Читать онлайн «Что мое, что твое»

Посвящается Дж. и Э.

18+

1. Октябрь 1992 года

В центре города, в Пидмонте, Северная Каролина

Когда Рэй остановился за пекарней, было темно. Так рано утром не спали только птицы, щебетавшие в деревьях, под глубоким безоблачным синим небом. Его сынок, Джи, спал на заднем сиденье, такой опрятный, по-школьному нарядный. Его дыхание затуманивало стекло. Рэй тихонько взял его на руки, держа ключи от кафе свободной рукой. Обошел здание, подошел к главному входу. Мальчик уже успел обслюнявить воротничок его выглаженной рубашки, красно-розовой в клетку.

– Мой талисман, – прошептал Рэй, открывая решетку и крепко прижимая мальчика к себе.

“Суперфайн” стояла на углу Бирд-стрит, примерно в миле к северу от центральной площади. Над входом висела неоновая вывеска, на окнах – ящики с желтыми хризантемами. Раньше в этой части города только заправлялись – на выезде из города или когда проезжали мимо. На том конце квартала была автомастерская и заправка, где принимали только наличные. Но в целом весь район состоял из пустырей и поля, где летом тренировались команды младшей лиги. Территории заброшенных фабрик, заваленные старыми покрышками, зарастали полевыми цветами. Но в прошлом году в одном из старых зданий открылась пивоварня. Там проводили экскурсии и подавали пиво в крошечных стаканчиках. Рядом открылось окошко, где несколько часов в обеденный перерыв можно было купить ребрышки гриль и хот-доги. И конечно же “Суперфайн”, открытая от рассвета до заката. По утрам, на завтрак, у них продавались булочки и кофе. В обед – сэндвичи и свежий хлеб. К вечеру они добавляли печенья, лимонные пирожные, шоколадный торт. Посетители заходили по дороге на работу в центр или останавливались протрезветь после тура по пивоварне. В “Суперфайн” было дешевле, чем в кофейне в центре города, да и нигде поблизости нельзя было достать свежий сэндвич с ветчиной, булочки с абрикосовым джемом и кофе, который на вкус не напоминал бы смесь кипятка с варом.

Идея открыть кафе принадлежала Рэю, но спонсировала ее Линетт из денег, доставшихся ей по страховке после смерти мужа. Они познакомились в “Старбаксе” в часе езды отсюда, где она работала менеджером, а он – баристой. Тогда у него было сразу три работы, но теперь “Суперфайн” стала его миром.

Рэй усадил мальчика на широкий подоконник. Забежал за кассу, достал из холодильника бутылку холодного кофе, нацедил унцию-другую в стакан молока, помешал пальцем и отнес Джи. Мальчик раскинулся на подушках у окна, одну руку закинул за голову, а другую положил на грудь ладонью вниз, как будто защищался от чего-то и укрывал во сне сердце.

– Доброе утро, дружище, – прошептал Рэй. – Выпей, – сказал он, поднеся стакан ко рту мальчика. Джи предстоял такой долгий день, немножко кофеина ему не помешает.

– Папа, зачем ты меня сюда привел?

– Потому что сегодня важный день. Я думал, ты мне поможешь.

Джи просиял и слегка расправил плечи.

– А в школу я все равно пойду?

– Мы ходим в школу каждый день, – сказал Рэй. – Я тебя отведу, когда будет пора. А пока пошли, найдем тебе фартук.

Фартук пришлось сложить вдвое, чтобы он подошел Джи, который даже для шести лет был маловат. Взглянув в зеркало, Джи засмеялся. У него не хватало одного переднего зуба – молочного, от которого откололся такой большой кусок, что теперь его надо было вырывать, – но он все равно был очень хорошенький: смуглая кожа, каштановые волосы, не по росту крупные ладони и ступни. Ямка на подбородке, ямочки на щеках, влажный блеск в глазах от улыбки. Голос у него больше походил на хриплый шепот – Рэй шутил, что это от болтливости. Джи был правдолюб: он всегда говорил, что видел, а видел он все. Рэй боялся, что однажды мальчик увидит какую-нибудь такую правду, о которой лучше помалкивать.

Они закатали рукава и помыли руки в раковине. Потом Рэй посадил Джи на табурет в кухне и попросил его включить радио. Рэй принялся скручивать круассаны и закидывать их в расстоечный шкаф. Потом налепил из теста аккуратных кругляшков для утренних булочек и посыпал их сахаром. Все свои действия он объяснял и иногда спрашивал Джи, сколько на его вкус надо мазать масла на печенье, нравится ли ему, как раскаталось тесто в машинке. Сегодня он больше ничего не мог доверить Джи. В этот день для них всех – для пекарни, для Линетт, но главное, для него, Джи и Джейд – может измениться все. Если после статьи дела пойдут лучше, как они надеялись, у Рэя был целый список задумок: он купит Джейд кольцо с рубином и попросит ее руки; купит Джи комод для его вещей; свозит их в какое-нибудь путешествие, например, в Вашингтон или во Флориду. А там будет снимать Джи на фоне мемориала Линкольна, Джейд – на фоне цветущих вишен, всех вместе – на фоне замка в Волшебном королевстве Диснея; они попросят кого-нибудь их сфотографировать, а Джи наденут эти дурацкие уши.

