Нулевое лето

~ 2 ~

Их спокойствие не только не успокоило, но взволновало меня еще сильнее. Неужели только мне это все кажется странным? Почему даже в нашем обычно многолюдном дворе – тишина? Ладно, может быть, наши друзья и правда сидят по домам (в конце концов, в Степном мы гуляем или утром, до полудня, или вечером, после пяти), но где же постоянно обитающие на лавочке у подъезда бабки? Они-то точно всегда на месте, потому что дежурят чуть ли не караулами: одна ушла – другая заняла ее место. Их тоже сейчас не было. Никого. Мертвецки пустой двор.

– Просто очень жарко, – опять пожал плечами Платон.

– Вам все это не кажется странным? – я не выдержал. – Где все? Почему мы так долго ехали? Почему дом синий?

– Заходи, – все, что сказала мама в ответ на мои слова, придерживая открытую дверь подъезда. Мне не оставалось ничего, кроме как пройти в дом. Может, я и правда нафантазировал какой-то ерунды и не стоит беспокоиться?

В подъезде все вроде бы было по-старому, только лифт поставили новый. Мы загрузились внутрь, нажали кнопку 6 и поехали. И ровно в тот момент, когда мне стало казаться, что едем мы слишком долго, кабина лифта остановилась. Я хотел нажать кнопку вызова лифтера, но мама вдруг одернула меня и сказала совсем странную фразу:

– Они сами знают, что мы застряли. Будем просто ждать.

Я посмотрел на брата, но Платон только кивнул и улыбнулся. Тут я уже схватился за голову:

– Да что с вами такое?! Что происходит?

– Эй, соня, мы подъезжаем, – мамин голос откуда-то издалека растворил картинку перед глазами. Мы ехали в маршрутке, а я, похоже, все-таки задремал еще до отправления.

Первое, что пришло мне в голову, – посмотреть в окно. Народу на улицах было мало, но город все-таки был живым, а не пустым. Я вытер испарину со лба и перевел дыхание. Сердце колотилось как бешеное.

– У тебя что, сонная болезнь? – хихикнул сидящий рядом Платон.

– Это вряд ли, – улыбнулась мама. – Просто мы все устали с дороги. Надо будет отдохнуть.

Я ничего не сказал, но подумал, что брат может быть прав – уж очень незаметно я уснул, да и сон был каким-то странным. Не таким странным, какими обычно бывают сны, он был очень… реальным.

Выйдя из маршрутки, я оглядел привычно желтую девятиэтажку и успокоился. На лавке у дома дежурила компания бабушек, а лифт в подъезде, похоже, никто и не думал менять. Нажав на оплавленную 6, мы резким толчком тронулись вверх и уже через минуту были у двери квартиры. Здесь всегда было два звонка: один – для взрослых, повыше (я дотягивался до него с прошлого года), а другой – для нас с Платоном и наших друзей, пониже. В этот раз мне почему-то захотелось позвонить в нижний.

Едва коснувшись кнопки звонка, я вдруг почувствовал что-то странное. Даже не знаю, как правильно это назвать. Было похоже на то, как будто все, что я вижу, затуманилось, стало размытым, а на первом плане привиделось нечто вроде большого экрана, на котором крутились отрывки из моего прошлого, как будто перебираясь на барабане, мелькая на экране на пару секунд. Один из фильмов-воспоминаний внезапно задержался, и я мог рассмотреть происходящее подробнее, отматывать вперед и назад, изучать детали. Это было так, как будто все, что я видел, записали на камеру, и теперь я просматривал эту запись. Здесь мне лет семь. Жаркий летний день, точнее утро. Я выхожу гулять с новым водяным пистолетом. Едва выбежав на улицу, вспоминаю, что забыл набрать в него воды, и возвращаюсь. Бабушка долго не открывает (потом она скажет, что вешала белье на балконе и не слышала звонка), и я долго и упорно несколько раз жму на кнопку. Наконец наполняю пистолет и возвращаюсь на улицу. Успеваю брызнуть из пистолета буквально пару раз, как вдруг невесть откуда появляются два незнакомых мне пацана на пару лет старше и просят попробовать. Без задней мысли даю им пистолет. Первый, тот, что попросил, стреляет вверх и отпрыгивает от падающих назад капель. Второй – с огромным шрамом на все предплечье от ладони до локтя – просто берет пистолет и, рассматривая его, начинает медленно уходить. Подбегаю к нему, пытаюсь забрать свое. Пацан с усмешкой отталкивает меня, я пробую его ударить и тут же получаю сильную оплеуху, от которой едва не падаю. Чуть не плача, кричу, чтобы отдал пистолет, и снова неуклюже стараюсь заехать куда-нибудь кулаком. Пацан огрызается, орет: «Ты че, не понял?» – и больно бьет мне прямо в скулу. Я падаю и ударяюсь головой о бордюр. Фильм-воспоминание тает, «экран», на котором я его смотрел, словно растворяется, а окружающий мир снова становится четким, будто фокусируясь, как в фотоаппарате.

