KNIGID.RU Кто мог сотворить такое с несчастной собакой? Не просто собакой – крутой немецкой овчаркой. Конечно, это был мужчина; Хэл не мог себе представить, что женщина способна на такую жестокость. Нужно что-то сделать.
– Помоги мне похоронить его.
– Ладно. – Хоть раз в жизни Эван не спорил.
Они дотащили пса до ближайшего дерева, положили у ствола. Хэл собирался выкопать ямку, но земля была твердой как камень, а лопаты у них не было. Братья натаскали мелких веток, прутиков, листьев и засыпали собаку, закутав ее в своеобразный кокон.
– Прочитаешь молитву?
– Я не буду. Читай, если хочешь.
Эван кивнул, прикрыл глаза и сложил руки у груди. Хэл тоже склонил голову – так, на всякий случай.
– Мы не знали тебя, но ты был хорошим псом. Кто-то сотворил с тобой ужасные вещи, но Иисус ждет тебя на небесах, и ангелы ждут, и разные другие собаки…
– Побойся Бога, Эван! У собак нет души, – проворчал Хэл.
– Еще как есть! – возразил тот и продолжил молитву.
Хэлу уже невмоготу было слушать брата: даже не потому, что он сам не верил в Бога, – просто не мог отделаться от ощущения, что за ними кто-то наблюдает и потихоньку глумится над устроенной церемонией. А в Бога он и в самом деле больше не верил, ведь тот не отозвался ни на одну из его молитв. А уж как Хэл молился, чтобы Бог не дал им уехать из Сиднея…
Эван продолжал с чувством молиться, а Хэл тем временем шарил глазами по рощице, холму и оврагу, напряженно прислушивался – не раздастся ли где звук шагов. Цикады вдруг замолкли, и за деревьями что-то хрустнуло. Скрипнуло окно прицепа. По рукам Хэла пробежали мурашки, хотя он по-прежнему никого не видел.
Он вытащил часы. Пять минут двенадцатого? Черт, не может быть! Часы опять остановились. Хэл прищурился, глянул на пылающее солнце. Оно зависло прямо над головой.
– Половина двенадцатого. Бежим домой! – толкнул он Эвана.
– Ибо Твое есть Царство, и сила, и…
– Папа нас убьет, Эван!
– Не убьет… Во веки веков. Аминь.
– Папенькин сынок, – шипел Хэл, оттаскивая брата от импровизированного могильного холма, под которым лежал труп собаки. Не похоронили, так хотя бы спрятали, укрыли тело от недобрых глаз.
Хлопнула летняя дверь с сеткой. Мик Гудноу поскреб седеющую щетину, подхватил три жестяные миски и приготовился выйти из дома, где его ждало ослепительное солнце и бурные приветствия собак. Он глянул на полуденное небо и шагнул за порог, придерживая миски мощной рукой. Мик направился к проволочному вольеру в углу двора; сухая трава и крапива захрустели под подошвами его форменных ботинок. Две немецкие овчарки прыгали у калитки, шумно прося кенгурятины.
– Кэти, Вилли! Сидеть!
Овчарки уселись в ожидании еды, свесили языки, наблюдая за хозяином, – не собаки, а воплощенная воспитанность. Про третью – Чарли – такого не скажешь.
– А где у нас Чарли? – Молодой пес еще не вышел из конуры. Не среагировать на еду? Наверное, играет, прячется. Мик свистнул. – Чарли? А ну-ка выходи, беги кушать!
Мик поставил миски, открыл калитку и тут же попал в объятия. Собачьи слюни потекли по его форме.
– Чарли! Выходи!
Чарли ему принесла женщина, жившая недалеко от пруда. Она появилась в полицейском участке в тот же день, как Мик переехал в Мурабул. На руках у женщины крутился крупный щенок.
– Слыхала, вы любите овчарок, констебль Гудинаф?
«Гудинаф»… Именно так и прочел бы его фамилию незнакомый человек.
– Произносится «Гуд-ноу», совсем как «ноу-гуд» – «никчемный человечишка», только наоборот, – поправил Мик, сопротивляясь желанию выхватить у хозяйки веселое существо. Женщина явно пришла с твердым намерением пристроить собаку.
– Возьмите Чарли, иначе его выбросят на улицу, сегодня же выбросят. Смирный щеночек – вы и не заметите, что он у вас поселился.
– Да у меня уже двое!
– Что двух держать, что трех – какая разница? – Она сунула щенка Мику в руки и тут же испарилась.
Прошло полгода. Чарли был исключительно беспокойным: две другие овчарки Мика, вместе взятые, ему в подметки не годились. Собака оказалась помесью немецкой овчарки, вот только с кем скрестили его мать – благодетельница сказать не могла. Пес отказывался подчиняться приказам, воспитанию не поддавался. Чарли любил погулять, дома появлялся когда приспичит, но чертов пес был таким симпатягой, что рука не поднялась бы его выгнать.
– Чарли, Чарли! Беги сюда! Беги быстренько!
Проклятого пса как не бывало!.. Причем не в первый раз. Мик жил на северной окраине Мурабула, в миле от центра, где находился полицейский участок.
