Федина любовь

Сергей и Дина Волсини

Федина любовь

Я люблю Цавтат. Этот крошечный хорватский городок в самой южной части страны таит в себе удивительное очарование, из-за которого приезжаешь сюда снова и снова. Вроде бы подобные средиземноморские пейзажи есть повсюду – аккуратные бухточки и искрящиеся под солнцем заливы, разнокалиберные яхты и церквушки на фоне гор, но, кажется, только здесь все выглядит так ладно и уютно, словно кто-то позаботился о том, чтобы тебе не пришлось наматывать километры в поисках красот и собрал все в одном месте, прямо перед твоим носом: сиди и любуйся, не отрывая зад от кресла. Памятники древности пронизывают этот городок насквозь и придают ему статус и определенную серьезность; когда по вечерам из церкви Святого Николая доносится слаженный многоголосый хор, когда закатные лучи серебрят верхушки вековых построек и старинные каменные лестницы, распластанные наверх, к мавзолею, когда на темнеющем небе проступает строгий силуэт часовни монастыря Девы Марии, невольно задумаешься: это тебе не какой-нибудь развеселый курортный городишко. Это город с историей.

К августу здесь становится довольно-таки знойно, зато бархатный сезон держится до последних октябрьских деньков. А я люблю бывать здесь перед началом большого сезона. Туристы еще только-только появляются, гостей в ресторанчиках на набережной совсем немного, гавань еще не гудит гулом всех языков; придя на ужин, еще можно заполучить лучший столик, даже если ты ужинаешь один, и официанты, еще не избалованные толпой, обращаются к тебе с почтительным пониманием; море по утрам бодрит и заставляет проснуться, а в воздухе разливается сладковатый запах хвои и какая-то особенная, кружащая голову адриатическая свежесть. Вот и на этот раз я оказался здесь в конце весны.

Спустившись к набережной, я с удовлетворением отметил, что здесь ничего не изменилось. Знакомый бармен встретил меня как старого друга, мы поболтали о ценах на авиабилеты и о футболе, посетовали на политиков и молодежь; ужинать я отправился в «Пантеон». Усевшись на террасе, я смотрел, как солнце, прощаясь, ласкает черные склоны сосен и кипарисов, и сверкающие меж ними белые черепичные крыши. У берега прямо передо мной, среди множества рыбацких лодочек, стояло с десяток нарядных яхт. Оглядев их, я подумал, что, как бы хороши они ни были, до Фединой красавицы им далеко. Наш Федя купил себе яхту пару лет назад. Гордый оттого, что лодка наконец готова, он пригласил всех нас, его друзей, прокатиться вдоль турецкого побережья. Он задумал плыть из Кемера в сторону Мармариса, осмотреть двенадцать знаменитых островков вблизи Фетхие, дойти до Бодрума и оттуда двинуться к греческим островам, а дальше к самой Италии – едва ли не кругосветное плавание по меркам новичка. К счастью, капитан у Феди был опытный и непреклонный. Эта затея ему сразу не понравилась, он наотрез отказался вести в открытые воды компанию новичков. Маршрут сократили. Мы загрузились в Фетхие и поплыли к ближайшим островкам. Любовались бескрайними синими далями и изумрудными зарослями, но больше всего – Фединой яхтой. А яхта у Феди и впрямь была великолепна. Тридцать семь футов длиной (это больше одиннадцати метров!), просторная, современная и, даже несведущему понятно, непомерно дорогая. Строили ее в Германии и на воду спускали на баварской верфи. В обеих каютах от стены до стены широченные кровати, по бокам лакированные шкафчики, справа и слева овальные иллюминаторы, наверху – люки с регулируемым освещением, придающим по желанию то темно-лиловый, то ярко-серебристый свет; впечатление такое, будто ты зашел в номер пятизвездочного отеля, только потолки пониже, да мебели поменьше. Палуба, уточнил Федя, из тикового дерева, и потому настил не скрипит, не потрескивает, и на него так приятно ступать босыми ногами. Насчет технических параметров Федя не распространялся, для него это вещи не первого порядка. «Для меня главное якорь, капитан и моя подушка», – любил шутить он, но не приходилось сомневаться, что яхта оснащена по высшему разряду.

