– Многочисленные смены половых партнёров, несколько административных правонарушений, и, в целом, образ, порочащий её как жену и мать. На данный момент гражданка Дементьева сожительствует со своим бывшим супругом. Истица лично давала интервью известным представителям прессы, абсолютно не смущаясь своего поведения. Поэтому, в случае расторжения брака, мой клиент настаивает на проживании дочери, Колесниковой Алисы Игоревны, по месту его прописки, назначения его единственным опекуном, а так же мы будем поднимать вопрос о лишении гражданки Дементьевой родительских прав.

Адвокат сверкнул дорогими часами на левом запястье, поправил очки в золотой оправе. Раз уж он так уверенно говорил об административных правонарушениях с моей стороны, то больше и добавить нечего. А пока Игорь, как блаженный, улыбался, в зале настала гробовая тишина и только спустя несколько секунд его улыбка сползла с лица и, медленно повернувшись к своему защитнику, он недоумённо уставился на последнего, несколько раз открыл и закрыл рот, точно рыба, а потом взорвался, взревев как медведь.

***

– Ответчик, вам есть, что добавить?

Судья теперь смотрела немного потерянно, взглядом, то и дело, обращаясь ко мне.

– Мне нечего сказать. Я люблю свою жену и не хочу разводиться. У нас возникло лёгкое недопонимание, – он подавился воздухом и на секунду перевёл дыхание, – недопонимание, которое можно исправить.

И такой при этом уверенный взгляд получился, что, не то, что судья, я сама готова была поверить, что это именно недопонимание.

– То есть, вы настроены против расторжения брака, я вас правильно поняла?

– Против, – выплюнул Игорь, глядя мне в глаза, щурясь от возмущения.

***

– Оксана… – неверяще начал Игорь, постепенно заливаясь яростью и негодованием, – что ты творишь?! Что ты, мать твою, вытворяешь? Это ты меня так наказываешь, меня, да?! – выкрикнул он и бросился ко мне, на ходу переворачивая стол, за которым я сидела вместе со своим защитником. Схватил за предплечья, подтянул вверх, стягивая со стула и несколько раз сильно тряханул, заставляя смотреть в глаза. – Если ты сейчас же не одумаешься, я уничтожу тебя, ты это хоть понимаешь? Ты не будешь с ним! Никогда! Я тебе это обещаю!

И с силой оттолкнул меня от себя обратно на стул, а сам пошёл в сторону входной двери.

– Ответчик, слушание ещё не закончено! Ответчик! – пыталась остановить его судья, но Игорь уже никого и ничего не слышал.

– Да?! – резко обернулся он. – А мне по *ер!

Он толкнул дубовую дверь ногой, и та со скрипом распахнулась, создавая грохот на весь коридор. Я так и сидела, содрогаясь от охватившего меня ужаса. В таком состоянии Игоря ещё не видела. Несколько раз моргнула, глядя на судью, и, не слушая её оклики, вышла следом. Я прислонилась к холодной стене спиной, попыталась отдышаться.

– Слушание перенесено на три месяца. По сути, это те три месяца, которые вам дали для примирения, – тихо уточнил мой адвокат и ещё тише добавил: – Если это, конечно же, возможно…»

ГЛАВА 1

Впервые моя жизнь серьёзно изменилась после смерти деда. Человеком он был сложным, с железным характером, но меня любил и даже баловал, а вот моего отца (своего зятя), держал в ежовых рукавицах. Сейчас я понимаю, что он был абсолютно прав, а раньше никак не могла смириться, что папу не ценят.

Так вот после его смерти всё в нашей семье пошло наперекосяк. Отец стал пропадать на работе, мама казалась сама не своя. Она забросила все дела по дому, наняла прислугу и каждый день ходила в церковь. Меня от ежедневного ада спасал институт и большая нагрузка. Ребёнком я была активным, даже слишком: множество секций и дополнительные занятия по предметам, поэтому дома чаще всего появлялась после восьми часов. Я ужинала и отправлялась в свою комнату, которая за последние две недели превратилась в мой маленький уютный мир. Но в тот день, когда детство закончилось, был выходной. Я точно помню тёплое майское утро, солнечный свет, который сообщал о том, что пора просыпаться, и крики родителей.

За свои шестнадцать лет я не помнила, чтобы они вот так ругались, кричали, созывая на себя весь дом, но сегодня было именно так. Я подскочила с постели как солдат по стойке смирно и выбежала в коридор прямо в ночном костюме. Крики доносились с первого этажа, суть их всё ещё понять было сложно, но, по мере приближения, обвинения со стороны отца были всё чётче и яснее. И когда я подошла к лестнице, то могла уже не только слышать, но и видеть происходящее. Шок, ужас, страх: я вцепилась в кованые перила и, не в силах пошевелиться или издать какой-то звук, смотрела на родителей. Мама больше не кричала, она сидела на диване, закрывая лицо руками, между пальцев стекали и капали на пол струйки яркой крови. Отец её обвинял, наворачивая круги по гостиной комнате.

