Не глядя на себя в зеркало, чтобы не портить лишний раз настроение, Вероника натянула бежевые капроновые колготки и, не выдержав, тихо выругалась. Ну разумеется, это были именно те колготки, на которых вчера пошла стрелка. Она не стала отправлять их в мусорное ведро, решив, что их вполне можно надевать под джинсы. И, как и следовало ожидать, это оказались ее последние колготки без стрелок. Вздохнув, Вероника полезла на мамину полку и забрала оттуда ее новые колготки, молясь только, чтобы они не понадобились ей именно сегодня.

Поняв, что уже начинает опаздывать, чего себе никогда не позволяла, девушка торопливо убрала длинные вьющиеся волосы в высокий хвост. Это было очередным дурацким правилом – нельзя появляться в школе с распущенными волосами. Можно подумать, если убрать волосы с глаз, перед ними сразу же откроется вся глубина познания! Впрочем, многие девчонки из их класса откровенно плевали на это правило. Но Вероника давно усвоила – то, что позволено отпрыскам богатых родителей, не разрешается всем остальным.

Даже не заглянув в расписание, Вероника по памяти наскоро побросала книги, конспекты, завернутые в жирноватую бумагу сандвичи и жвачку «Orbit» в свою уже вышедшую из моды бежевую сумку, которую она выцепила на совершенно немыслимой распродаже в «Pull&Bear». Затем нанесла на губы полупрозрачный вишневый блеск и слегка подкрасила ресницы уже засыхающей тушью от «Eveline», чтобы сделать глаза немного выразительнее. Накинув на плечи любимую кожаную куртку, с которой не расставалась до самой зимы, она тихо выскользнула из квартиры в промозглое осеннее утро.

Частная школа встретила Веронику привычной какофонией сотен голосов, толкотней и невообразимым сочетанием запахов свежих булочек и ароматного какао из столовой, дорогого парфюма старшеклассниц и пота спешащих на физкультуру пятиклассников. Вероника, слава богу, приходила в школу за двадцать минут до начала уроков, так что опаздывающие не сбивали ее с ног. У ее пунктуальности имелась и еще одна веская причина: она просто ненавидела входить в класс, когда все были в сборе, потому что в этом случае они пялились на нее до того момента, пока она не сядет на свое место.

Вероника просто терпеть не могла пристального внимания. Хотя за десять лет учебы можно было и привыкнуть – здесь обсуждали все и вся, начиная от того, что Кристина Самойленко заявилась в школу без бюстгальтера, и заканчивая тем, какая немыслимая стерва их математичка Раиса Аркадьевна.

Кстати, о ней! Вероника зашла в полупустой кабинет математики и мысленно застонала – Раиса Аркадьевна убийственными росчерками уже выводила на доске ровные и мелкие, как бисер, строчки цифр, букв и знаков, издалека похожих на какую-то древнюю руническую тайнопись. Вероника сразу же настроилась на худшее – как она ни пыталась вникнуть в эти иксы, степени и логарифмы, ее мысли сразу же разлетались, как цветное конфетти, стоило ей только посмотреть на них. Возможно, она бы лучше понимала этот предмет, если бы все вечера у нее не занимали занятия в музыкальной школе. И, если к языкам, литературе и истории у Вероники были природные способности, то точные науки оставались для нее тайной за семью печатями, вызывая одно лишь недоумение насчет того, как нахождение неопределенного интеграла, собственно, должно помочь ей в жизни.

– Здравствуй, Вероника, – улыбнулась Раиса Аркадьевна своей суховатой, как столбцы написанных ею уравнений, полуулыбкой.

Она, если откровенно, была довольно неплохая – никогда не требовала ни от кого невыполнимого, но со способных учеников спрашивала со всей строгостью. Свои чувства Раиса Аркадьевна прятала под непробиваемой глыбой льда, так что никогда нельзя было сказать наверняка, как к кому она относится на самом деле. Разговаривала она ровным, никогда не меняющим интонации голосом, а когда она злилась, ее выдавали только морщинки вокруг тонких, накрашенных бордовой помадой губ. По непонятной причине именно этот, совершенно не подходящий ей яркий оттенок помады каждый раз притягивал к себе взгляд Вероники.

Класс был полупустым – многих родители или водители привозили в школу к самому началу урока, а то и позже. Вероника скользнула на свое место за первой партой, где уже сидела ее одноклассница Вика Волошина. У нее были огромные круглые очки и перепаленные утюжком тусклые волосы неопределенного бледно-соломенного оттенка. Вика сидела на первой парте, потому что плохое зрение не позволяло ей видеть написанное на доске с расстояния более полутора метров. Вероника была не слишком в восторге от такого соседства, так как Вика, кажется, страдала социопатией и, в довесок, имела довольно раздражающую привычку мелко тарабанить пальцами по столу всякий раз, когда нервничала. Зато здесь Веронику не отвлекали вечные перешептывания девчонок об их отвязных пати и похабные шуточки Вадима Вакулы.