Вокруг все было так же, как до моего видения: мы с братом и мамой стояли у двери в квартиру и я только что нажал на нижнюю кнопку звонка. Как будто весь мир был «поставлен на паузу», пока я смотрел моменты из своего прошлого. По ощущениям это отдаленно напоминало состояние, когда вдруг глубоко задумаешься о чем-то, не связанном с происходящим прямо сейчас, и летаешь в мыслях где-то далеко. Только в этом случае все было намного живее и ярче, словно я по-настоящему еще раз побывал там и снова прожил все, что тогда видел. Конечно, я и так помнил о том случае. И о том, что меня привел в чувство какой-то проходящий мимо мужик, чуть похлестав по щекам, и о том, как ревел по потерянному навсегда новому водяному пистолету, и о том, что больше никогда не видел того пацана со шрамом от ладони до локтя. Мне подумалось, что с тех пор я ни разу не дрался, всякий раз стараясь избежать конфликта в накаляющихся ситуациях. Я все это помнил, но воспоминания эти были как бы на задворках памяти, а сейчас предстали ярче, чем окружающий настоящий мир. Я стоял в оцепенении еще несколько секунд, пока нам открывали дверь, и более-менее пришел в себя, только увидев бабушку с дедушкой.

Дурные мысли окончательно ушли, когда я обнял бабу Тому и деда Сашу и сел за накрытый стол. В большой чаше был насыпан мой любимый салат: огурцы, помидоры, редиска, зеленый лук и укроп с ароматным подсолнечным маслом. Попробовав первую ложку, я закрыл глаза от удовольствия (так было вкусно!) и понял: лето началось!

В Степном у меня есть друзья, которых я знаю с возраста, когда еще даже не помню себя. Дом – одну из первых девятиэтажек в городе – построили двенадцать лет назад, и в него сразу въехало несколько семей с детьми. Нашу компанию взрослые часто называют первым поколением 64-го (это номер дома). А вот мой брат относится уже ко второму поколению – ребятам на три-четыре года младше, которых больше, чем нас, их вообще целая орава. А нас всего пятеро: я, Эрни, Макс, Лизка и Паша. Но вообще у нас очень дружный двор, и часто мы играем все вместе, толпой человек в пятнадцать. Очень классно в прятки по вечерам или в футбол большой компанией. А в основном, конечно, тусуемся впятером.

Эрни – самый старший из нас, у него день рождения почти на два месяца раньше, чем у меня. У меня, кстати, тоже летом, но свой день рождения я не очень люблю. Потом расскажу почему. А еще Эрни точно самый умный. По крайней мере, что касается точных наук: все время побеждает на олимпиадах, конкурсах, даже ездил в Москву на какую-то викторину или что-то такое. В общем, местный Эйнштейн, как мы его называем. Интересно, что из нашей компании Эрни – единственный, кто курит. Ну то есть мы все пробовали сигареты, но привычка появилась только у него. Из моего рассказа может показаться, что Эрни весь такой ботан-заучка. Хотя он совсем не такой, даже скорее наоборот: родители его ругают за то, что он не очень серьезно относится к учебе – у него полно троек. Ага, странно сочетается с победами на олимпиадах по математике и физике.

Макс – фанат футбола, это первое, что приходит на ум. Кажется, он знает всех футболистов в мире: кто где играет, какой ногой бьет, в каком году родился и все такое прочее. Он и сам занимается в секции в местном клубе, хочет стать профессиональным футболером. Не знаю, насколько он успешен в секции, но точно играет лучше всех в нашем дворе. И единственный, кто умеет забивать головой (наверное, потому, что самый высокий – ему даже прыгать толком не нужно). А еще мама Макса, тетя Маша, работает продавцом в соседнем магазинчике, она очень добрая и часто угощает нас всякой мелочью или отпускает товар в долг, когда нам не хватает денег. Конечно, мы всегда все возвращаем (ну, надеюсь, что я ни разу не забыл).

Лизка – единственная девчонка в нашем «поколении». Правда, то, что она девчонка, мы вспоминаем редко. Если бы не волосы чуть длиннее, чем у пацанов, то и вообще забыли бы. А ей, мне кажется, пофиг – с нами Лизка общается чаще, чем с подругами из школы или соседних дворов. Играет в футбол, лазает по деревьям и крышам, убегает с нами от охранников на стройках. И одевается тоже как мы: футболка, шорты, кеды, а с кепкой на голове так и вовсе пацан пацаном. Такая вот Лизка-пацанка. Да, еще у нее огромная коллекция музыки дома. Точнее, не у нее, а у ее старшего брата. Бывает, он ездит за кассетами в Царицын, потому что до Степного новая музыка доходит очень долго. От брата Лизка и заразилась любовью к новому русскому року: все эти «Би‐2», «Мумий Тролли», «Сплины»… Она часто вполголоса напевает что-нибудь из них. Этим летом мы, бывало, спорили на тему музыки – мне-то нравится совсем другое, то, что Лизка терпеть не может: Децл, Эминем, Bad Balance… Только на Дельфине наши музыкальные вкусы более-менее сошлись.