Выяснилось, что парочка явилась в пансионат около восьми вечера. Рыжая несла пакет с мокрыми купальными принадлежностями, а ее парень тащил кульки с едой.

– Горничная говорит, жрут они – Боже мой!!! – воскликнула Анжелика. – Таисия просто в ужасе! Когда убирается, выносит страшное количество еды и бутылок! А так, обаятельные: всегда остановятся, поздороваются, скажут пару слов. Сегодня были в спа, потом ходили поесть в ресторан, потом на рынок и сюда. Столько, скажу вам жрать, а по ним не скажешь – жилистые оба, – с ноткой зависти сказала плотненькая Анжелика.

Смысла ломиться в первом часу ночи к обжористой паре не было. Герман вздохнул: до дома далеко, а назавтра с утра следовало бы вернуться в пансионат. Анжелика словно прочитала его мысли:

– Хотите, оставайтесь. Если они пойдут куда-то рано, я вас разбужу. Но вряд ли: они рано не встают. Можете спать сколько угодно.

Он шел по пустыне. Пить хотелось неимоверно. Вдали виднелась дверь, вход в портал, а там и до людей рукой подать. Но предчувствие обычно его не подводило: вход будет опять перегорожен. И правда, в мареве начала проявляться фигура Волка. Жара давила на плечи. Он облизнул потрескавшиеся губы и остановился. Кожа горела, на ней появились волдыри, которые, лопаясь, обнажали кровоточащие, неприятно пахнувшие раны. Сам себя он видел плохо. Ему бывало страшно интересно увидеть себя в пустыне, но там у него оставались лишь ощущения: жара, жажда, боль, страх, ненависть – какой-то такой набор. Как его нарекли, он не помнил. Однако знал, что на самом деле здесь он беспол, и имя никакого отношения не имеет к половой принадлежности. С подобным успехом его могли назвать и Ларисой, и Жучкой, и Муркой.

Волк не исчезал, а что делало ситуацию еще более паршивой, возле него нарисовалась фигура Львицы. Львица появилась рядом с Волком недавно. Откуда взялась на его голову, непонятно. Позади этих двоих, как обычно, возникли другие волки. Они полукругом встали за вожаком и Львицей, полностью закрыв дверь в портал. Нет, он никогда двери не видел, он ее чуял. Проход постоянно менял свое месторасположение, и самое ужасное происходило тогда, когда он натыкался на мираж. Его частенько водили за нос, и чуйка подводила. Сейчас он даже не сомневался – портал там, потому что там Волк и его подружка. Раньше Волк был одинок: лишь он и его собратья. Зачем она ему понадобилась?

– Силу дает, – еле слышно сказал он, с трудом пошевелив запекшимися губами, а эхо повторило последнее слово: «Дает, дает, дает…». Эхо он ненавидел пуще жажды, жары и прочих неудобств. Как бы тихо ты ни говорил, оно повторяло за тобой последнее слово.

Идти в сторону Волка представлялось бесполезным. Он помнил, конечно, что Волка можно обмануть. Нужно пойти в сторону, зайти в мираж, и, порой, совершенно случайно, бессистемно, он там натыкался на другую дверь. Происходило это крайне неожиданно – раз, и ты уже в мире людей. Голый? Отчего ж, нет, не голый и вполне себе полый и одетый. Сколько он бывал мужчиной, сколько женщиной он не помнил. Но в мир он выходил готовой сущностью. О, ощущения от перехода всегда были прекрасные! Он в первую очередь смотрелся в зеркало: какой он нынче. Всякое разное отражалось, впрочем, все образы ему сразу нравились, словно таким на свет родился. И ощущения пропадали – ничего не болело, отступала жара, только пить хотелось по-прежнему. И он пускался на поиски. Быстрее, быстрее, чем быстрее – тем лучше, иначе опять – сюда, обратно, так, что и моргнуть не успеешь.

Он повернул направо. Главное, прочь от Волка, чьи очертания становились все более четкими. На морде Львицы он даже смог разглядеть улыбку. Она почти всегда улыбалась, нагло так, развязано-сексуально, беспардонно, и не смущаясь, касалась лапой Волка, поглаживая его серый бок. Иначе говоря – большая, рыжая, наглая кошка. Ему хотелось ее пощупать, прикоснуться к ее шкуре, которая выглядела плюшевой, как у игрушек в том людском мире… Он очнулся и заставил себя прекратить думать о Львице, иначе желание идти в их сторону становилось вовсе нестерпимым.

Он прошел к Дворцу. Дворец возвышался по правую руку, то расширяясь, то вырастая на несколько этажей, то становясь темно-бардовым, то резко светлея. «Мираж», – он не сомневался и брел к зданию. Уже стали заметны цветные фонтаны. Они издавали странные звуки:

– Ммммм, рррррр, – на кошачий манер тянули они, а эхо им вторило: «рррррр».

