– Полтавская битва билась под Полтавой, – начал он, – в 1709 году… Надо же, почему-то никогда не забывал даты! У Полтавской битвы было три особенности. Первая – русские под командованием Петра I бились со шведами. Вторая – шведы под командованием Карла XII, как это ни странно, бились с русскими. Бились они, бились… бились, бились… очень долго бились…

– До чего добились-то? – не выдержал глухой голос.

Кокоша Шляпкин услышал скрип пера по бумаге. Злоумышленники явно за ним записывали.

– Не перебивайте, а то я буду начинать сначала, – гораздо бодрее молвил куплетист. – И третья особенность – схватка государей.

Карл XII выстрелил в Петра I из мушкета и попал в грудь. Но у Петра на груди висел огромный крест. Пуля угодила в крест, погнула его и отскочила в карман.

Тогда Пётр залез на дерево, выстрелил в Карла из пистолета и попал ему в левую ногу.

Что тут началось! Шведы кричат по-шведски:

– Скорую фысыфайте! Король сахромал!

А Карл XII кричит:

– Греки, радуйтесь! То есть, нет… Шфеты! Посор фам!

Скорая приехала с носилками. Король в истерике:

– Не уйту с поля поя!

Но его связали и увезли.

– Ну уж после этого, – старичок начал размахивать руками и дрыгать ногами, – армия разбита, конница бежит, мы ломим, сдаётся пылкий Шлиппенбах, пирует Пётр, наша взяла! Ура-а-а! – вдруг изо всех своих древних сил заорал Кокоша Шляпкин.

– Во даёт дедуган! – восхитился глухой голос, но Шляпкин этого не услышал.

– Ура-а-а! Ура-а-а!! А-а-а!!! – истошно вопил он, дёргаясь, как энергичная марионетка.

Но возраст быстро взял своё – старичок очень скоро обессилел и изнемог.

– Отпустите, гады! – жалобно выдохнул он и опять потерял сознание.

Бульварный поэт и куплетист Кокоша Шляпкин очнулся на том же месте, где был похищен, на 1-й За-вокзальной улице. Его страсбургская трость лежала рядом, и было уже светло.

– Кажется, со мной приключилось приключение, – медленно произнёс старичок. – Что ж, скажи ещё спасибо, что живой!

Он дополз до своей квартиры.

По лестнице на второй этаж бедняга поднимался следующим образом: загнутым концом трости цеплялся за решётку, на которой держатся перила, и подтягивал своё немощное тело вверх.

Дома Кокоша Шляпкин прилёг на диван и тревожно задремал, забыв даже запереть дверь.

На диване его и застали Семён Семёнович и Пёсик Фафик.

Глава третья,
в которой много говорят о темноте, Фантомасе и краковской колбасе, а Пёсик Фафик очень застыдился

Кокоша Шляпкин приоткрыл правый глаз и увидел Пёсика Фафика.

– А скажите честно, собака: боитесь ли вы темноты? – вяло спросил он.

– Честно говоря, боюсь, – не растерявшись, ответил Фафик. – Хотя и не должен бы по службе. Я ведь иногда дом сторожу по ночам. Когда сигнализация портится. Иной раз сидишь возле будки – вдруг такое примерещится! То бандит с ножом, то старуха с кочергой, то какой-нибудь собачий Фредди Крюгер. Подбираются к тебе, замахиваются… «Ну, думаешь, всё! Прощай, брат Фафик!»

– И что дальше?

– А ничего… Только эти чудовища замахнутся – и сразу тают в темноте, расплываются. А сердце моё – БУМ-БУМ-БУМ! – от страха… Правда, потом в доме то велосипеда недосчитаются, то банки солёных огурцов…

– Помню, помню! – вмешался наконец в разговор Семён Семёнович. – Хороший велосипед был, немецкий трофейный! Пришлось новый покупать.

– А, и вы здесь, мой молодой друг! – Кокоша Шляпкин открыл левый глаз. – Что ж, вы пришли вовремя. Вы пришли, чтобы мне на закате дней было кому поведать мою печальную и ужасную историю… Я теперь навсегда боюсь темноты и спать буду только с включённым светом!

И старичок куплетист, вздыхая и всхлипывая, рассказал о мешке, глухом голосе и Полтавской битве.

Пока он говорил, Семён Семёнович расхаживал взад-вперёд по комнате и всё время натыкался на старинный письменный стол под зелёным сукном.

– Да, – воскликнул он, когда Шляпкин закончил. – Весело до ужаса!

– Ну вы всегда скажете что-нибудь такое! – вырвалось у Фафика. – Как это: «весело до ужаса»?

– Ну, например, так. Когда мне было лет девять, я обнаружил у себя в почтовом ящике письмо.

И синяя физиономия пририсована. С одной стороны, смешно, а с другой – как-то страшновато.

– А-а, Фантомас! – понимающе кивнул Фафик. – Это такой всемирно известный злодей, который никогда не снимает синей маски… Теперь вашим Фантомасом никого не испугаешь. Теперь такие фильмы ужасов, что просто под стол падай! Но дети их любят, хотя и боятся.

– А в моём детстве Фантомас был – о-го-го! – Семён Семёнович мечтательно закатил глаза. – Правда, ко мне он после того письма так и не явился. Ну и слава Богу!..

