– Чувствительная, – ответил он. – Нелегко с тобой было в эмоциональном отношении, что и говорить. Хотя, конечно, в постели тебе не было равных. Вот где чувствительность-то на пользу!

– Что ж, прощай, – сказала она. – Рада была тебя повидать.

На прощание Арсений задержал ее руку в своей, но Лиза отняла руку. Может быть, он не прочь прямо сейчас повторить с ней постельные восторги, ей-то что до этого? Выйдя из кабинета, она сразу пошла по коридору к выходу.

Коридор показался Лизе бесконечным; она ничего не видела перед собою.

«Он прав, – думала она, поскальзываясь на свежевымытом линолеуме. – Это цинично, конечно, – то, что он сказал, – но что обижаться на циничность, если это правда? Кому нужно все это – то, что он называет чувствительностью? Даже и в постели, наверное, прекрасно можно обойтись без этого – поднабраться только опыта…»

Она чувствовала, как все словно оледенело в ней.

«Что-то я долго иду, – подумала она машинально. – Наверное, выход прошла».

Наконец кончились палаты, и Лиза увидела справа дверь без номера.

– Вы куда, девушка? – вдруг услышала она, уже открыв эту дверь.

Лиза тут же поняла, что ошиблась – попала в палату. Она увидела широкую кровать, окруженную капельницами и приборами; кто-то лежал на кровати, накрытый по пояс одеялом; женщина сидела рядом на стуле, держа на коленях книгу.

– Извините, – сказала Лиза. – Я думала, это уже выход…

Человек, окликнувший ее у двери, тут же взял ее за руку.

– Выход дальше, – сказал он. – Здесь больной, разве непонятно? Давайте-ка я вас провожу.

Лиза посмотрела на своего неожиданного провожатого. Перед ней стоял высокий, широкоплечий мужчина, на вид лет сорока. Волосы у него были совсем светлые, как будто выгоревшие, но даже на этом фоне сразу бросалась в глаза широкая седая прядь; черты лица крупные, точно вырубленные, светлые глаза внимательно прищурены. Лизе не очень нравилась внешность такого типа – грубоватая, хотя и мужественная. А сейчас ей и вовсе было не до того.

– Спасибо, я найду, – сказала она. – Извините, что помешала.

Она уже подошла к выходу на лестницу, когда вдруг услышала женский голос:

– Девушка, девушка, постойте!

Из палаты, в которую Лиза только что вошла по ошибке, выглянула та самая женщина, что сидела у кровати с книгой.

– Девушка, можно вас на минуточку? – позвала она.

– Ты чего, Юля? – обернулся Лизин провожатый.

– Пусть она зайдет, Сережа, – потребовала та.

Лиза вернулась обратно к двери, женщина тут же схватила ее за руку и втащила в палату.

– Девушка, вы здесь работаете? – торопливо спросила она.

Несмотря на погруженность в свои мысли, Лиза едва не ахнула. Перед ней стояла настоящая красавица! Высокая, длинноногая, такая стройная, что даже не верилось – неужели обыкновенная женщина, которая запросто останавливает тебя чуть ли не на улице, может быть так сложена? У нее были светло-каштановые волосы с рыжинкой, небрежно сколотые на затылке, с выбивающимися отовсюду прядями и завитками. Но Лизу трудно было обмануть этим мнимым беспорядком в прическе. Она прекрасно помнила, что говорил когда-то Неретинский, хозяин салона «Царица Мэб», о продуманной небрежности!

И лицо у красавицы было такое ухоженное, и большие золотисто-карие глаза подведены так умело, что это было почти незаметно, и пахло от нее не просто духами, а очень тонкими и дорогими духами… Не бывает всего этого, если женщина не думает о своей внешности.

Она была в короткой юбке, открывающей ноги в золотистых чулках, длинный темно-сиреневый свитер обрисовывал бедра.

– Нет, я просто зашла с врачом поговорить, – ответила Лиза.

– Ах, как жаль! – воскликнула женщина. – Что же мне делать?

– Ну что ж теперь, Юля, – сказал мужчина, провожавший Лизу к выходу. – Придется посидеть.

– Да не могу же я, сто раз уже тебе говорила! – Она сердито стукнула ладонью по спинке стула. – Опаздываю ведь!

Она снова обернулась к Лизе, и та залюбовалась ее осанкой.

«Просто королева!» – подумалось ей.

– Девушка, – вдруг спросила Юля, – а не могли бы вы посидеть здесь, то есть подежурить у больного?

– Могла бы, – удивленно ответила Лиза. – А сколько сидеть?

– Да я сама не знаю, в том-то все и дело!

Юля даже раскраснелась от негодования, сделавшись еще красивее.

– Понимаете, – сказала она, – сиделка уже час как должна была прийти – и нету! Что это за люди, честное слово: сколько им ни плати, все равно работать не будут по-человечески! А здесь, вы же видели, одна санитарка на весь этаж, да и та пьяная с утра. Посидите, а, девушка, я вас очень прошу! Может, она и придет еще, сиделка эта проклятущая.

