KNIGID.RU Буча осторожно шажок за шажком к Прохору приблизился.
– Так и будешь сидеть? – прищурив чёрные блестящие глазки, спросил злыдень.
Домовой поднял глаза к потолку. Там как раз Коробейка раскачивалась на пучке сушёной петрушки. Верёвочка порвалась, и злыдня с визгом полетела на пол. Откуда-то выскочил третий злыдень Насупа и подставил падающей руки. Прохор проследил за свободным падением Коробейки, уклонился от летящего в него сапога и снова поднял глаза в потолок.
– Я не просто сижу, – ответил он.
– А что же ты делаешь?
– Поэзию пишу.
– Как это пишешь? – Буча сдвинул брови.
– Придумываю значит.
– И что напридумывал уже?
– Сейчас, – глядя в потолок, сказал Прохор, подняв указательный палец, чтобы мысль не оборвалась.
Злыдни тем временем столпились вокруг него.
Прохор, наконец, изрёк.
– Эй, два брата, два ухвата,
Вы слезайте-ка с печи,
И негодникам задайте
На румяны калачи!
Домовой тихонько свистнул. Из тёмного угла за печкой вылетели два ухвата и зависли над полом, направив на злыдней свои рога. Злыдни бросились врассыпную.
– Где вы, ложки, поварёшки?
Собирайтесь на окошке
И непрошеных гостей
Пробивайте до костей.
Ястребами с полки сорвались и кинулись на злыдней деревянные посудинки и давай гонять вредителей по горнице.
– Ай! Ой! – то и дело выкрикивали злыдни, огребая от поварёшки или сурового половника.
Маленький ухват пытался подцепить удирающую от него Коробейку, а большой, точно сердитый бык, грозил Буче насадить его на рога. Фыркал, сопел, только что копытом не бил. А злыдень пятился и отмахивался от него пучком петрушки.
Прохор сидел на лавке, хлопал себя по коленкам и знай себе напевал:
– Кочергуша, кочерга,
Ты железная нога,
Очень злыдневы бока
Твоего хотят пинка.
Кочерга со скрежетом выкатилась из-под печки, огрела по голове Насупу, подставила подножку Коробейке. Маленькая злыдня с визгом пронеслась через всю горницу до самой двери в подпол. Обратилась мышью.
Мурка с лавки прыг! Коробейка вжик и в щель, а следом за ней и два приятеля съюлили.
Домовой хлопнул в ладоши, и вся утварь мигом вернулась на свои места, как ничего и не было. Прохор заглянул под лавку.
– Ну что, трусливый? – сказал он венику. – Выбирайся, твой черёд.
Тот нехотя прошелестел на середину горницы, огляделся, убедился, что опасность миновала, растопырил прутья и давай вправо-влево мести.
Когда сквозь покрытые ледяной коркой окна проступил робкий утренний свет, горница уже блестела чистотой.
Из щели в полу на Прохора смотрели три пары глаз.
– Я домовой не злобный, даю вам до вечера время, чтобы убраться из моего дома.
– Вот ещё! – проскрипел Буча. – Не на тех напал.
Дверь в подпол приоткрылась, и оттуда вылезла тощая рука Насупы. Рука погрозила кулаком.
– Объявляем тебе войну!
Домовой лишь усмехнулся. Услышав на лестнице шаги, он вдохнул поглубже, глаза зажмурил и сделался невидимым, а потом проскочил мимо хозяйки Варвары на чердак.
Глава 3. Семейство
Пока хозяйка гремела наверху вёдрами и возилась с печкой, в подполе шла напряжённая беседа. Буча ходил из угла в угол. Насупа лежал на соломе, вытянув ноги, а Коробейка сидела на бочке, от которой ароматно пахло соленьями.
– Нужно действовать решительнее, – заявил Буча. – Во-первых, днём домовой нам помешать не сможет. Кошку Насупа возьмёт на себя.
Насупа насупился. Такая идея ему была совсем не по вкусу. Но перебивать Бучу во время его вдохновенной речи не рискнул.
– Во-вторых, – продолжил Буча, – если взяться за людей, то быстрее будет результат. Понаблюдаем за ними денёк, а потом придумаем, как лучше им вредить.
Сказав это, злыдень поднялся к дверце в подпол и приподнял её.
Хозяйка уже накидала дров, развела огонь, в печи затрещали щепки, и тут в горницу повалил дым. Сперва тонкой синеватой струйкой выполз, огляделся и кверху побежал, а потом в клубки стал сворачиваться и из печи выкатываться.
Буча нос пальцами зажал. Видит, женщина с ведром пришла и как закричит: «Стёпа! Горим!». А сама полотенце хвать, дверь отворила и ну дым выпроваживать. В горницу морозный воздух ворвался и прямиком в подпол. Коробейка от этого потока чуть с бочки не скатилась, а дым из печи повалил ещё пуще.
