– Вот ты где, Дайсукэ-сан, – с обидой воскликнула одна из них. – Где тебя носит? Мы же опаздываем на поэтические чтения к Ханоэ-сан! А-а-а. Что тут происходит? – спросила она, заметив Суюки. – Дайсукэ-сан, только не говори, что все это время ты болтал со служанкой!

– Почему бы и нет? – с издевкой поинтересовался он. – Порой разговоры с прислугой куда интереснее бесед с аристократками.

Девушки захихикали, будто ничего смешнее в жизни не слышали. Суюки искренне не понимала, что тут веселого.

– Что за ерунда, Тайо Дайсукэ! – с упреком сказала одна из девушек, прикрывшись белым веером с цветками вишни. – Пойдем уже. Нам надо спешить. А ты, – она перевела взгляд на Суюки, – возвращайся к работе. Что уставилась? Кыш!

Суюки поспешно удалилась, стараясь не расплескать чай. Но сердце продолжало бешено колотиться, а восстановить дыхание никак не удавалось. Тайо. Родовое имя императорской семьи. Дайсукэ-сама – член Клана Солнца, одной из самых влиятельных семей в Ивагото, и в его жилах течет императорская кровь. Странное чувство в животе усилилось, мысли, словно стайка мотыльков, порхающих у огня, кружились вокруг воспоминаний о его улыбке и мелодии отцовской флейты.

Нужную дверь Суюки отыскала в самом конце веранды, откуда открывался вид на великолепные дворцовые сады. Перегородка сёдзи была отодвинута, и Суюки почувствовала легкий аромат ладана, который курился во мраке комнаты. Она тихонько вошла и огляделась в поисках новой хозяйки, но комната была пуста. Жилище было богато обставлено, хотя обычно знать отличалась склонностью к простоте. Нарядные ширмы превратили комнату в маленький лабиринт, пол устилали мягкие татами. Повсюду лежали стопки листов для оригами всевозможных расцветок и фактур, а со всех плоских поверхностей на Суюки смотрели бумажные птицы – они будто захватили дом. Девушка смела стайку журавликов со стола, чтобы поставить поднос.

– Маи-тян^[2]? – Из соседней комнаты послышался голос, мягкий и нежный, как осенняя паутинка; по полу прошелестел шелк. – Это ты? Где ты была? Я уже начала волноваться… Ах.

В дверях появилась дама, и на мгновение они с Суюки застыли, глядя друг на друга. Суюки распахнула рот от изумления.

Если Тайо Дайсукэ был самым красивым парнем, которого она только видела в жизни, то теперь перед ней стояла самая изящная и прекрасная женщина во всем дворце. На ней было красное кимоно, расшитое золотыми, серебряными и зелеными бабочками. Блестящие черные волосы были собраны в высокую прическу, украшенную двумя золотисто-красными деревянными палочками и гребешками из слоновой кости. Темные глаза, сияющие на безупречном, словно фарфоровом, лице с интересом оглядели Суюки.

– Здравствуй, – проговорила незнакомка, и Суюки поспешно закрыла рот. – Могу я поинтересоваться, кто ты такая?

– Я… я Суюки, – запинаясь, представилась девушка. – Ваша новая служанка.

– Ах вот оно что. – Губы женщины тронула легкая улыбка. Суюки ни капли не сомневалась, что улыбнись она чуть шире, и в полумраке сверкнут белоснежные зубы. – Проходи, малютка Суюки-тян. Только, пожалуйста, ничего не раздави.

Суюки послушно приблизилась к госпоже Сатоми, стараясь не наступить на ее бумажные создания.

И тут женщина дала ей хлесткую пощечину.

Вспышка боли на мгновение ослепила девушку. Она рухнула на пол, до того изумленная, что даже не вскрикнула. Из глаз брызнули слезы. Суюки прикрыла щеку ладонью и непонимающе посмотрела на госпожу Сатоми. Та возвышалась над ней, продолжая улыбаться.

– Знаешь, почему я тебя ударила, малютка Суюки-тян? – спросила она, на сей раз показав зубы.

«Так скалятся черепа», – подумалось Суюки.

– Н-н-нет, моя госпожа, – пробормотала она. Онемевшая щека начала гореть.

– Потому что я звала Маи-тян, а не тебя, – беспощадно веселым голосом сообщила госпожа Сатоми. – Даже если ты глупая деревенщина, Суюки-тян, это тебя нисколько не извиняет. Приходить нужно только когда позовут, ясно тебе?

– Да, моя госпожа.

– Улыбнись, Суюки-тян, – велела Сатоми. – Если улыбнешься, возможно, я забуду о твоем мерзком деревенском говоре и о том, что лицо у тебя похоже на коровью морду. Мне трудно будет сдерживать отвращение при виде тебя, но я постараюсь. Разве это не великодушно с моей стороны, а, Суюки-тян?

Не зная, что ответить, Суюки стиснула зубы и подумала о Дайсукэ-саме.

– Разве это не великодушно с моей стороны, Суюки-тян? – повторила Сатоми с нескрываемым раздражением.

Суюки с трудом сглотнула.

– Hai, госпожа Сатоми.

