Спасти нельзя развестись

Екатерина Серебрякова

Глава 1

После встречи с Кириллом, которая продлилась не больше минуты, я почти час просидела в машине на безлюдной парковке в центре города, умываясь слезами.

Во дворе старой хрущевки не было ни души. Только один мальчишка лет пяти играл в догонялки сам с собой и нет-нет, да заглядывал в окна моей машины.

В эти моменты я улыбалась сквозь слезы, клала руку на еще не округлившийся живот и начинала рыдать еще сильнее.

Нельзя было так поступать с собой, со своим организмом, с малышом, но я не могла сделать ничего с накрывающими меня эмоциями.

Я чувствовала себя бессильной.

Маленькое существо во мне едва ли еще умело дышать, но я уже любила его всем сердцем. Моей святой обязанностью было сделать все для этого ребенка, подарить ему счастье и возможность расти в этой семье.

Ради малыша я была готова отказаться от работы, от карьеры, бросить все и приложить максимум усилий, чтобы он был счастлив.

Но как же трудно было сделать этот выбор.

Еще сегодня утром я думала о другой жизни. Я грезила мыслями о скором свободе и разводе. Я хотела встретиться с Кириллом, обнять его, поцеловать и, чем черт не шутит, допускала мысли о нашем совместном будущем.

А что сейчас? Я собственноручно отказалась от того, что должно было принести мне счастье, и согласилась вернуться туда, где считала себя несчастной.

– Всё для тебя, Малыш, – шептала я, стирая слезы со щек. – Мамочка будет счастлива, если ты будешь счастлив. Я люблю твоего папу. Мы очень любим друг друга. За десять лет было столько всего, что сейчас мы вспоминаем с улыбкой. Когда-нибудь будем вспоминать и это.

Шумно выдохнув, я приняла несколько таблеток легкого успокоительного, предварительно убедившись, что оно безвредно для малыша.

Внутри все клокотало от одной только мысли о том, что мне придется позвонить Борису, назначить с ним встречу и сказать правду. Мы же на днях подали заявление на развод… Как глупо.

– Борь, здравствуй, – после трех мучительно долгих гудков мужчина поднял трубку. – Я тебя не отвлекаю?

– Оля? Нет, нет, конечно. Что-то случилось? У тебя встревоженный голос.

Невольно я улыбнулась, до боли прикусывая нижнюю губу.

Все-таки этот человек был мне родным. За десять лет по голосу он научился различать мое настроение, а по глазам читать то, что скрыто глубоко внутри.

– Все в порядке, не волнуйся. Я бы хотела встретиться и поговорить. Только лучше сделать это наедине.

– Наедине? Да, хорошо, – в трубке на фоне послышался шелест бумаг, а затем размеренные шаги мужских ботинок по паркету. – Куда мне подъехать?

– Давай встретимся в моей квартире через час?

– Договорились, я буду.

Кивнув, как будто мужчина мог это видеть, я сбросила вызов и убрала телефон в сумочку.

Я нарочно назначила встречу на другом конце города в надежде, что за час езды немного выдохну и отвлекусь от пожирающих изнутри мыслей.

Помимо общего дома, где сейчас я жила с Галиной Яковлевной, у нас с Борисом имелась и своя недвижимость. У меня двухкомнатная квартира в спальном районе, купленная еще до брака, и просторная студия в центре, которая сейчас проставила за неимением квартиросъемщиков.

У Бориса тоже были свои апартаменты, но он предпочитал сдавать их. Поэтому и жил на съемной квартире после того, как съехал из дома.

В квартире я не была давно. Сдачей в аренду жилплощади занимались риэлторы, я лишь подписывала договоры, которые мне привозили.

Так что сейчас было приятно прогуляться по собственным квадратным метрам с теплой ностальгией на душе.

– Если захочешь, это будет твоя квартира, – говорила я вслух, наглаживая живот. – Мамочка купила её после одного очень удачного проекта. Но тебя я куплю еще хоть десять таких.

Я остановилась у панорамного окна, вид из которого открывался на Патриарший пруд. На лице невольно появилась улыбка.

Лет семь назад я точно так же стояла у этого окна и смотрела на пруд. Тогда со спины меня обнимал Борис. Мужчина рассказывал как здорово бы нам жилось в этой квартире и как бы мы гуляли по вечерам в парке.

Тогда мы не были так богаты и жили не в доме, а в двухкомнатной квартире в нескольких кварталах отсюда.

Мы были молоды, но не наивны, нет. Однако мы совсем иначе смотрели на многие вещи.

Прошло столько лет, у нас появился свой дом, машины, деньги на путешествия по миру. Но мы так и не погуляли вечером по этому парку ни разу…

– Оля, ты чего не закрываешься? – в коридоре хлопнула входная дверь, и я поспешила оторваться от созерцания вида из окна.

Борис прошел внутрь квартиры, растерянно оглядываясь по сторонам, как будто ожидая увидеть здесь кого-то еще.

