Не плачь, палач

Екатерина Бренти

Предисловие

Я люблю бегать. Бег вошёл в мою жизнь одним прекрасным днём благодаря моему любимому мужу. Сначала я воспринимала пробежки как спорт, позже они стали для меня источником рождения новых мыслей. Во время бега я перерабатываю свои эмоции в ходе внутреннего разговора с собой, чётко и конструктивно, в соответствии с тактом моих шагов. Когда меня переполняет счастье и чувство любви, я бегу так, словно у меня крылья за спиной, с широкой улыбкой на лице, мысленно обнимая и целуя всё вокруг. Когда я испытываю тревогу, волнение, бег становится тяжёлым, но преодолевая намеченную дистанцию, я трансформирую душевную боль в физическую, тем самым частично освобождаясь от неё. Во время одной из подобных пробежек, пребывая в состоянии меланхолии, родилась идея написать эту книгу. В основе моих грустных мыслей того дня лежало трагичное событие, случившееся в торгово-развлекательном комплексе «Зимняя вишня» в городе Кемерово 25 марта 2018 года. Я бежала, роняя слёзы на асфальт, соболезнуя каждому, кого коснулось это горе.

Герои моей повести вымышленные. Любое совпадение с реальными людьми прошу считать частью художественного замысла.

Я посвящаю эту книгу силе женского духа, с которым ничто не может сравниться.

Глава 1

– Мама, ну пожалуйста, ну можно я одна пойду с ними!

– Нет! Я сказала! Хватит ныть у меня под ухом. Ты понимаешь, что мама должна работать. Я не могу сегодня, и ты без меня никуда не пойдёшь.

– Ты обещала…

– Ты думаешь мне в воскресенье приятно сидеть перед компьютером? Нет, не приятно. Мало того что с утра меня начальник загрузил документами, которые мне сдать надо завтра, так ещё ты мне мозг выносишь.

– Ну пожалуйста. Алиса говорит, что дядя Лёша не против, чтобы я пошла с ними.

– Не доросла ещё, чтобы в кино ходить одна. Пойдём в следующие выходные.

– Но Алиса с папой идут сегодня. Мы договаривались, что пойдём вместе. Ты всегда работаешь. Я не хочу сидеть весь день дома. Папы никогда дома нет, ты торчишь в своём компьютере и говоришь по телефону целый день. А на меня всем всё равно!

Дочка сжимает губы, пристально смотря на меня в ожидании ответа, подбородок начинает дрожать, глаза наливаются слезами.

– Всё равно?! Да как ты смеешь так говорить! – не выдержала я, начав кричать. – Если бы мне было всё равно, я бы ничего не делала. Ты меня ещё будешь учить, торчать мне у компьютера или нет! Я зарабатываю деньги, чтобы жить. Пашу́ каждый день как лошадь. Ты в кино бесплатно пойдёшь или, может, папа Алисы за тебя заплатит?! Иди в комнату, бессовестная! Ничего не понимаешь и не ценишь!

Люба убегает в комнату, заливаясь слезами.

Я так больше не могу. Что ж за жизнь такая, господи. Зачем же я так наорала на неё. Как заколебали эти отчёты. Как достало меня всё. Встаю из-за стола, так и не убранного после завтрака, перешагивая через разбросанные на полу бумаги, думаю, что делать, уставившись в окно: на город давит серое небо, люди на улицах скукожившись от холода месят грязь со снегом. Начало весны, мать её.

– Люба! Хватить выть там! Иди сюда! Быстро!

Передо мной стоял несчастный ребёнок в застиранной пижаме с короткими штанинами, с взлохмаченной головой и красными глазами. Она всхлипывала, тёрла ладонями мокрые щёки.

– Ну что ты рыдаешь, будто мать родная умерла? Не конец света же! – спокойным тоном начала я. – Ладно, бог с тобой. Когда ты что-то хочешь, мёртвого из могилы достанешь. Звони своей Алисе и дай мне поговорить с её папой. Как там его, дядя Лёша, говоришь?

Дочка кивнула и улыбнулась мне в ответ.

– Иди снимай эту дурацкую пижаму и расчешись. Одевайся теплее. И не смей новые джинсы трогать, на улице грязь сплошная, и пуховик тоже испачкаешь, иди лучше в дублёнке, – вновь перейдя на строгую интонацию, я демонстрировала своё недовольство. Я злилась на себя, но сознательно вымещала весь негатив на ребёнке.

Люба обувалась в прихожей: молча, не поднимая на меня глаз. Я дала ей 500 рублей, решив, что этого должно хватить.

– Спасибо, мамочка! – робко потянулась ко мне обниматься.

– Не за что, кукушка моя, – так я с рождения ласково называла её. – В следующий раз точно пойдём вместе. И папа к нам, может быть, присоединится.

Закрыв за дочкой дверь, по обыкновению, пошла к окну, чтобы посмотреть, как она выйдет из подъезда. На душе было так же мерзко, как за окном. В квартире тоже дубак. Заваривая себе кофе, я стояла у плиты и обижалась на всех, задаваясь вопросами, где, интересно, шлялся в это время мой муж, почему я должна одна убирать за всеми, выслушивать постоянные истерики дочери, горбиться над отчётами в свой законный выходной за несчастные двадцать шесть тысяч рублей в месяц. Глубоко вздохнув и мысленно пожалев себя тем, что все так живут, погрузилась обратно в работу…

– Алло! Маша! Ты где? – раздался взволнованный голос мужа по телефону.