Мелькнул павлин и исчез, а вместо него показались здоровые, тучные гуси, рядком шагавшие через зеленый газон. Он облизнулся. Он вспомнил, каковы они на вкус, гуси. Там, где бывал у него за порталом желудок, заурчало и неприятно свело мышцы. Он обернулся. Волк с Львицей постепенно растворялись в мареве. Уходят, значит, он удалился от входа в портал. Сил практически не осталось, и вся надежда была на мираж. Если он там случайно не выйдет в мир, то скорее всего на этот раз помрет, хоть данное слово к нему неприменимо. Он вечен, как Волк. Про Львицу он пока не знал – она появилась недавно, – но что-то ему подсказывало, она тоже вечна, кошка чертова.

Впереди, за Дворцом вечерело. На звездном небе вспыхнули фейерверки. Раздался звон бокалов, засмеялись люди. Но над ним, как и раньше, сияло раскаленное солнце. Тем не менее, его влекло вперед, ближе, ближе к великолепному зданию, которое сейчас стало отливать золотом, аж в глазах слепило. Гуси исчезли, зато появилась корова. Вымя, полное молока, чуть не касалось земли. Он вспомнил вкус свежего хлеба, и захотелось взять кружку молока, дунуть на пенку, отломить горбушку, громко отхлебнуть, быстро засунуть в рот хлеб, давясь, жевать. Он вздрогнул от боли: с треском лопнул очередной волдырь. Корова тоже исчезла. В небе издевательски захохотали чайки. Больше портала он не чуял. Волк и Львица совсем исчезли. Оставалось надеяться на случайность, на чудо. Он пошел быстрее. От крика чаек и повторяющего эти звуки эха закладывало уши, или чем он там слышал. Резко приблизились двери Дворца. Они распахнулись, пропуская его внутрь.

Утром Герман не сразу сообразил, где находится. В глаза непривычно брызнул яркий солнечный свет, матрас бодро заскрипел пружинами, уши уловили звук работающего пылесоса. Герман глянул на простиравшееся вдали море, вздохнул, вспомнив свою квартирку без вида на море и вообще без всякого вида, и пошел в душ.

– Ну как тут? – спросил он Анжелику, спустившись вниз после гигиенических процедур.

– Порядок! Ваша парочка не выходила. Жрут, поди, – она усмехнулась.

– Отлично. Пойду допрашивать. Номер у них какой?

Анжелика сверилась с компьютером.

– На всякий случай проверила. Точно. Номер шестьсот десять. Жертва ваша жила в шестьсот шестом. Но там шутники к нулю пририсовали сверху хвостик – получилось шестьсот шестьдесят шесть. Потом, не обращайте внимания, напутали прикручивая номера, будет сразу шестьсот десять. Вам туда.

Герман осознал полученную информацию и направился к лифту.

– Лифт часто застревает, – понеслось ему вслед, – вчера вам сказать забыла, но вы на втором этаже спали и все равно пешком пошли. Сейчас решайте сами.

Идти пешком на шестой этаж было неохота, и Герман смело вызвал лифт. Тот с шумом открыл двери, не слишком гостеприимно приглашая в свое чрево. Герман зашел и нажал на кнопку.

– Сильнее жмите! – донеслось до него. – Кнопки западают!

На шестом этаже все оказалось, как и описывала Анжелика: номер шестьсот «шестьдесят» шесть был уже опечатан, следующим следовал, вопреки логике, шестьсот десятый. Герман постучал. Изнутри не доносилось ни звука. Он постучал еще.

– Ой, они думают, это я! – Герман вздрогнул: рядом с ним стояла невысокая, толстенькая горничная с тряпкой в руках. – Я им барабаню, а они делают вид, что не слышат. Иногда их и в самом деле нет. Я ключом поворочаю: если они дома, то ключ с той стороны, и мне не открыть. Если нету, захожу.

Герман переварил информацию.

– Если не трудно, поворочайте ключом, – вежливо попросил он. – Вдруг их там нет.

– Есть! – уверенно заявила горничная, но тем не менее ключ попыталась засунуть. – Видите, там они! – радостно воскликнула она. – Не засовывается.

С куда большим воодушевлением, чем доселе, Герман забарабанил в дверь. Изнутри послышался женский голос:

– Спасибо, убираться не надо.

– Я из полиции, – проорал Герман, отдавая должное звукоизоляции, которая начисто отсутствовала в современных постройках, но очень даже присутствовала в старых зданиях, и опять застучал. Через минуту изнутри послышался мужской голос:

– А что случилось?

Герман, осознавая, насколько он тут нелепо выглядит и как низко падает престиж полицейского, собрался с духом и прокричал:

– Убили вашу соседку! У меня к вам вопросы! Вы ее видели последними!

Горничная продолжала стоять рядом в предвкушении продолжения «спектакля».

– Сейчас! – прокричал мужчина из нутра номера. – Оденемся! А то мы неодеты!

Набравшись терпения, Герман приготовился ждать. Бежать парочке было с шестого этажа некуда. Он сильно надеялся, что они не будут прыгать с балкона или делать что-то такое же нелепое.

– Мне сказали, они много едят, – обратился Герман к горничной от нечего делать. – Что вы имели в виду?

---