Сатоми вздохнула.

– Ты помяла мои фигурки, – оскорбленно заявила она, и Суюки взглянула на бумажных зверюшек, которых случайно задела. Госпожа фыркнула и отвернулась. – Предупреждаю: я очень разозлюсь, если ты их не заменишь. В районе Ветров есть одна милая лавочка, где продается самая тонкая лавандовая бумага. Если поспешишь, успеешь купить ее до закрытия.

В дверной проем Суюки увидела, как над дворцом сгущаются грозовые облака. Загрохотал гром, а в темном небе замелькали серебристо-голубые молнии.

– Да, госпожа Сатоми.

За следующие несколько дней Суюки успела истосковаться по отцовской лавочке, по неспешному подметанию полов, штопке одежды, приготовлению еды трижды в день, по успокаивающему аромату опилок и стружек, по посетителям, которые редко ее замечали, занятые лишь отцом и его творениями. Раньше Суюки казалось, что в работе служанки, приставленной к знатной госпоже, нет ничего сложного: только и знай, что помогай ей одеться да выполняй мелкие поручения и дела, недостойные внимания аристократки. Возможно, так оно и должно было быть – во всяком случае, другие служанки явно не страдали от тягот и лишений. Они откровенно избегали Суюки, будто общение со служанкой госпожи Сатоми могло навлечь на них ее гнев. И Суюки их не винила.

Госпожа Сатоми была сущим исчадием ада, прекрасным его исчадием в шелках, при макияже и одурманивающем парфюме. Что бы Суюки ни делала, хозяйка всегда была недовольна. Как бы она ни терла и полоскала белье, Сатоми всегда говорила, что постирано оно плохо. Чай, заваренный Суюки, оказывался либо слишком слабым, либо слишком крепким, либо чересчур сладким – вечно что-нибудь было не так. Как бы прилежно девушка ни убирала комнаты госпожи Сатоми, где-нибудь неизменно отыскивалось пятнышко грязи, татами оказывалось не там, где нужно, бумажные фигурки стояли не на тех местах. Обнаружив очередной промах, госпожа едва заметно улыбалась и отвешивала девушке на удивление звонкую пощечину.

Но это, разумеется, никого не заботило. Другие служанки отводили глаза от ее синяков, а стражники вообще на нее не смотрели. Суюки не осмеливалась жаловаться, ведь госпожа Сатоми была не только знаменитой и влиятельной аристократкой, но и любимой наложницей самого императора. Злословить о ней значило оскорблять Тайо но Гэндзиро, великого Сына Неба – а это могло закончиться поркой, публичным унижением или и того хуже.

От полного отчаяния Суюки спасала только мысль о новой встрече с Дайсукэ-самой. Само собой, в его венах течет голубая кровь и он Суюки совершенно не ровня. Беды простолюдинки ему вряд ли интересны. Но ей хватило бы одного взгляда. Она тщетно искала его на верандах и дорожках, когда бегала с поручениями госпожи Сатоми, но красивого аристократа нигде не было видно. До Суюки дошли слухи, будто Тайо Дайсукэ покинул Дворец Солнца вскоре после ее прибытия и отправился в одно из своих загадочных путешествий по стране. Суюки очень надеялась встретиться с ним, когда он вернется. Ей хотелось вновь услышать мелодию отцовской флейты, пойти за ней и столкнуться с Дайсукэ, вновь увидеть его струящиеся белые волосы.

Затрещина, от которой Суюки повалилась на пол, пробудила ее от мечтаний.

– Что ж ты такая неуклюжая, дорогуша? – спросила одетая в ослепительно шелковый наряд госпожа Сатоми, глядя на нее сверху вниз. – Вставай, Суюки-тян. Для тебя есть работа.

В руках у госпожи был моток крепкой шелковой веревки кроваво-красного цвета. Как только Суюки поднялась, веревка оказалась у нее в руках.

– Слушай, ты какая-то слабоумная, право слово. Я уже и не надеюсь, что из тебя получится хорошая служанка. Но даже ты справишься с этим простейшим заданием. Отнеси веревку в амбар в восточной части сада, прямо за озером. И кончай плакать. Что обо мне подумают люди, если моя служанка будет вечно ходить зареванная?

Очнулась Суюки в темноте. В голове стучало. Перед глазами плыло, во рту стоял противный металлический привкус. Где-то в вышине гремел гром, свежий ветер дул в лицо. Холодные острые камни больно впивались в щеку и живот. Суюки моргнула и попыталась подняться, но руки не слушались. Через мгновение девушка поняла, что они связаны у ней за спиной.

Кровь застыла в жилах. Суюки перекатилась набок и попыталась встать, но колени и лодыжки тоже оказались связаны той самой веревкой, которую она несла в амбар. Рот у девушки был заткнут кляпом, примотанным к голове обрывком какой-то тряпки. Глухо вскрикнув, Суюки забилась на камнях. Боль пронзала руки, когда она невольно царапала их об острые булыжники, сдирая кожу, но веревки не поддавались. Запыхавшись и обессилев, Суюки устало повалилась на землю, а потом подняла голову и огляделась.