Как и остальные, я впервые проводил на лодке много часов подряд и обнаружил, что дело это не такое легкое, как кажется. Беда в том, что мне было абсолютно нечем себя занять. Как оказалось, глазеть на водную гладь быстро надоедает, к тому же невозможно все время находиться под открытыми лучами. Качки не было, но все же в голове ощущаешь какую-то сонливую мутность, как бывает, когда перегреешься на солнце. Спускаешься в каюту, валишься на кровать, смотришь в низкий потолок и в иллюминаторы, за которыми стоит одно и то же синее море, слушаешь гул мотора и спрашиваешь себя: а стоило ли пускаться в такую даль? Одно утешает – у остальных положение не лучше. Наш Федя, например, от природы совсем не яхтсмен. За штурвал ни за что не встанет, к снастям не притронется, рыбалку терпеть не может, и даже когда мы остановились понырять с борта, остался на палубе. Все яхтенные заботы взял на себя капитан, его же излюбленным занятием было рассказывать о том, чем хороша его лодка. Он мог с утра до вечера говорить о дизайнере, которого с великим трудом нашел для оформления интерьеров, о подушках с морской вышивкой, заказанных в специальной мастерской, о спрятанных вдоль палубы резиновых трубочках, предназначенных для отведения влаги, о запасах воды в потаенных шкафах – вот это ему действительно нравилось. Видеть, какое впечатление производит на гостей его шикарное хозяйство, было для него настоящим счастьем. Я думаю, и яхта ему была нужна, главным образом, чтобы показывать ее друзьям. И еще, конечно, катать барышень: что ни говори, а мужчина с яхтой имеет особый вес в глазах женщин. Федя любил свою лодку как трофей, как раритетный автомобиль, с которого сдуваешь пылинки, но ездить предпочитаешь на пассажирском сиденье.

Думаю, выходить на яхте в одиночку ему и в голову не приходило – и на море, и на суше Федя окружал себя людьми. Он всегда был не особенно разборчив в связях и, когда дело дошло до яхты, пригласил, не глядя, всех, кого мог. Его можно было понять. Ему не терпелось продемонстрировать свое приобретение во всей красе, и в тот момент меньше всего он задумывался о том, что с этими людьми ему предстоит провести бок о бок несколько дней и ночей. На удачу, изменение маршрута многих оставило за бортом; кто не успел обменять билеты, кто поленился, кто все перепутал. И тем не менее, компания собралась немалая. Шесть человек – это много даже для такой шикарной яхты, как Федина. Плюс капитан и его помощник, шустрый малый, выполняющий всевозможные поручения; хотя оба они старались не путаться у нас под ногами, меня не покидало чувство, что народу на борту чересчур много. За стол мы едва вмещались. В каюты спускались по очереди. И ни на минуту не оставались в тишине и покое. Нет ничего утомительнее компании случайных людей, которым не о чем поговорить. Особенно, когда им некуда друг от друга деться. В основном занимали себя тем, что сидели за столом, что-то жевали и о чем-то говорили. С непривычки все чувствовали себя неважно, так что разговоры были, что называется, на больную голову – смутные и ни о чем. Хотя Федя звал только мужчин, один из попутчиков явился на яхту с дамой, и едва мы отчалили от берега, как парочка принялась выяснять отношения на глазах у всех. Все мы страшно от них устали. Я попытался отойти в сторону и поболтать с капитаном, но разговор у нас быстро иссяк – я не силен в яхтенных делах, а капитан, пусть и очень толковый, говорил только на турецком, да и потом, он единственный из всех нас был занят делом и неловко было его отвлекать. В отупении мы плыли дальше. Сверху нещадно палило солнце, внизу ледяной струей дул кондиционер. Никогда не забуду поразившее меня ощущение, что я испытал тогда, стоя на корме: бескрайнее море, скорость и ветер в лицо, и кажется, вот она, долгожданная свобода, – и в то же время ты заперт, как в клетке, в стенах яхты, с которой теперь хочется сбежать.

К ночи стало еще хуже. Федя гордился тем, что на лодке у него две чудесные каюты, ведь обычно яхта такого размера вмещает в себя целых три, и тогда все три выходят мелкими и неудобными. Каюты у него и правда были хороши, но только уместиться в них мы все равно не могли, а заснуть тем более. Из-за того, что среди нас по недоразумению оказалась дама, ей с ее кавалером выделили отдельную каюту; после очередной перебранки она выставила его вон, и нам пятерым предстояло делить оставшиеся места. Кто-то уже растянулся поперек единственной кровати, кто-то пристроился в салоне за столом, ну а мы с Федей отправились наверх. Капитан велел нам намазаться гелем от комаров и принес одеяла. Всю ночь мы проторчали на палубе, время от времени поднимаясь на ноги, чтобы размять затекшие спины. Уснуть так и не смогли. Оказалось, что ночью на палубе довольно беспокойно: то волны начнут булькать и биться о корму, то тревожным голосом звякнут снасти, то в темноте прямо у твоего лица вдруг с громким плеском выпрыгнет из воды и рухнет обратно, напугав тебя до смерти, крупная рыбина.

Когда рано утром мы вошли в гавань какого-то турецкого городка, и я ощутил под ногами твердую землю и остался один на один с тишиной рассветных улиц, я тут же сказал Феде, что остаюсь. Федя поворчал, но только для виду – кажется, он уже и сам был бы рад распрощаться с честной компанией.

– Нет, ты когда-нибудь такое видел, – бурчал он, – яхта, между прочим, моя. А я на улице ночую, как бедный родственник…