Быстро объясняя все это, красавица сбросила тапочки и одним изящным движением надела перламутрово-сиреневые ботиночки на шпильках.

– Не надо бы, Юля, – сказал мужчина. – Ты же ее впервые видишь, мало ли…

– Я посижу, не беспокойтесь, – сказала Лиза, сердито посмотрев на мужчину: зачем он спорит с такой женщиной! – Я все равно не тороплюсь. Надо что-нибудь делать?

– Надо флаконы менять. Видите, вот здесь, на капельнице, – торопливо объяснила Юля. – Следите, чтобы воздух не попал. Как только один кончится, сразу переставляйте следующий, они здесь стоят по порядку, смотрите не перепутайте. Ох, это просто счастье, что я вас поймала, я ведь на самолет опаздываю, в Париж, просто беда!

Юля надела длинный светло-сиреневый плащ из какой-то необыкновенной блестящей и шуршащей ткани, похожей на фольгу, перебросила через плечо ремень большой кожаной сумки, мгновенно взглянула в зеркало, висящее на стене, поправила волосы; звякнули браслеты на ее запястьях. Быстро оглядев палату, она взяла со стула книгу в яркой обложке и бросила в сумку.

– Все, Сережа, пока! – простилась она. – Смотри, ты же знаешь… Я позвоню вечером, не волнуйся.

Она склонилась над лежащим в кровати, коснулась губами его щеки, потом пронеслась к двери, легко ступая на тонких шпильках.

– Езжай осторожно, не гони, дорога скользкая! – крикнул ей вслед мужчина.

Он помолчал, слушая, как стучат по коридору Юлины каблучки, потом повернулся к Лизе:

– Что ж, девушка, придется вам приступить к своим обязанностям, раз пообещали. Я с той стороны у двери стою, зовите, если что.

«А ведь это охранник», – поняла Лиза.

С тех пор как она приняла охранника Виктора за его приятеля, она больше не ошибалась. У них был особый взгляд, у этих людей, и движения какие-то пружинистые.

Охранник вышел в коридор, а Лиза поменяла флакон на капельнице и села на стул у кровати. Прозрачная трубочка вела к руке лежащего мужчины. Лиза впервые взглянула на него. Он спал или был без сознания – лицо совершенно белое, без кровинки, закрытые глаза обведены синевой, темно-русые волосы прилипли ко лбу. Лиза заметила, что глаза у него какие-то необычные – широко поставленные. На нем была белая рубашка с завязками у ворота, но не больничная, а из тонкого льняного полотна; видно было, что вся грудь под ней в бинтах.

Лиза не могла понять, дышит ли он, и даже испугалась: а вдруг он умер? Но словно для того, чтобы ее успокоить, ресницы у больного дрогнули, глаза приоткрылись. Он взглянул на Лизу, прошептал: «Юля?» – и тут же снова закрыл глаза.

– Я не Юля, – зачем-то сказала она, понимая, что он уже не слышит.

Лиза выглянула в коридор.

– Скажите, а он не умирает? – спросила она у охранника. – Может, его в реанимацию лучше? Он стал совсем как мертвый…

– Он и есть почти что мертвый, – ответил охранник. – Столько свинца вкатили, шутка ли.

– А что с ним случилось? – спросила Лиза.

– А это, девушка, не ваше дело, – отрезал охранник. – Ваше дело – флаконы менять.

Лиза обиделась и закрыла дверь. Нашли прислугу!

«Возьму сейчас и уйду, будут знать», – подумала она с детской обидой.

Уходить она, впрочем, не собиралась. Куда теперь уйдешь, не оставлять же его, такого! Делать ей было нечего.

«Хоть бы книгу оставила», – подумала она об исчезнувшей Юле.

Время от времени поглядывая на капельницу, Лиза снова села на стул у кровати и всмотрелась в лицо лежащего.

Хоть и были закрыты его глаза, ей показалось, что печать страдания и одновременно удивления лежит на этом лице.

«Конечно, – размышляла она. – Ведь ему больно, наверное?»

Она не могла определить, сколько ему лет. Волосы на висках немного серебрятся – но совсем чуть-чуть, а это ведь когда угодно может быть. Одна бровь рассечена у самого края светлым старым шрамом – едва заметно, и от этого даже сейчас кажется, что она удивленно приподнята. Глаза действительно необычные, чуть ли не у висков.

«Такие у художников бывают, – вдруг вспомнила Лиза. – Кто это мне говорил – Наташа, что ли? Но он, конечно, вряд ли художник».

Лиза уже приготовилась сидеть здесь не меньше чем до вечера и даже обрадовалась немного – вот и занятие! – как вдруг дверь приоткрылась.

– Юлия Георгиевна, вы уж меня извините, беда с этими электричками!

В палату заглянула аккуратная старушка в белом халате. Увидев Лизу, она недоуменно спросила:

– А жена его где же?

– В Париж улетела, – ответила Лиза. – Очень вас ругала, между прочим.

– Да я и говорю, – зачастила сиделка, – две электрички подряд отменили, ну что ты будешь делать! В третью и то еле втиснулась…

---