому замку. В этот момент дверь резко открылась. Я, словно от порыва ураганного ветра, отлетела к лестничным перилам. Высоченный парень с ёжиком пепельно-русых волос попытался поднять меня.

– Блин, чё ты тут под дверью вынюхивала? – от досады и неловкости ситуации вызверился он. «Конечно, виновата дверь, я, жаркое утро, залп «Авроры», дефолт, но не он. Мужчина, одним словом». Я отдёрнула руку. «Слез и жалоб он не увидит». Попыталась проникнуть в подъезд с кипой газет. Одной рукой судорожно поправляла волосы, напоминающие наверняка стог сена. Парень, года на три старше, придержал дверь. Ухмыляясь, наблюдал, как я с ловкостью рук напёрсточника раскидывала газеты по железным ящикам.

– Чё, на почте работаешь?

– А у тебя есть другие варианты? – сострила я.

Молодой человек задумался, почесав лоб, прищурился хитро, и рот растянулся в улыбке. Я хихикнула в ответ.

– Может, помочь? Меня Ромка зовут, – и он по-мужски протянул руку для приветствия. Я поздоровалась.

– Ого, ты сильная, а на вид дрыщ! – он убрал руку, изображая человека, скрючившегося от боли.

– Ладно, прощаю. А слабо вон в тот дом с этими двумя пачками сгонять и все по ящикам раскидать? У меня контрольная. Опаздываю, – и я, не дожидаясь ответа, вручила зеленоглазому Ромке тюки с почтой.

– Ну, я ж накосячил, придётся исправляться! – Роман подмигнул, сердце ушло и потерялось в пятках.

Мне он напомнил фотомодель с обложки маминых журналов «Бурда Модерн» – такой весь аккуратный, стильно одетый, пахнущий одеколоном «Дзинтарс Митс». Мой нос не проведёшь, у дяди Саши, папиного знакомого моряка дальнего плавания, был такой же. Я унеслась на мгновение в дальние странствия, бороздя морские просторы вместе с капитаном Бладом, когда чувствовала эти терпкие нотки мокрого сандалового дерева и лимона. Ромка убежал, оставив мускусный шлейф. Я быстро разнесла корреспонденцию в соседний дом. Мой синий «Аист» летел, сверкая медной проволокой в спицах. Багажник, в котором при желании можно перевозить мешок картошки, даже не дребезжал на виражах. Я могла носиться на велике без седла, без помощи рук, ног, не зря пацанкой называла мама. А все парни во дворе заглядывались скорее на велик, чем на меня.

Влетела в класс, когда уже всем раздали листочки с вопросами для контрольной. У Ирины Силовны и так-то было лицо, смахивающее на параллелепипед, а при виде меня в фиалковых мешковатых шортах, как у Майкла Джордана, лицо учительницы преобразовалось в неведомую геометрическую фигуру. Она нависла над моей партой, находившейся на «Камчатке», шипя и припечатывая взглядом в спинку деревянного стула:

– Экзамен ты сегодня не сдаёшь, родителей в школу, вышла из класса! Клоунесса! – директриса указкой нацелилась на дверь. Казалось, что вот-вот и раздастся хлёсткий снайперский выстрел из учительского атрибута.

– Подумаешь, – я схватила худой портфель, чаще использующийся как сидушка, и испарилась, словно иллюзионист Кио. Ничуть не расстроенная, через ступеньку перепрыгивая, выскочила из душной школы. Вытащила велосипед, тренькнув звонком на руле, и хотела было вырваться навстречу ветру свободы, но планы спутало провидение и он – Ромка. В белой футболке навыпуск, со спичкой во рту, бегающей из одного уголка рта в другой, как белка. Его широкую грудь тискала заморская блондинка. «Эх, дать бы ей. Повезло, что нарисованная».

– Чё ты тут? – слезла с велика, изобразив невозмутимость и полнейшее равнодушие.

– А что нельзя? – неизменная спичка перекочевала в дерзко приподнятый уголок рта. Взглянув в его лунные глаза, вспомнила Франко Неро из любимого папиного вестерна про мстителя Джанго. От Ромки бешено разило самоуверенностью. «Зачем такому красавчику я? Любая, кому он подмигнёт, кинется в объятия». Сердечко предательски ныло, мозг сигналил: остановись, улыбнись, будь девушкой. Я:

– Ладно, давай, я поехала.

– Далеко поехала-то?

– Отсюда не видать, – огрызнулась.

– А, ну бывай! – отфутболил Ромка.

«Дура», – чертыхалась про себя. «Гордая же, ну и крути педали, пока не наподдали». Я снова гнала «Аист» так, что он взлетал на поребриках. Спина взмокла. Глотая встречный воздух, ветровка, полная надежд, надулась парусом. Я должна была рассказать Светке о нём. Немедленно. Только Светик знала толк в делах любовных.

– Све-е-ет, – едва отдышавшись, орала я под окном подруги, – выходи!

Через мгновение за зелёной шторкой мелькнула белая шевелюра, спустя час я хныкала оттого, что мой личный психолог вынес вердикт:

– Зачем ты ему нужна? Он же старше и сто пудов уже тёток тискает вовсю, а с тобой за ручку ходить и на звезды смотреть? Тебе только пятнадцать, вообще-то это – совращение малолетних!

– Ну, он такой… – я пнула камень носком потрёпанного кеда. Огрызок щебня обиженно плюхнулся в лужу после недавнего дождя, обдав нас брызгами.

– Ладно, знаешь, где он живет? Пойдём посидим в засаде возле парадной, посмотрим, чем дышит этот твой Роман. Имя-то дурацкое, сразу говорю, все Ромки дебильные, – Света дала понять, что знает толк в этих делах. Засучив треники, она плюхнулась на багажник позади меня.

– Водила, гони…– мы рванули в соседний двор, заливаясь смехом от собственных шуток, проводить расследование.

Ждать пришлось недолго. Притаились в кустах черемухи с торца дома, где лучший обзор. Совсем не миролюбиво жужжали осы, белоснежные серёжки осыпались с черемуховых кистей. Пудровый сладкий запах пьянил и щекотал ноздри. Его я узнала издалека. Как в той песне – по походке. Так развязно и уверенно, при этом с абсолютно прямой спиной, мог ходить только он. Закинув джинсовую куртку за плечо, Рома неторопливо шёл к дому, его оливковая кожа в лучах прощающегося с днем солнца особенно выделялась на фоне белой футболки.

– Тс-с, – дала я сигнал подруге.

– Это он? – её глаза вылезли на лоб. Светка щёлкнула языком с едва сдерживаемым раздражением. – Нечего тебе с ним ловить, вот увидишь, пошли отсюда.

– Он, он, – психовала я, отходя ближе к стене и пытаясь остаться незамеченной в сине-красной куртёнке среди белоснежных кустов.

Ромка кинул взгляд в нашу сторону. Замер на секунду, всматриваясь. В этот момент его окликнули. Женщина. Светка порывалась выскочить уже из кустов, нарушив конспирацию. Незнакомка повисла на шее Ромки. Полы её бежевого плаща порхали, как крылья капустницы, демонстрируя вельветовую красную юбку, чудом прикрывающую попу. Длинные ноги дамочки в белоснежных лаковых лодочках с алыми пряжками болтались в невесомости, а сильный Ромка уже кружил и чмокал её в щеки. Мы, переглянувшись, сделали вывод – альфонс. Она же старше его.