Прошла ночь, день и еще ночь в дороге. Моя одежда будто высохла, но я не была уверена. Казалось, что холод, поселившийся в грудной клетке, распространился до кончиков пальцев. Я почти ничего не чувствовала. Даже не ощущала вожжи в руках. Мои когда-то шелковистые и густые волосы повисли замерзшими сосульками и закрывали обзор, но, чтобы убрать их, необходимо было поднять руку. Да и зачем? В этом не было смысла. Больше ни в чём не было смысла.

Кобыла остановилась. А я не просила. Я подумала, что нужно двигаться дальше, но мысли текли в голове так вяло, и животное, упрямо дернув головой, заржало. Это был резкий и громкий звук после нескольких дней тишины. Мне не хватало воли приказывать лошади. Я, если честно, уже не совсем помнила, что именно искала и куда ехала. Можно остаться и здесь – нужно только лечь в телегу. Тогда буду рядом с ним. Так просто.

Слева что-то мелькнуло. С трудом повернув голову, я заметила небольшой огонек, который постепенно приближался. Мой разум настолько окоченел, что не сразу преобразил огонек, скачущий над землей, в лучину в руке человека. Просто моя лошадь остановилась у чьего-то жилища, только и всего. Обеспокоенный хозяин вышел поинтересоваться, в чём тут дело. Но какое может быть жилище – здесь? Ни один добрый человек не поселится на дороге.

Мягкий ореол света выхватил из темноты фигуру. Это мужчина, довольно молодой и с приветливым выражением лица. Я осознала, что продолжаю просто молча смотреть, хотя он подошел почти вплотную к повозке. Лошадь дружелюбно повернула к нему голову и ласково фыркнула.

– Я могу чем-то помочь? – спросил мужчина. Голос у него был успокаивающий, он хотел показать, что бояться нечего, не ведая, что мне вообще больше было нечего бояться.

– Кобыла заупрямилась, – просипела я. Это были первые слова после криков той ночи, и мое горло всё еще саднило.

– Ты ее пугаешь, Ка́лен, – раздался мелодичный голос, и в круг света вступила девушка. Она подошла к кобыле и нежно провела по крупу ладонью, замотанной во что-то наподобие рукавицы.

– Я так давно не видела лошадей, – сказала она, а потом засмеялась.

Это звучало даже не странно, а немного пугающе. Но мне было всё равно. Разбойники они или парочка сумасшедших – дела нет.

– Я ищу поселения, рядом с которыми сохранились погосты, – я постаралась, чтобы речь была внятной. Длинные фразы давались трудно, приходилось выталкивать слова. Бабушка пришла бы в ужас, что я сказала такое совершенно незнакомым людям.

– Погост прямо за моей спиной, – оживился молодой человек, которого девушка называла Каленом, – мы живем прямо у погоста.

– Кален хотел сказать, что он смотритель. Устраивает погребения. Такая работа, – пояснила девушка.

Наверное, я заехала слишком далеко на север. Смотритель погоста? Вот уж да. Живой смотритель погоста? Вот уж да дважды. Где толпа с вилами и огнем, готовая покарать его и эту странную девушку?

– Я бы хотела узнать о погребении. Мне… – я не смогла продолжить, голос сорвался на хрип. Да и смотрителю это не было нужно. Заглянув внутрь телеги, он кивнул и скрылся из виду, унося источник света.

– Он за носилками, – пояснила девушка, бесшумно передвигаясь в темноте. – Люди зовут меня Мара, – почти пропела она мне в самое ухо.

Я не слышала, как она забралась на телегу, но кивнула. Потом сообразила, что в темноте вряд ли она бы это увидела. Вернулся смотритель, завозился, устраивая носилки в телеге.

– Возможно, стоит провести погребение на рассвете? Каково твое желание? – в его голосе слышалась осторожность.

– Не стоит тянуть, мы долго ехали, – я удивилась, насколько безучастно прозвучал мой голос.

Кален запрыгнул в повозку и принялся двигать его. Он был очень аккуратен, но мне это было невыносимо. С трудом развернувшись, стала помогать. Худшая из всех существующих пыток.

– Мы с Марой обычно относим сами, – тихо сказал смотритель.

– Нет, я хочу нести, – от страха, что придется отпустить его, я дала петуха.

Подъем на холм смешался в одно темное пятно. Кален принимал на себя больший груз, я бездумно перебирала ногами в грязи, пытаясь помогать нести, а не мешать. Сознание ускользало и прояснялось, словно я пыталась покинуть это бренное тело, но когда почти получалось, то возвращалась против собственной воли. Мара с лучиной шла позади нас. Прибыв на место захоронения, я опустилась на землю рядом с ним. Кален принялся возиться с ямой, а я ощупывала землю вокруг. В свете лучины видно было плохо. Будет ли ему здесь уютно? Вырастет ли здесь по весне трава, согреет ли это место солнечный свет, который летом рассыпа́л по его коже веснушки? Опадут ли листья в пору сбора урожая? Он любил листья разного цвета – говорил, что это чудо матери-природы.

– Мара, уже пора, – голос Калена был странно приглушен.

