Джульет выловила остатки китайской лапши, остывавшей в чашке. Опустила пониже галогеновую настольную лампу, отчего комната погрузилась в мягкий полумрак. В ночи залаяла соседская собака.

Оберон: Нет, но я тобой интересуюсь. Ты о себе не слишком-то много рассказываешь. А мне бы хотелось узнать тебя получше.

Джульет внимательно перечитала слова собеседника, а потом сформулировала ответ.

Иштар: Похоже, дорогой Оберон, что с того самого момента, как мы начали обмениваться мыслями, ты подбираешься ко мне. Не так ли?

Она сердито поджала ноги, отчего несколько кусочков лапши упало на ковер.

Оберон: Ровно два месяца. Мы общаемся в Интернете вот уже два месяца, и все, что я о тебе знаю, – это то, что ты девушка двадцати трех лет, любишь историю и мифологию, отсюда это прозвище, Иштар, богини любви и войны, а еще, что ты обожаешь китайскую лапшу, причем мне кажется, что как раз сейчас ты ее ешь.

Джульет перестала жевать. Откуда он мог знать, чем она занята, если, конечно, в этот момент не подглядывал за ней? Она медленно сглотнула и поставила пиалу на стол. Но почти сразу ее сердце стало биться в прежнем спокойном ритме. «Ты – идиотка, бедная моя! – подумала она. – Откуда он может знать, что ты сейчас делаешь? Он знает, что ты ешь, потому что ты почти всегда ешь в одно и то же время! Он все время читал про это и запомнил!»

Оберон: Ну, что?

Пальцы Джульет запорхали по клавиатуре, словно она целыми днями упражнялась, сидя за фортепиано.

Иштар: В яблочко! Видишь, ты уже много знаешь о моих кулинарных пристрастиях… Чего ты можешь еще желать?

Оберон: Хочу узнать, кто ты на самом деле. Кто прячется под ником Иштар.

Иштар: Студентка четвертого курса психфака. Этого достаточно?

Ответ таинственного Оберона появился почти сразу.

Оберон: Хорошее начало. Предлагаю тебе сыграть в небольшую игру. Чем больше ты рассказываешь про себя, тем больше я раскрываюсь тебе в ответ. Что скажешь? Давай откроемся друг другу.

Джульет отодвинула почти пустую пиалу, прошептала:

– Осторожнее, Оберон, по-моему, ты заходишь слишком далеко.

И быстро написала ответ.

Иштар: Очень сомневаюсь, что это возможно. Уже поздно, я пошла. Спокойной ночи, и до скорого, быть может, опять в Сети…

Она встала, с шумом потянулась, и уже собралась было выключить компьютер, когда на экране появились слова.

Оберон: Не отсоединяйся! Не делай этого!

– Сожалею, король эльфов, но я устала.

Она нажала кнопку выключения, и вентилятор, вздохнув в последний раз, замолчал. Вторая машина, закончив установку полной версии программы, требовавшейся для увеличения памяти, тоже была выключена. Девушка прошла мимо шкафа и замерла перед большим зеркалом. Посмотрела на собственное отражение. Высокая и худая. «Может быть, даже слишком, – подумала она, – мне надо больше заниматься спортом, намного больше». Потрогала свои, все еще упругие, несмотря на долгие часы, проведенные в сидении перед компьютером и за книгами, ягодицы. Потом принялась рассматривать лицо. Пухлые губы, нос, который ее мать называла «вздернутым», длинные волосы, окрашенные в черный цвет – так она делала уже два года, сначала из эстетических соображений, чтобы подчеркнуть синеву глаз, а потом попросту заметив, что ей так больше идет: черные волосы указывают на ее независимый характер с определенным оттенком меланхолии. Заметив высокую девушку с иссиня-черными волосами, большинство молодых людей пытались поймать ее взгляд. Сколько раз она чувствовала, какое влияние ее глубокие синие глаза имеют на мужчин! Наиболее самоуверенные из них – и те впадали в ступор; видеть, как они стоят с разинутыми ртами, было забавно. Но вскоре это начало ее утомлять. По-настоящему приблизиться отваживались немногие – остальные, конечно, думали, что столь необыкновенное создание наверняка не имеет недостатка в любви, а те, кто все же справлялся с неуверенностью, потакали собственному нарциссизму – с соблазном это не имело ничего общего. Поэтому, будучи по природе довольно застенчивой, Джульет проводила вечера в одиночестве, усевшись между двумя системными блоками и экранами, а вовсе не предаваясь романтике, как поступают многие молодые женщины.