– Мы одни, – заверила я. – Проходи в комнату.

– Ты хотела обсудить что-то?

Мы устроились на черном кожаном диване в паре метров друг от друга. Мужчина смотрел точно на меня, а я никак не могла найти, за что бы зацепить взгляд. Глупо метала его по комнате от одного предмета к другому.

– Я буду прямолинейной, Борь. Только выслушай меня до конца, хорошо?

– Конечно, – мужчина кивнул и стал еще более сосредоточенным.

– Я готова дать еще один шанс нашей семье.

Горло перехватило льдом. Слова дались так тяжело, что мне понадобилась передышка в несколько секунд, чтобы продолжить.

– Мы можем попробовать жить как раньше: вместе строить бизнес, вместе принимать решения, вместе заниматься бытом. Заберем заявление о разводе и забудем об этом месяце как о страшном сне. Только есть одно «но», Борь.

Мужчина не произнес ни слова. Только смотрел на меня широко распахнутыми глазами и ждал что я скажу дальше.

– Я беременна, – произнесла тихо, опуская взгляд в пол.

Секунда звенящей тишины.

Казалось, что в квартире было слышно только как бешено бьются сердца у нас в груди. Их стук эхом отражался от стен и больно ударялся о голову, давя и наседая.

– Беременна, – повторил за мной мужчина, как будто не веря. – Это его ребёнок?

Я подняла на мужа глаза, в которых стояли слёзы, и отрицательно мотнула головой.

– Я не знаю.

Сил говорить почти не осталось. Я едва сдерживала себя, чтобы снова не расплакаться на глазах у Бориса.

Его реакция стала болезненным ударом, к которому я была не готова.

Чего только ожидала, дура? Думала, что он будет рад, стоит мне заговорить о ребенке?

– Я только от врача. Знаю, что беременна. Сдам анализы, сделаю узи, тогда узнаю срок. Но скорее всего ребенок от тебя, – как будто оправдываясь, добавила я. – Мы не использовали защиту, ты сам знаешь, а Кирилл всегда предохранялся.

От упоминании о Корневе в таком контексте Бориса буквально передернуло.

Он поднялся с дивана и нервно пересек комнату, почесывая двухдневную щетину тыльной стороной ладони.

Сейчас он выглядел так, будто обдумывает условия подписания важного контракта. Во взгляде сталь, расчет и никаких человеческих эмоций.

Но я понимала реакцию мужчины. Мы подали заявление на развод, я пресекла все его попытки вернуть семью, а сейчас заявилась с новостью о беременности непонятно от кого и желанием начать все с чистого листа.

– Конечно, ребенок должен быть мой. Мы спали с тобой месяц назад и не предохранялись тогда. Это могло случиться, да.

– Я не знаю. Пока не сдам анализы, не знаю точно.

– Милая, – мужчина опустился на диван рядом со мной и обнял со спины, положив руку на живот. – Не волнуйся на этот счет, хорошо? Я реагирую так, потому что очень удивлен, обескуражен! Мы не планировали, ты ведь знаешь… Но это не значит, что я не рад!

– А ты рад? – я подняла заплаканные глаза на Бориса, и он расплылся в доброй улыбке.

– Дуреха моя, ну, конечно, я рад. Я так люблю тебя! И люблю этого Малыша. Это наш с тобой ребенок, мы его вырастим и воспитаем.

– А если окажется, что отец не ты?

– Если так получится, через пару лет сделаем с тобой еще одного ребеночка, нашего. Но и этого я буду любить как своего, несмотря ни на что. Поняла?

Я закивала, размазывая слезы по щекам.

Борис любовно гладил мой плоский живот и, улыбаясь, что-то нашептывал в него.

В тот момент на душе стало легче. Как будто ушел груз.

Я расслабленно выдохнула и откинулась на спинку кожаного дивана, позволив мужчине обнять себя.

Касания Бориса вызывали смешанные чувства. С одной стороны, это было что-то родное, до боли знакомое, ассоциирующееся со стабильностью и спокойствием. А с другой, я не могла переключиться и смириться с мыслью, что меня снова обнимают его руки.

– Мы со всем справимся, Оль. Все преодолеем. Очень скоро ты забудешь, что этот месяц вообще был в нашей жизни, я обещаю тебе это.

– Я верю тебе. И очень тебя люблю.

– Я тоже люблю тебя, – мужчина осторожно коснулся моих губ едва ощутимым поцелуем, и в тот же момент я почувствовала непреодолимую тошноту.

Сорвавшись с места, я побежала в ванную.

Только через десять минут на подкашивающихся ногах я смогла вернуться в комнату.

Желудок выворачивало от боли, и голова шла кругом, как будто я целый час каталась на карусели.

– Ты в порядке? Что это было?

– Видимо, токсикоз, – сказала я, опускаясь на диван и придерживая живот, чтобы не дай бог снова не потревожить ребенка. – Или съела что-то не то, или какой-то запах… Я не знаю. Это первый раз.

---