– Олег, ты что кричишь?! Дома я, дома!

– Слава богу! Я испугался, что вы с Любашкой в кино пошли, вы же собирались!

– Я лично работаю, в отличие от некоторых… Представляешь, мне сегодня утром директор позвонил и сказал финансовый отчёт до завтра закончить. А Любу я отпустила в кино с подружкой Алисой и её отцом.

– С каким отцом?! Дура! Кинотеатр горит! Посмотри в окно! Слышишь меня?! Ты что мочишь?!

– …

В тот день Люба погибла во время крупномасштабного пожара. Ей было 9 лет…

Глава 2

Я не спала от своих неутихающих стонов. Не ела, потому что от нервов меня тошнило и трясло постоянно, везде и всюду я чувствовала запах гари. Я драла волосы на голове, карябала ногтями своё лицо и плечи. Шатаясь я бродила из комнаты в комнату, не зная, куда себя деть. Наконец, споткнувшись на ровном месте, упала на пол в коридоре и осталась лежать у порога, свернувшись клубком в обнимку с Любиными ботинками. У меня не было больше ни сил, ни желания вставать. Я ненавидела себя, весь этот мир, хотелось только умереть. Ведь если не есть и не пить – рано или поздно наступит смерть. Быстрее бы…

Я очнулась, словно меня шарахнуло током, потом меня ослепило ярким светом – жуткая боль объяла всё тело, как если бы тысячи игл в него воткнули одновременно. Сквозь белую пелену перед глазами я разглядела людей в голубой одежде, мужские и женские голоса сливались для меня в нечленораздельную речь. Я не могла ни пошевелиться, ни продышаться, ни вымолвить ни слова, и мне было холодно, очень холодно. С горечью осознавая, что я всё ещё жива, почувствовала, как кто-то приподнял мою голову.

– Всё. Всё, милая, теперь поспи, – расслышала я женский голос над ухом, и наступила снова темнота…

Я очнулась в больничной палате, поняв это спустя несколько секунд, после того как удалось приоткрыть свинцовые веки и туман в глазах рассеялся. Я лежала у окна, рядом стояли ещё три кровати с больными. На руке заметила катетер, соединённый с капельницей, на пальце – детектор с проводками, подключёнными к пикающему аппарату, изо рта торчала трубочка. Пытаюсь открыть рот, но голоса нет. Я напрягаю изо всех сил голосовые связки, чтобы позвать кого-нибудь.

– Пить… Пить… Воды… Эй… – услышав своё сиплое шипение мне стало смешно. Кровать содрогалась подо мной от истеричного приступа глухого смеха, который не поддавался моему контролю. Тут вошла женщина в белом халате, большая, с кудрявыми желтоватыми волосами.

– Доброе утро всем. Что тут у нас?

– Я… Я… – прохрипела я, кое-как остановив ненормальный смех, который, собственно, и помог пробиться голосу.

– О, здравствуйте. Вы пришли в себя? Вот как хорошо!

– Пить. Я хочу пить.

– Да-да-да. Сейчас… Сейчас я вам дам водички, – захлопотала она вокруг меня, открыв бутылку с водой, что стояла на моей тумбочке, и вставила в горлышко трубочку. – Вот. Готово. Давайте – приподнимитесь немножко, – она дала мне сделать несколько глотков, придерживала мне голову своей большой рукой. – Пейте-пейте. Умница. Лучше сразу, да?

– Где я? Что случилось?

– Не волнуйтесь, Мария, сейчас доктор придёт, и всё вам расскажет. Главное, не переживайте. Всё хорошо. На ноги мы вас поставим. Рано вы решили помирать, – улыбаясь, подбадривала меня медсестра.

Я слушаю её слова, и разум возвращается ко мне… Люба… Моя Люба… Слёзы выстреливают из моих глаз, будто вся оставшаяся жидкость в моём организме разом полилась наружу. Закрываю глаза, и страшные воспоминания наполняют моё сознание. Опять в носу появился запах гари, и я начала задыхаться. Судорожно дёргая руками, пыталась подняться с кровати, но моё рвение было напрасно – я лежала привязанной. Тут прибежала другая медсестра. Та, что большая, налегла на меня всем свои телом, чтобы придержать, а другая крепко захватила мою руку с катетером и ввела в него какое-то лекарство – я моментально отключилась.

На этот раз я проснулась от сильной головной боли и жажды. Всё та же палата, за окном было светло. В ожидании, когда кто-то зайдёт, неподвижно лежала и смотрела в потолок, погрузившись в мысли о случившемся. Почему мне не дали умереть? Разве непонятно, что я не хочу жить? За что, господи? Доченька моя… Девочка моя… Горячие слёзы катились по моим вискам, нос заложило, я громко дышала ртом. Слышу, как пациент с соседней койки громко позвал врача. В палату вошла всё та же большая медсестра.

– Что случилось? Кто звал?

---