Но сперва дело за журналистом и его статьей о Бирд-стрит, о ее возрождении. Мы должны стать гвоздем программы, говорила Линетт, и Рэй знал, что она права. Он готовил сегодня особое блюдо: дьявольски шоколадные пончики. Все выходные дорабатывал рецепт с Джи. Пончики Рэй особенно любил, потому что по большому счету в них нет необходимости. С кофе иначе, на кофе можно подсесть так, что без него не жить. А вот пончики – мягкие, в корице и сахарной пудре, глазированные, политые карамелью, с сочной фруктовой начинкой в серединке – существуют просто так. В них и заключалась его тайная сила, его собственный вклад в “Суперфайн”.

Линетт приехала в семь утра, как раз перед открытием. Джи пересчитывал мелочь в кассе, Рэй выписывал мелом на доске сегодняшнее меню. Он назвал свои пончики “Дьявольски шоколадные пончики Джи”. Мальчик был в восторге.

Линетт вошла с огромным букетом гардений в вощеной бумаге. Вид у нее был боевой. Рэй иногда шутил, что он успеет состариться, прежде чем она уйдет на пенсию и оставит пекарню ему. Она выпивала чашек шесть кофе в день и никогда не сидела на месте. Седая, каждый день с новой палитрой цветов на лице, она вся состояла из мышц и жира. С ее приходом появился запах духов и масла для волос. Из сумки у нее торчал секатор.

– У тебя усталый вид, Рэймонд. Ты что, забыл, что нас будут снимать? Я рассчитывала, что твоя мордашка привлечет покупательниц.

Линетт засмеялась собственной шутке. Навстречу ей подбежал Джи. Он замер прямо перед ней, как будто ждал ее реакции – возьмет она его на руки или обнимет. С ним такое бывало: он как будто не решался – как будто не ожидал получить, чего хотел. Рэй расстраивался, когда замечал это в сыне.

– Ну же, обними мисс Линетт, – сказал он. – Поздоровайся.

Он отсыпал кофейных зерен в кофемолку и включил машину.

– А что мой Джи тут делает?

– Папе нужна моя помощь. – Джи гордо указал на доску с пончиком в его честь.

– Дьявольски шоколадные? Ты мой сладкий. Значит, и пончик будет такой же сладкий? – Линетт, смеясь, отправила мальчика мыть руки. Когда он убежал, она повернулась к Рэю.

– Нельзя было сегодня обойтись без него?

– Он мне не мешал, честное слово.

Линетт покачала головой и стала расставлять гардении по вазочкам, которые достала из сумки.

– А что, мальчику сегодня не надо в школу?

– Я отведу его, меня всего пять минут не будет.

– Я думала, это должна делать его мать.

– Он и мой сын тоже.

– А в чем тогда обязанности его мамы? Или она умыла руки, когда родила его и вручила тебе?

Рэй не стал спорить. Он не хотел в это утро ссориться из-за Джейд.

– Знаешь, поэтому я так и не стала заводить детей, – сказала Линетт. – Не хотела заботиться ни о ком, кроме себя. Я этого сполна хлебнула в молодости. Моя мать…

– Родила пятерых, которых воспитывала ты. Я знаю.

Линетт любила рассказывать эту историю, как будто все самое важное в ее жизни решилось, когда она была девочкой, в те дни, когда она пропускала школу, чтобы позаботиться о братьях и сестрах, сводить их к врачу.

– Ты никогда не думал, что ты столько для этих двоих делаешь, хотя мог бы потратить это время на себя? Мог бы пойти учиться, получить диплом.

– Зачем мне диплом? Ты же оставишь мне “Суперфайн”? Или ты передумала, Линетт?

Линетт, протиравшая столы в передней комнате, помрачнела.

– Нельзя так рассчитывать на других, Рэй. Даже на меня. Когда-нибудь я умру. Как и все.

– Тогда погоди умирать, пока не пришел репортер.

Линетт улыбнулась и махнула на Рэя тряпкой. Он, довольный собой, чмокнул ее в щеку и стал накрывать стол на троих.

Они сидели у окна, пили свежий кофе и поглощали печенья. В пекарне пахло дьявольским кремом: густой шоколад, сахар и дрожжи. В половину восьмого пришли обе официантки, Мишель и Микаэла. Они посюсюкали с Джи, надели сетки на волосы и стали воевать за право ставить музыку. Линетт положила войне конец, поймав станцию с госпелами, хотя она и не ходила в церковь. Скорее она хотела призвать благословение на всех них и на кафе. Все подпевали под нос, а Джи сидел на окне, совсем потерянный, когда Рэй ушел на кухню. С ним мальчик был одним ребенком – веселым, спокойным, а без него – другим.

---