Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец

Бен Макинтайр

“Лудильщик, портной, военный, моряк…

Кем будет суженый мой?”

Традиционная считалка и гадание для девушек, желающих узнать свое будущее.

© 2020 by Ben Macintyre Books Ltd.

© П. Жерновская, перевод на русский язык, 2022

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2022

© ООО “Издательство АСТ”, 2022

Издательство CORPUS ®

Введение

Если бы вы оказались в 1945 году в живописной английской деревушке Грейт-Роллрайт, вы бы, вероятно, обратили внимание на стройную, на удивление элегантную брюнетку, которая появляется из дверей каменного фермерского дома под названием “Сосны” и садится на велосипед. У нее было трое детей и муж Лен, работавший на алюминиевом заводе неподалеку. Сама она была приветлива, но сдержанна и говорила по-английски с легким иностранным акцентом. Она пекла превосходные торты. Ее соседям в Котсуолде мало что было о ней известно.

Соседи не знали, что женщина, которую они называли миссис Бертон, на самом деле была полковником РККА Урсулой Кучински, убежденной коммунисткой, заслуженным офицером советской военной разведки и невероятно опытной разведчицей, участвовавшей в шпионских операциях в Китае, Польше и Швейцарии, прежде чем прибыть по указанию Москвы в Британию. Они не знали, что все трое ее детей от разных отцов, как и того, что Лен Бертон тоже был тайным агентом. Они не догадывались, что она немецкая еврейка, яростная противница нацизма и что во время Второй мировой войны она шпионила против фашистов, а теперь, когда началась новая, холодная война, шпионила за Британией и Америкой. Они не знали, что в стоявшей за “Соснами” уборной миссис Бертон (чью фамилию следовало писать не Burton, а Beurton) соорудила мощный радиопередатчик, настроенный на штаб-квартиру советской разведки в Москве. Деревенские жители Грейт-Роллрайта понятия не имели, что во время своей последней военной миссии миссис Бертон внедрила шпионов-коммунистов в сверхсекретную операцию США, десантировавшую агентов-антинацистов в гибнущий Третий рейх. Считалось, что эти “хорошие немцы” шпионят на Америку, а на самом деле они работали на полковника Кучински из Грейт-Роллрайта.

Но самой важной подпольной работе миссис Бертон суждено было изменить будущее всего мира: она помогала Советскому Союзу создать собственную атомную бомбу.

В течение многих лет Урсула руководила агентурой, состоявшей из шпионов-коммунистов, внедренных в сердце британской атомной программы, и передавала в Москву информацию, которая позволит в результате советским ученым создать собственное ядерное оружие. Урсула полноценно участвовала в деревенской жизни; ее сконам завидовал весь Грейт-Роллрайт. Но в своей параллельной, тайной жизни она способствовала сохранению баланса сил между Востоком и Западом, и, как она считала, помогала предотвратить ядерную войну, похищая научные данные об атомном оружии у одной стороны и предоставляя их другой. Седлая велосипед и вооружившись карточкой на продукты и авоськами, миссис Бертон отправлялась добывать смертоносные секреты.

Урсула Кучински-Бертон была одновременно матерью, домохозяйкой, писательницей, опытным радиотехником, куратором, курьером, диверсанткой, подрывницей, бойцом холодной войны и тайным агентом. Она работала под кодовым именем Соня. Вот ее история.

Глава 1. Ураган

Первого мая 1924 года берлинский полицейский ударил резиновой дубинкой по спине шестнадцатилетнюю девушку и тем самым помог ей встать на путь революции.

Тысячи берлинцев в течении нескольких часов шествовали по улицам города на ежегодном чествовании рабочего класса. В числе демонстрантов было множество коммунистов и большая колонна молодежи. Украсив одежду красными гвоздиками, они несли плакаты, гласившие: “Руки прочь от Советской России”, и распевали коммунистические песни: “Мы кузнецы, и дух наш молод, / Куем мы к счастию ключи!” Политические демонстрации были под запретом, вдоль улиц выстроилась полиция, хмуро наблюдавшая за происходящим. На углу улицы поглумиться над шествием собралась горстка фашистов-коричневорубашечников. Начались потасовки. В воздух взмыла бутылка. Коммунисты запели громче.

Во главе молодежной колонны коммунистов шествовала субтильная девушка в рабочей кепке, неполных семнадцати лет. Это была первая уличная демонстрация Урсулы Кучински: ее глаза горели от воодушевления, когда она размахивала своим плакатом, горланя гимн Auf, auf, zum Kampf, “Вставай, вставай на борьбу”. Ее прозвали Ураган, и, вышагивая и распевая, Урсула пританцовывала от захлестнувшей ее радости.