Я заметила, что он выглядывает из глубокой ямы. Мы с девушкой подвинули носилки ближе к краю, и Кален принял его. Аккуратно и бережно. Мне хотелось тоже быть там.

Выбравшись из ямы, смотритель принялся забрасывать землей тело. Я сказала это. «Тело». Всё происходило слишком быстро, я уже не видела очертания его фигуры. Через мгновение это была только земля. А еще через миг – возвышающийся над ровной поверхностью свежий холмик. Я тихо легла сверху. Просто чтобы быть рядом.

Земля между мной и им казалась непреодолимым препятствием. Больше не будет его пальцев в моих волосах, теплого поцелуя, руки в руке. Это было нестерпимо. Я закрыла глаза, и мрак поглотил всё.

4. Год 16 от Сотворения Столпов

Девочке на вид было около семи или восьми зим. Она стояла босыми ногами на мосту, перекинутом через полноводную реку. Воды были черные и буйные, а там, где река выливалась из берегов, всё живое умирало. Деревья словно пытались спастись бегством, и пустоты зияли меж наполовину вырванных из земли корней. Словно надеялись перебраться подальше от обещающей смерть воды. Девочка ходила взад-вперед по мосту и выглядела так, будто умирала от скуки. Легкий ветер чуть шевелил ее длинные черные волосы, а полы длинного белого платья хлопали по худеньким ногам, когда она подпрыгивала у схода с моста и пускалась в обратный путь.

От моста расходились две дороги. Со стороны деревьев-беглецов был светлый день, а по другую сторону реки стелился туман, ничего не разглядеть. В конце дороги, что на ясной стороне, показалась фигурка. Завидев ее, девчушка застыла на месте, а после приосанилась и спустилась с моста со стороны гостя. Гостем оказался тощий мальчишка неопределенного возраста. Росту в нем было достаточно, но худая шея и тонкие светлые детские кудри выдавали, что зим ему было вряд ли больше, чем девочке.

Не дойдя до моста около десяти шагов, мальчишка остановился и настороженно зыркнул на девчушку. Одет он был просто: в замызганную рубаху и темные штаны не первой свежести.

– Ты чего здесь стоишь? – деловито осведомился мальчик, но голос дрогнул от волнения или, скорее, от страха.

– Жду, – тихо ответила девочка. Она с любопытством рассматривала мальчика, словно никогда не видела таких.

– Странный сон, – возмущенно продолжил ее собеседник, не обращая внимания на пытливый взгляд. – Мы же с мальчишками в реке купались. И тебя я никогда в деревне не видел. Не знал, что, бывает, снятся незнакомые люди.

– В реке купались? – удивленно спросила девочка и опасливо покосилась на бурные воды за своей спиной. – А в Смородине купаться нельзя. Папа сказал, что это река не для купания.

– Ну-у-у, у нас река не такая, – важно заявил мальчик. – У нас воды чистые, и мы в лапту придумали в воде играть. Точнее, это не совсем лапта, что-то похожее. Ай, долго объяснять, тем более девчонки в этом не понимают ничего.

– Я таких игр и не знаю, – задумчиво ответила девочка и неуверенно провела босой ступней по земле. – Интересно, это потому что я девчонка?

– Лапту не знаешь?! – вскрикнул гость, выпучив глаза. От удивления страх его улетучился. – Это же откуда ты?

– Тише, чего кричишь так громко! – испуганно заозиралась девчушка, но, кроме этих двоих, вокруг никого не было.

Девочка опасливо вглядывалась в туман по другую сторону реки несколько мгновений, а после облегченно выдохнула и повернулась к мальчику.

– Не кричу, не кричу, – буркнул малец, а потом вдруг, спохватившись, обтер ладони о штанины и, кашлянув, протянул руку девчушке. – Меня люди зовут Осьмым.

– Люди зовут? – удивленно спросила девочка, непонимающе глядя на ладонь мальчика.

– Да. Не ждешь же ты, что я с ходу таки прям тебе имя свое скажу, – отрезал он.

– Ах это чтобы Морена не нашла тебя, нужно давать каждому прозвище и не называть настоящее имя, – спохватилась девочка и, коротко рассмеявшись, добавила: – Я слышала что-то подобное.

От ее смеха глаза Осьмого расширились, и он некоторое время с потерянным видом смотрел на преобразившееся от улыбки лицо своей новой знакомицы. Но через мгновение лицо мальчика недоверчиво вытянулось, словно он только сейчас осознал сказанное. На девочку он старался больше не смотреть.

– Ты такая странная… Лапту не знаешь, – настороженно произнес Осьмой. – В каких краях ты живешь?

– Далеко от твоих, – заверила его девочка и тут же представилась, но руки в ответ не протянула. – А меня люди зовут… Зимой. Меня называют Зимой.

– Это потому что ты в сильные морозы родилась? – радостно угадал мальчишка, широко улыбнулся и снова во все глаза уставился на девчонку. – Я-то ведь тоже без загадки, восьмым по счету подошел в семье.

Зима, не слушая Осьмого, наклонила голову, будто прислушиваясь к чему, а потом взволнованно прошептала:

---