– Какой ещё, к чёрту, Фантомас! – прохрипел Ко-коша Шляпкин. – Мне совсем не весело, мне только ужасно!

– По-моему, о трёх особенностях Полтавской битвы, уважаемый мэтр и учитель, вы рассказывали очень весело.

– Это профессиональное, – вздохнул старичок. – Я ведь по натуре куплетист… Вообще, поэта обидеть может каждый! – неожиданно громко выпалил он и опять всхлипнул.

– Ну-ну, старина! – ученик погладил несчастного учителя по плечу и протянул ему газету «Весёлые дедуганы». – Главное, что вы живы… Это я виноват, это я, осёл, не догадался вас вовремя предупредить! Я негодую на себя и на этих беспардонных похитителей! – тут Семён Семёнович – бац! – со всей силы треснул кулаком по письменному столу. – Я должен за вас отомстить!

Фафик вдруг протянул плачущему Кокоше Шляпкину что-то завёрнутое в бумажку:

– Лягте на пол! Вот вам успокаивающая котлетка.

– Вы хотите сказать: «таблетка»? – старичок трясущимися от горя и старости руками стал разворачивать бумажку.

– Нет, именно КОТЛЕТКА. УСПОКАИВАЮЩАЯ КОТЛЕТКА, больной! Я всегда говорил, что никакая таблетка не сравнится с котлеткой.

Кокоша Шляпкин начал послушно жевать котлетку и действительно перестал всхлипывать.

Тогда Семён Семёнович продолжил свою возмущенную речь:

– Мой дорогой Пёсик Фафик, любите ли вы детективы?

– Люблю, Семён Семёныч, только собаки Баскервилей боюсь.

– Понятно. Я вот тоже до сих пор Фантомаса боюсь. У собаки – собачий детективный страх, у человека – человечий… А сами вы не хотели бы стать сыщиком и поймать собаку Баскервилей? Я, признаться, когда-то мечтал надеть наручники на Фантомаса.

– Нет, не хочу я связываться с этим кошмаром. Вот соседского кота Базилевса арестую с удовольствием… если выслежу. Он у меня целое кольцо краковской колбасы стибрил, негодяй! Я ещё хотел вас угостить! А вообще, Семён Семёныч, к чему вы клоните?

– Колбасы, говорите… – нахмурился ученик Шляпкина, – краковской… Да за это не только арестовать, за это сразу в тюрьму сажать надо, в крепость, в замок Иф, как графа Монте-Кристо – без суда и следствия! Краковскую колбасу украл! Мою!!!

– Ну будет, будет, Семён Семёныч! – замахал лапами Фафик. – В первый раз вас таким вижу. Неприлично как-то… Так к чему вы всё-таки клоните?

– Да, да! – Семён Семёнович так сильно мотнул головой, будто пытался вытряхнуть из неё мысль о краковской колбасе. – Мы должны с вами отомстить за оскорблённого поэта Кокошу Шляпкина, да и за всех прочих униженных старичков и старушек! Мы выследим и поймаем похитителей, как Шерлок Холмс и доктор Пилюлькин… то есть Ватсон! И нас наградят. Вы согласны быть доктором Ватсоном?

– Ни за что! – в страхе ответил Пёсик Фафик.

Но это Пёсик Фафик ответил про себя, а вслух он сказал:

– Ну, если наградят, тогда, пожалуй…

Он так сказал вслух, потому что очень застыдился своего страха.

Глава четвёртая,
в которой рассматриваются проекты памятников выдающимся сыщикам-любителям, Кокоша Шляпкин даёт показания как потерпевший, а Семён Семёнович – как влюблённый

– А как нас наградят? – немедленно спросил Пёсик Фафик.

Кокоша Шляпкин дремал от успокаивающей котлетки.

– Ну, например, вам торжественно вручат Именную Кость с Тремя Золотыми Звёздами и Одной Оловянной Луной, – без подготовки выдал его ученик.

– Класс! – взвизгнул Фафик. – Семён Семёныч, а если нам памятники поставят? Вы бы какой желали себе памятник?

– О, я это давным-давно знаю. Я бы желал, чтобы возле самой большой лужи в нашем городе установили бронзового слона. Чтобы он хоботом тянул воду из лужи, а на нём чтобы сидел бронзовый я с пропеллером за спиной. А на слоне чтобы было написано: «БЛАГОСЛОВИ ДЕТЕЙ И ЗВЕРЕЙ!»

– А я хочу… – Фафик закрыл глаза, – я хочу чтобы меня из гранита высекли в позе «девушка с веслом». Только чтобы вместо весла была огромная косточка. Поставить этот монумент на площади Пушкина, возле фонтана, а надпись на постаменте: «ЭКОНОМЬ ГАЗ, ВОДУ И ЭЛЕКТРИЧЕСТВО!» По-моему, очень солидно.

– Предлагаю вам ещё на голове параболическую антенну.

– Я подумаю.

– Думайте быстрей, а пока приступим к расследованию, – Семён Семёнович осторожно потряс за плечо мирно дремлющего куплетиста.

– А-а-а, гнутся шведы! – подскочил тот и свалился с дивана…

Когда старичка опять успокоили и вернули на прежнее место, Семён Семёнович спросил, как матёрый комиссар полиции Мегрэ: