Кицунэ мгновенно оказался рядом. Его рукопожатие помогло даймё устоять, но не выглядело унизительным – это воин хотел пожать ладонь своего господина, а не младший мужчина поддерживал дряхлого старца.

– Спа… спасибо тебе за это… друг! – шепнул даймё.

– Всегда, господин мой! – тихо ответил Кицунэ.

Он отпустил руку старика и заткнул за пояс Самэ но Киба. Самураи, следуя его примеру, тоже убрали свое оружие.

И тут из-за спины старца появился кое-кто еще.

Род Нагата был старым, богатым, некогда могучим кланом, но не зря говорилось, что боги любят равновесие. Богатые редко бывают счастливы. Женщина удивительной красоты быстро ее теряет. Тот, кто счастлив в любви, не будет удачлив на поле битвы. А род, длящийся века, может угаснуть за одно поколение.

И вот последняя мудрость как раз более всего подходила клану Нагата.

Потому что на крыльце как раз появился первенец и единственный сын господина Фукуро, Конэко^[2].

Худенький, бледный и слабый ребенок шести лет, одетый так же, как и его отец, в голубое кимоно с монами рода. У старого Нагаты было много жен, но ни одна из них не родила ему наследника. Дети всегда рождались мертвыми, и – по слухам – кладбище поместья могло таить останки чуть ли не сотни таких детей.

И лишь последняя жена, молоденькая Тамаго, которую даймё взял за себя, уже перешагнув за семьдесят, наконец подарила ему живого ребенка, отдав при родах за это собственную жизнь. Этим ребенком как раз и был Конэко.

К сожалению, и здесь счастье не улыбнулось клану. Долгожданный наследник был болезненным и, казалось, столь же слабым, как и его отец. Тот, конечно, собрал со всего Ниппона целителей, лекарей и жрецов, чтоб они занимались мальчиком, но никто не сомневался в том, что маленький Конэко не доживет до зрелости и уж, во всяком случае, не сможет восстановить былого достоинства рода. Так что многовековое могущество Нагаты должно было погаснуть всего за одно поколение.

Но старый Фукуро был воином и не собирался сдаваться без боя.

Конэко учили так, как положено учить каждого потомка даймё. Он уже умел читать и писать, сам сочинял стихи и даже – если позволяли врачи – тренировался в умении владеть специально для него сделанным легким боккеном.

И должен был участвовать в церемониях. А уж объявление войны другому клану, безусловно, было одной из важнейших.

Мальчик медленно вышел вперед. Казалось, он слабее даже своего отца. Но, когда он начал говорить, голос его не дрогнул – несмотря на детский возраст. Конэко очень серьезно подходил к исполнению своих обязанностей.

– Воины! – воскликнул он. – Мой отец посылает вас в бой, а мой друг Кицунэ поведет вас! Защищайте наш род с честью, а каждого, кто преградит вам путь, угощайте сталью! Пусть разнесется весть о том, что выступающие против рода Нагата испытают на себе его гнев, а те, кто обижен, могут найти приют в стенах нашей твердыни! Пусть погибнут все враги нашего клана! Все наши подданные, кто пострадал, пусть прибудут сюда! Вот моя просьба к вам, о воины! Исполните ли ее?

– Исполним! – откликнулись самураи. – Нагата! Нагата!!! Смерть змеям!

Кицунэ смотрел на собравшихся и с радостью отмечал их искренний энтузиазм. О да, он и сам был готов хоть сейчас вскочить на коня, промчаться сквозь ворота и вырвать жизнь из сердец этих гадов из клана Змеи!

Но несчастье имеет обыкновение прерывать самые прекрасные моменты.

Конэко покачнулся, повернулся неловко, и слуги едва успели подхватить мальчика, не дать ему упасть. Ребенок побледнел, а из губ его сочилась желтоватая, смешанная с гноем слюна.

Шомиё указал на раскрытые двери в цитадель.

– Быстро! – прошипел он. – В Зал Предков, бегом!

Ребенка забрали; старик смотрел вслед сыну, а по его сухим щекам катились слезы. Самураи даже не дрогнули. Верные бойцы клана Нагата делали вид, что ничего не случилось, что они вовсе не видят, как мощь клана приходит в упадок у них на глазах.

Но каждый из них знал правду. Знал, что это может быть последним боем семьи.

– Забери меня… – простонал Фукуро, обращаясь к своему шомиё, – забери меня… к моему сыну… я хочу отдохнуть… вместе с ним…

– Мэйко! – позвала женщина. – Мэйко, ты куда подевалась?

Медичка подняла взгляд от стола, за которым работала.

– Я здесь, Закура! – откликнулась она.

Полная пожилая женщина быстро подошла к девушке, минуя всех остальных целительниц, находящихся в зале. Встала над Мэйко, критическим взглядом оценивая то, что находилось на столе. На столе были коробочки с пахучими мазями, семена, сушеные травы, лекарственные порошки, а также приспособления для перемешивания, толчения и просеивания.