По-своему это означало вообще никак не рисковать – и это устраивало Джульет. Те, с кем мы общаемся в Интернете, обычно скрываются за глуповатыми никами, иногда, правда, способными рассказать о человеке довольно многое. Тут можно беседовать с первым встречным, не объясняя ему, кто ты и почему здесь оказался, и как только беседа становится неприятной, достаточно просто отсоединиться и больше уже не читать сообщения, забыть про все. С Обероном, встреченным ею на одном из форумов, Джульет связывало подобие приятельских отношений. Иногда по вечерам они болтали, не зная о собеседнике правду. Интернет представляет собой отличное средство safe communication – безопасной коммуникации. Однако совершенно очевидно, что такому способу общения не хватает теплоты.

Соседская собака залаяла сильнее.

– Заткнись, Рузвельт! – крикнула Джульет в распахнутое окно комнаты.

«Что за странная мысль назвать собаку Рузвельтом! Я вот ни секунды не буду ломать голову, выдумывая имя своей собаке, если когда-нибудь ее заведу! И вообще, я проведу остаток дней, как старая колдунья, одна в своем логове!» – подумала она.

Этот образ вызвал у нее улыбку.

Девушка отправилась спать.

Свет в ее комнате погас в половине первого ночи.

Прошло несколько дней. Окруженная сонными однокурсниками, Джульет Лафайетт рассеянно слушала преподавателя, разглядывая мокрый серый пейзаж за окном. По стеклам стучал дождь. Профессор Томпсон читал лекцию так монотонно, что половина студентов уже спала глубоким сном. Мысли Джульет блуждали далеко, по Калифорнии, куда ее родители уехали жить два месяца назад. Тед Лафайетт получил новую должность и перебрался в Сан-Диего, его жена Элис последовала за мужем в солнечные края, сменив работодателя и желая таким образом избавиться от гнета рутины. Джульет выросла в Портленде, ее немногочисленные друзья тоже жили тут, здесь были сосредоточены все ее интересы, потому-то она и не захотела уехать вместе с родителями. В некотором роде оставалась хранительницей семейного очага. Не всегда легко было жить в одиночестве на громадной вилле – но, в общем, она привыкла, превыше всего ценя независимость и порой разрывая отношения с любовниками из-за боязни потерять свободу – правда, их было не так уж и много. Самым сложным для Джульетт было не столько справляться с чувством одиночества – хотя по ночам ей порой и становилось страшновато из-за всяких пустяков, – сколько соблюдать режим дня. Вставать в один и тот же час, следить за домом и главное правильно питаться. Джульет была неспособна баловать себя бессмысленным количеством милых блюд, обычно она ела немного и все подряд – то, что не требовало длительного приготовления.

– Можно выделить три фазы Стокгольмского синдрома…

Голос профессора Томпсона вдруг прозвучал странно, как голос какого-нибудь призрака.

«Мне бы надо немного сосредоточиться, если я не хочу быть отчисленной в начале года», – подумала Джульет, поморгав, чтобы прогнать навязчивые мысли. В коридоре раздались взрывы смеха, Томпсон сердито бросил быстрый взгляд на дверь, а затем продолжил:

– Первая фаза, взятие заложников, характеризуется развитием у них стресса, как правило, сильного. Затем наступает фаза удерживания, во время которой заложников шантажируют: эту фазу можно назвать периодом дегуманизации, заложники становятся товаром для обмена. Однако именно в этот момент происходит идентификация заложника с агрессором, страх смерти понемногу отступает, и заложник начинает симпатизировать преступнику. И, наконец, фаза последствий, характеризующаяся посттравматическим шоком или депрессией.

Джульет была восхищена этой странностью. Как захваченные и удерживаемые против воли люди могли испытывать симпатию к собственным мучителям? Профессор Томпсон рассказал о женщине, влюбившейся в своего похитителя, за которого она в итоге вышла замуж, и Джульет не смогла удержаться от улыбки. «Как в голливудском фильме, – подумала она. – Не хватает только Кевина Костнера в роли злодея, и вот, пожалуйста, готовая кинокартина! Реальность часто превосходит любой художественный вымысел».

Десять минут, оставшиеся до конца лекции, пролетели незаметно.

Джульет вышла на парковку для студентов и скользнула внутрь своего крошечного «Жука». Дождь прекратился буквально несколько минут назад. Джульет направилась на юг, по дороге остановившись возле «Seven-Eleven» купить пива. Был вечер среды, и, как обычно, она собиралась провести его у лучшей подруги. Джульет и Камелия были совершенно не похожи. Джульет – двадцать три года, Камелии – тридцать два. Если Джульет чувствовала себя спокойнее, находясь дома в одиночестве, то Камелии, наоборот, нравилось регулярно куда-нибудь выходить, и когда-то она даже была замужем, целых пять лет. Однако едва подруги начинали разговор на любую тему, как между ними возникало абсолютное взаимопонимание. Каким бы ни был сюжет беседы, у Джульет и Камелии всегда обнаруживались общие темы, и, болтая, они частенько засиживались за полночь.

«Жук» замер перед фасадом дома с облезшей краской.

---