Наступила суббота, до Рождества оставалось полторы недели. Скоро в городе начнется подарочная лихорадка: драки, нетрезвые водители, взломы и грабежи. Через десять минут Мику заступать на смену. Сержант будет в восторге, что констебль Гудноу опоздал. Вот и еще повод пожаловаться суперинтенданту Деннисону.
Мик обнаружил две сломанные проволочные перемычки в задней части клетки Чарли. Пес вполне мог пролезть сквозь такое отверстие. Впечатляющий ход даже для ловкача Чарли. Видимо, собака смылась на участок, который примыкал к территории Мика сзади, а потом выскочила через вечно открытые ворота заднего двора собрания пресвитерианской общины. Значит, пес в бегах. Чарли был достаточно умен, чтобы избегать тяжелых полуприцепов, проносившихся по дорогам.
Мик извлек телефон из-под «Сидней морнинг геральд», валявшейся на кухонном столе, набрал номер полицейского участка и сообщил Питеру Пе́тровичу, что задержится, потому что должен поискать собаку.
– Спасибо, констебль Гудноу, – монотонно пробубнил в трубку Пе́трович. – Дам знать сержанту Брэдли, как положено.
– Питер, тебе не человек с улицы звонит. Не включай копа, приятель.
Пéтровичу было восемнадцать, и он появился в участке на пару недель раньше Мика, только выпустившись из полицейской академии Гоулберна. Мик был старше на двадцать пять лет и гораздо опытнее мальчишки, однако Питер вбил себе в голову, что Мик младше его по чину. По сути дела, оба являлись констеблями на испытательном сроке. Мик проходил уже вторую стажировку в своей жизни в ожидании, пока Брэдли и Деннисон сочтут его кандидатуру на постоянную должность констебля подходящей.
– Разумеется, констебль Гудноу. Я все передам. Могу еще чем-то вам помочь?
Мик повесил трубку, вышел во двор и соединил перемычки в собачьей клетке. Вилли он запер во дворе, накинул на Кэти поводок и пошел к шоссе. Они перебежали через дорогу. Машин не было, горячий асфальт ощутимо отдавал тепло. Мик нашел дыру в изгороди из колючей проволоки, через которую мог пробраться Чарли, спустил Кэти с поводка, и собака прыгнула в отверстие. Мик перелез через ограждение и двинулся за ней.
– Чарли!
Мимо промелькнул заяц, и Кэти тут же припустила вслед. Мик окликнул ее, дал команду «сидеть!» и угостил овчарку собачьим лакомством. Они пошли дальше, между эвкалиптами. Сквозь кроны деревьев пробивалось солнце, по барабанным перепонкам бил стрекот цикад.
– Чарли!
Его крики тонули в какофонии леса. Мик все ждал, когда за ближайшим деревом мелькнет лоснящаяся черно-коричневая шерсть и пес выскочит с приветственным лаем, но Чарли и след простыл. Мик глянул на часы. Почти полпервого. Ну, поганец!
– Чарли, Чарли!
Глава 2
Через десять минут езды по проселочной дороге Хэл заметил в салонном зеркале, как отец ухмыльнулся. Впереди был поворот к зоне для пикников.
Джон Хэмфрис выглядел отлично. Льняная полосатая рубашка, смазанные гелем черные волосы – импозантный мужчина. Он поймал в зеркале взгляд Хэла, подмигнул сыну, перевел взгляд на маму, оглядел ее легкое голубое платье и покачал элегантной головой.
Хэл подумал, что мама просто здорово смотрится в этом платье, еще и волнистые волосы красиво забрала шарфиком. Мамина красота была особая, тонкая, только она об этом не задумывалась. У зеркала не торчала, не поправляла часами макияж. Да ей и не нужно. Когда собираются куда-то вместе, видно, что они с папой – классная пара. Даже сейчас классная, хоть и не обмениваются нежными взглядами, не улыбаются друг другу. Все этот переезд в Мурабул. Край молока и меда, убеждал папа, земля богов. Мама почти ничего не говорила, только поглядывала на папу, но видно было, что эта задумка ее серьезно расстраивает.
Отец затянул «Scottish Soldier», тщетно пытаясь изобразить шотландский акцент. Мама слушала молча. Хэл по большому счету ничего не имел против папиного пения. Во всяком случае, если отцу вдруг приходила охота немного попеть, исполнить какую-нибудь песню из старого фильма – он прекращал курить. И то хорошо. Честно говоря, Хэлу нравилось путешествовать в автомобиле. Он любил их сверкающий «Студебекер-Хоук GT», белый, с бронзовой отделкой, еще пахнущий кожей. Люди разевали рот при виде автомобиля, похожего на космический корабль, когда двухдверное спортивное купе пролетало мимо. Хэлу не хотелось думать, что фермеры на обочине дороги считают их жуликами или просто придурками.
С переднего сиденья зазвучал четвертый куплет дурацкой песенки, и мамина улыбка стала походить на болезненную гримасу. Она спросила, нельзя ли лучше включить радио. «Scottish Soldier» прервался, и в салонном зеркале сверкнул папин взгляд.
– Неужели нельзя немного повеселиться, просто для разнообразия?
Мама закатила глаза.
– Давай для разнообразия повеселимся под радио.