Каждая из женщин в Доме Снадобий была обязана изготавливать медикаменты для потребностей двора и солдат, однако в последние недели работы было больше, чем обычно. Назревала война с кланом Змеи, поэтому господин Кицунэ велел заготовить побольше лекарственных и укрепляющих средств для солдат, идущих в бой. А поскольку в армии клана было более трехсот бойцов, работы хватало всем!

Мэйко, хоть и не была обязана, вызвалась помочь. Она была личным врачом юного господина Конэко. Приехав сюда сразу после курсов медицинской академии в Хизако, она своими знаниями и навыками быстро заслужила доверие главы рода. Девушка была способна поставить на ноги юного господина, а ее лекарства иногда давали даже надежду на устойчивое выздоровление. Но, несмотря на все свои таланты, Мэйко так и не смогла диагностировать болезни господина Конэко. Гнойные лихорадки, стул с кровью, рвота, постоянное отсутствие аппетита… с такими симптомами мальчик должен был умереть уже давным-давно. И все же он судорожно цеплялся за жизнь. Страдал, но жил! Мэйко иногда задумывалась, что было страшней для ребенка – призрак смерти или тот факт, что она все не приходила?

И поэтому возможность отвлечься на заготовку для воинов бинтов, укрепляющих настоек и целебных гранул ияши-но-айи стала для девушки возможностью своеобразной передышки. Здесь, в Доме Снадобий, поодаль от главного дворца… она буквально отдыхала!

Но сейчас обязанности требовали ее присутствия наверху, да еще господин Фукуро послал за ней самую склочную служанку во всем поместье, настоящую мегеру.

– Ну что ты там, долго еще собираться будешь? – сварливо осведомилась Закура.

Мэйко поднялась из-за стола, дала несколько указаний соседкам и взглянула на старую ведьму.

– Уже иду! – ответила она. – Или надо взмыть и полететь?

– Хмф! – гневно хмыкнула Закура, затем развернулась и жестом велела Мэйко следовать за ней. Медичка иронично усмехнулась, но послушно двинулась за женщиной. В конце концов, Закура в каком-то смысле была голосом ее господина, а она никогда бы не позволила себе оказать неуважение старому даймё.

Они вышли из Дома Снадобий и по тропке направились вверх, к главной цитадели.

Предки господина Фукуро проявили редкостное здравомыслие, построив свою твердыню именно в этом месте. «Твердыня», впрочем, было некоторым преувеличением, поскольку, за исключением главной цитадели, в замке не было серьезных стен, в отличие от других замков, которые Мэйко довелось повидать в жизни. Хэйва-но-иэ, Дом Спокойствия, как называлось гнездо клана, был построен на нескольких скалистых островах реки Камисори. В этом месте поток был достаточно мелким, чтобы удалось вбить в русло сваи, поддерживающие мосты, – но и достаточно глубоким, чтобы у врага возникли проблемы с его форсированием. Тем самым вода составляла естественный защитный рубеж для замка, а внутрь можно было попасть лишь через одни ворота, к которым вел единственный же широкий и – в случае осады – легко разрушаемый мост. Таким образом, Дом Спокойствия состоял не из одного, а из нескольких зданий, расположенных на разных островах. И до главного из них можно было добраться лишь извилистой дорогой, остров за островом, мост за мостом, до тех пор, пока она не приводила к укрытому в бамбуковом лесу центральному дворцу.

Именно туда и вызвали сейчас Мэйко. Глубоко внутри главного дворца находилась комната под названием Зал Предков – в ней-то сейчас и лечили юного господина Конэко.

Но до того, как увидеть лица деревянных статуй Мудреца, наполняющих этот зал, Мэйко предстояло пройти через три острова, и при этом в компании недолюбливающей ее Закуры. Старуха не любила практически всех женщин моложе себя. Наверняка когда-то она была очень красивой, потому сейчас так болезненно и переживала свой возраст и потерю привлекательности… по крайней мере, об этом шептались не терпящие ее целительницы. Однако Мэйко, хотя и подсмеивалась иногда над вредной бабой, все же относилась к ней с уважением, лишь время от времени позволяя себе небольшую шалость или шутку.

Потому что Дом Спокойствия был и ее домом тоже. А мать учила девушку, что следует уважать тех, с кем ты живешь.

Они шли широкой главной тропинкой, по краям которой высокие глиняно-каменные стенки отделяли ее от прочих построек. Из-за одной стенки доносилось кряканье, выдававшее находившуюся там ферму, а с другой стороны кто-то трудолюбиво работал пилой.

– Когда воины отправляются в путь? – спросила Мэйко, переходя через мост. Внизу своим путем текла река, в темно-синей воде плескались красные карпы.

– Сегодня клану Змеи торжественно была объявлена война. А завтра самураи и асигару выходят на тракт, – ответила Закура, о чудо, без своей обычной злобы. Неужели она боялась?

---