Вероника вытащила из сумки конспекты и с трудом выудила где-то между страницами учебника по зарубежной литературе ручку. Пока еще оставалось время до звонка, она начала напряженно вглядываться в методично покрывающие доску меловые линии, надеясь, что сможет хоть что-то понять. Не преуспев в этом, Вероника откинулась на спинку стула и, как всегда, мысленно унеслась в музыкальную школу, где она освобождалась от оков реальности и уносилась в бескрайний воздушный мир, сотканный из хрустальных переливов ее голоса…

Тем временем класс постепенно заполнялся. Веронике не нужно было оборачиваться, чтобы представить себе, как, громко цокая немыслимо высоченными шпильками, в класс заплывают гламурные девчонки с идеально уложенными волосами и вальяжной походкой с видом королей вваливаются одетые с иголочки парни, источая запах дорогого одеколона и небрежно бросая на парты сумки от «Армани».

Нет, Вероника, конечно, была благодарна родителям за шанс стать выпускницей престижной частной школы. Но, если быть откровенной, как только она повзрослела достаточно, чтобы понять, что у кого-то сумка от «Michael Kors», а у нее с распродажи, она сразу же пожалела, что ее не отдали в обычное государственное заведение, где учились дети одного с ней статуса. Но нет, родители решили, что частная школа с гораздо более современными методами, индивидуальным вниманием и инновационными технологиями сможет дать ей гораздо больше перспектив для успешного будущего. Ну да, еще бы школе не одаривать их такой бдительной заботой, раз они платят ей такие сумасшедшие деньги!

Так что Веронике приходилось натянуто улыбаться и делать вид, что посещение столь фешенебельного заведения, которое было им не по карману, доставляет ей огромное удовольствие. Интересно, родители действительно не понимали, в какое сомнительное положение они ее поставили, заставив учиться с детьми сливок общества, в то время как она была дочерью обычных людей? Вероника, конечно, безмерно уважала своих родителей, была им благодарна и все такое, но иногда они просто поражали ее своей оторванностью от реального мира. Разумеется, она скорее отрезала бы себе язык, чем открыла бы им глаза на то, как она чувствует себя здесь каждый божий день.

Вероника уже молчала о том, что жертвенное решение родителей легло на их плечи непосильной ношей, потому что обучение стоило очень дорого, а денег и так вечно не хватало. На оплату учебы уходил практически весь их бюджет, и Вероника от этого испытывала непреходящее чувство вины. Но это было бы для нее еще половиной беды, если бы школа не вызывала в ней такое отвращение. Каждый день пребывая в этом элитном, пахнувшем духами от «Givenchy» мире самоуверенных детишек богатеньких родителей, она до боли остро чувствовала, насколько же нелепо и абсурдно она здесь смотрится – словно невзрачный воробушек, по ошибке затесавшийся в стаю прекрасных лебедей. Изо дня в день она вынуждена была сносить жалостливые взгляды одетых в дорогущие брендовые шмотки одноклассниц. И каждую минуту она испытывала непреодолимое желание побыстрее укрыться от них в спасительных стенах музыкальной школы, где никто не мог с ней сравниться.

Вероника не испытывала иллюзий относительно своего положения. Она всегда считала, что каждый должен быть на своем месте, а не стремиться туда, куда ему дорога заказана. А Вероника отнюдь не тешила себя наивными мыслями, что она принадлежит к этому богемному миру только потому, что учится в той же школе. На самом деле Вероника была этому только рада – у нее никогда не возникало желания присоединиться к ним. Напротив, чем больше времени она проводила среди этих людей, тем больше их мир казался ей смешным, нелепым и каким-то… бумажным. Стоит подуть легкому ветру – и он разлетится, словно карточный домик, ничем не крепящийся и ни на чем не основанный. И потому она так и не смогла свыкнуться с ощущением, что ее заставили расти на чужеродной почве. Ну кто, спрашивается, просил родителей засовывать ее сюда?!

До начала урока оставалось всего несколько минут, когда последними в классе появились сливки местного общества. Все обернулись, молчаливо приветствуя их. Золотая молодежь. Элита. Те, в чью компанию все старались влиться и на кого все равнялись. Если все остальные были почетными гостями, то именно они правили балом.

Вероника только закатила глаза, когда услышала за спиной пафосно растягивающие слова мужские голоса и нарочито громкий мелодичный женский смех. Ну разумеется, они даже не потрудились понизить тон, словно давая понять, что они оказали всем огромное одолжение, вообще сюда заявившись. А уж о том, чтобы придать своему поведению хотя бы видимость почтения, и речи не было. Вероника видела, как слегка дернулся уголок рта у Раисы Аркадьевны, но она проглотила это, потому что до звонка не имела никакого права одергивать учеников.