– Ты, дрянь, всю жизнь мозолила мои глаза, пользуясь авторитетом своего папочки! – крича он, брызжа слюной. – Ты вытирала о меня ноги, пользовалась, крутила и вертела, как тебе было удобно! Всю жизнь прикидывалась умственно отсталой, закармливала своими полезными кашками и супчиками! Твой отец держал меня на заднем плане, как сторожевого пса, как запасной вариант, который всегда можно выбросить, как только он станет неугоден и совершит ошибку! Но теперь всё, всё-ё… – со странным, колючим удовлетворением потянул он и со всего размаха ударил маму по голове рукой. Но она не издала ни единого звука, опустилась на колени, всё так же пряча лицо.

Отец склонился над ней, схватил за волосы и потянул наверх, его лицо было перекошено от злобы, смешанной с удовольствием от происходящего, и мне казалось, что звук от скрипа его зубов звучит на весь дом. Я была словно в оцепенении, в ступоре, смотрела на всё как с экрана кинотеатра. Пальцы до боли сжимали перила, а из глаз текли слёзы, даже слово сказать, прошептать я не могла… Но как только мама, пытаясь спастись от очередного удара, отняла ладони от лица, я ожила, вернулась в реальность, но смогла только вскрикнуть. Громко, пронзительно. И тут же прикрыла рот дрожащими пальцами. Тогда отец, не отпуская из кулака маминых волос, обернулся в мою сторону, и я увидела чудовище. И этот взгляд… взгляд голубых, как небо, глаз, был полон ненависти, отвращения, и удовольствия. Нет, это было удовлетворение от жизни. В тот момент я впервые узнала, что меня ненавидят лютой ненавистью.

– Смотри! – обратился он ко мне. – Вот, где вы у меня все… – прошипел он.

Резко дёрнув рукой, отец поднял маму ещё выше, но разница в росте и немереная сила сделали своё дело: она снова оказалась на коленях на полу, а в кулаке остался клок чёрных, как смоль, волос. Я бросилась к маме, и ступеньки казались бесконечными, как во сне, когда никак не можешь добраться до желанной цели. Но почувствовала, что это не сон, уже очень скоро, когда тяжёлая рука отца влепила пощёчину мне. Лёжа на полу, я получила ещё несколько ударов ногой в живот, и острая боль сковала, заставляя поджать ноги и тихо скулить. Удары неожиданно прекратились. Открыв глаза, я увидела до блеска начищенные ботинки. Отец склонился надо мной, поднял за волосы, как минуту назад удерживал мать, заставляя смотреть в глаза, и как проклятие выплюнул:

– Вы обе сдохните, отправитесь следом за этим старым маразматиком, и я станцую на ваших могилах.

После этого отшвырнул мою голову в сторону, больно ударяя ею об пол и вышел.

В то утро мама потеряла себя. Она тихо лежала в своей комнате, глядя в потолок, а я наивно верила в то, что для нас этот кошмар закончился. Но он только начинался. Как стало понятно из документов, которые после я собрала в гостиной, родители с того дня были в разводе, на всех бумагах стояла ровная мамина подпись. Что произошло, я так и не смогла объяснить ни себе, ни другим. А через день проснулась уже в абсолютно пустом доме, где теперь не было ни нанятой прислуги, ни охраны, ни водителя, к слову, в гараже не было и автомобилей. Через три дня пришли люди и заявили, что мы здесь больше не живём, по документам дом продан, и новые хозяева желают заселиться немедленно.

Образование я получала экономическое, но помимо преподавателей института, дед и сам заставлял меня штудировать различные учебники и кодексы, поэтому я неплохо разбиралась в юриспруденции и, в соответствии со статьями, могла за себя постоять, только это не помогло. По документам, которые предъявили эти люди, дом им продала именно мама, на её же счёт были переведены деньги за него. Признать сделку незаконной мы не имели права, так как договор был заверен нотариально, в присутствии свидетелей. Всё, что я успела собрать до приезда группы строителей во главе с хозяином дома, уместилось в два чемодана, один для меня, а второй для матери. Как оказалось, в гардеробе отсутствовали меха, в сейфе не было ни денег, ни драгоценностей. Моих сбережений хватило лишь на то, чтобы снять комнату в гостинице на окраине, где мы и поселились.

На следующее утро в шок повергло известие о том, что теперь мама не является владелицей дедушкиной кампании, коей числилась последние десять лет. Всё принадлежало отцу и, как потом пояснил наш управляющий, акции уже выставлены на продажу и в ближайшее время будет объявлен новый владелец. Счёт в банке на моё и на мамино имя оказался обнулён и к вечеру, без гроша в кармане, я вернулась во временное жильё. Новость о том, что маму забрали в психиатрическую больницу, добила окончательно, и руки опустились, несмотря на мой горячий нрав и привычку не сдаваться.

В то, что её состояние далеко от нормы, я видела и сама, а вот служащие гостиницы, ссылаясь на её полную неадекватность и опасность, вызвали спецбригаду.