Полиция пошла в наступление, когда шествие сворачивало на Миттельштрассе. Урсула вспоминала “визг тормозов, заглушивший пение, вопли, полицейские свистки и возмущенные выкрики. Молодых людей валили на землю и волокли в грузовики”. Посреди этой суматохи Урсулу повалили навзничь на мостовую. Подняв голову, она увидела возвышавшегося над ней дюжего полицейского. На зеленой униформе под мышками проступали пятна пота. Ухмыльнувшись, он замахнулся дубинкой и со всей силы нанес девушке удар по пояснице.

Первым делом ее охватила ярость – и лишь потом ее пронзила самая острая боль, которую ей довелось испытать в своей жизни. “Мне было так больно, что я не могла нормально дышать”. Ее друг, молодой коммунист Габо Левин, оттащил ее в подъезд дома. “Все хорошо, Ураган, – говорил он, потирая ей спину в том месте, куда пришелся удар. – Это пройдет”. Группа Урсулы уже давно разбежалась. Кого-то задержали. Но по широкой улице приближались еще несколько тысяч демонстрантов. Габо помог Урсуле подняться и отдал ей один из упавших плакатов. “Я продолжила шествие, – писала она потом, – еще не догадываясь, что это решение предопределило мою судьбу”.

Мать Урсулы была в ярости, когда дочь вернулась домой в тот вечер в разорванной одежде и с иссиня-черным кровоподтеком на спине.

Берта Кучински потребовала от нее ответа, чем та занималась, “слоняясь по улицам под руку с кодлой горланящих во весь голос пьяных подростков”.

“Мы не пили и не горланили”, – возражала Урсула.

“Что это за подростки? – спрашивала Берта. – Чего ты добиваешься, проводя время с людьми такого сорта?”

“«Люди такого сорта» – это местное отделение молодых коммунистов. И я тоже являюсь его членом”.

Берта отправила Урсулу прямиком в кабинет отца.

“Я уважаю право любого человека на свое мнение, – сказал дочери Роберт Кучински. – Но семнадцатилетняя девушка еще слишком юна, чтобы вступать в политические объединения. Поэтому я настоятельно прошу тебя сдать членский билет и на несколько лет отложить свое решение”.

У Урсулы уже был наготове ответ. “Если семнадцатилетних можно брать на работу и эксплуатировать, значит, им можно и бороться против эксплуатации… и именно поэтому я должна стать коммунисткой”.

Роберт Кучински и сам сочувствовал коммунистам, и запал дочери скорее вызывал у него восхищение, но сулил множество проблем. Чета Кучински, быть может, и поддерживала борьбу рабочего класса, но это не означало, что они готовы были принять дружбу дочери с его представителями.

Этот политический радикализм – очередное поветрие, сказал Роберт Урсуле. “Через пять лет вся эта затея будет вызывать у тебя смех”.

Урсула парировала: “Через пять лет я стану еще более убежденной коммунисткой”.

Семья Кучински была богата, влиятельна, самодостаточна и, как любая другая еврейская семья в Берлине, даже не догадывалась, что через несколько лет их мир будет уничтожен войной, революцией и систематическим геноцидом. В 1924 году в Берлине проживали 160 тысяч евреев, около трети еврейского населения всей Германии.

Роберт Рене Кучински был выдающимся специалистом по демографической статистике, первым, кто использовал числовые данные при анализе социальной политики. Его метод вычисления популяционной статистики – “коэффициент Кучинского” – применяется по сей день. От своего отца, успешного банкира, председателя правления Берлинской фондовой биржи, Роберт унаследовал страсть к книгам и деньги, позволявшие предаваться этому увлечению. Мягкий человек, дотошный ученый, гордый потомок “шести поколений интеллектуалов”, Кучински владел крупнейшей частной библиотекой в Германии.

В 1903 году Роберт женился на Берте Граденвиц, представительнице немецко-еврейской интеллигенции, дочери предпринимателя, занимавшегося строительством жилых домов. Умная, склонная к праздности Берта была художницей. Первые воспоминания Урсулы о матери состояли из цветов и фактур: “Все мерцало коричневым и золотым. Бархат, ее волосы, ее глаза”. Берта была посредственным живописцем, но ей об этом никто не говорил, и она продолжала малевать в свое удовольствие, была самозабвенно предана мужу, а утомительные повседневные заботы о детях перекладывала на прислугу. Космополитичные, светские Кучински считали себя в первую очередь немцами, отодвигая свое еврейство далеко на второй план. Дома они часто разговаривали по-английски и по-французски.