Над головами злыдней раздался топот. Сначала показался мужик. На ходу он натягивал рубаху. Следом за ним бежала босиком девчушка. Кошка Мурка на стол у окна запрыгнула и ходила взад-вперёд. Глазищи так и горели.
Стёпа схватил кочергу. При виде неё Насупа потёр свою макушку. Мужик закрыл лицо полотенцем и принялся кочергой дрова из печи вытаскивать. А хозяйка водой на них плюх-плюх. Зашипело.
И девочка тут, от испуга не убежала. Ноги в валенки сунула, тулупчик нацепила, вокруг печки бегает, салфеткой машет.
– Уходи, проклятый! – дым разгоняет.
Дым вскоре разошёлся по горнице и растаял. Запах гари смешался с запахом сырости. Буча закрыл в подпол дверь. Коробейка поёжилась.
– Вот напустили холоду, – пожаловалась она.
– То ли ещё будет! – ухмыльнулся Буча. – Сейчас ругаться станут.
Ругани, однако, из горницы не доносилось. Злыдни не вытерпели, выглянули снова.
Девчушка пол метёт, хозяйка стряпает, на столе тесто раскатывает. Скалка туда-сюда, туда-сюда. Кошка сидит на лавке, шёрстку вылизывает. Степан рубаху снял и в печь залез. Только ноги торчат.
– Мать честная! – возмутился мужик, вылезая из печи и вытаскивая за собой половичок, что Коробейка в дымоход запихнула. – Это откуда же он там взялся?
Мать с дочерью переглянулись. Плечами пожали.
Стёпа половичок, измазанный в саже, в угол швырнул.
– Ничего, нет худа без добра,– сказал он. – Дымоход хорошенько прочистил. Теперь и жару больше станет, и дом быстрее прогреется.
С этими словами он снова накидал в печь поленьев, и вскоре по дому пополз тёплый дух.
– Ну и? – спросил Насупа.
– Непонятные они. Люди эти, – ответил Буча. – Голыми руками не возьмёшь. Но и мы не лыком шиты, – он поднял вверх палец. Насупа и Коробейка проследили за пальцем взглядами.
– Что же делать станем? Этакий мужик здоровый поколотит, – проворчал Насупа, снова потирая ушибленную кочергой голову.
– Как же им вредить, коли они вместе всё время? – подала голос Коробейка, сидя на ступеньке и перебирая в руках маленький красный платочек, что ей довелось умыкнуть из кармана Степанова тулупа.
Из горницы потянуло ароматом сливочного масла. Не иначе как пироги у хозяйки поспели. Буча принюхался, облизнулся.
–А вот так, – заговорщицки подмигнул он и подозвал злыдней поближе.
До вечера в подполе кипела работа.
Насупа раздобыл топор, сухое полено и раскалывал его на лучины. Коробейка шныряла по дому и лучины эти прятала в неприметных местах, то есть так, чтобы ни домовой, ни люди их не обнаружили. А Буча сидел на соломе, скрестив ноги, направив уши к потолку и готовился сеять раздор. По крайней мере, он так объявил своим соратникам. Вот только запах пирогов с капустой всё время этот настрой сбивал. Только Буча наполнится злобой, как сделает вдох, и пирожковый дух в нос проскочит да всю злобу выветрит. Так злыдень и пыхтел до тех пор, пока в щель не перестал проникать даже слабый свет. Пора.
Насупа приблизился к щели и зарычал по-собачьи. Мурка, которая дремала возле печки, подскочила, шерсть на спине дыбом встала. Кошка зашипела. Насупа снова зарычал погромче. Мурка попятилась и взбежала по лестнице наверх.
Выбравшись из укрытия, злыдни быстренько покидали в найденный в сенях мешок все ложки и поварёшки, связали между собой два ухвата и вместе с кочергой заперли в подпол.
Наверху скрипнула ступенька. Предстояла новая битва.
Глава 4. Новая битва
Прохор спустился на цыпочках. В горнице стояла тишина. Неужто разогнал он злыдней? Зажёг свечу на столе. Осмотрелся. Всё вроде бы в порядке. Налил горячего чая из самовара. Подышал на окно, протёр в снежном узоре маленькое отверстие. Заглянул в него. Звёзд на небе – не счесть! Красота! И в доме порядок. Как-то даже слишком чисто. Будто чего-то и не хватает. Он пил чай и смотрел сквозь крошечное окошко на звёзды, когда с печки полетел мешок гороха, наполняя горницу бесконечным звоном.
Домовой от неожиданности запрыгнул на лавку.
– Ах вы!
С печки донеслись ехидные смешки.
– Ой! – вскрикнул домовой, когда его что-то стукнуло в лоб. Зелёное яблоко поскакало по столу, свалилось на пол и покатилось в угол. Оттуда, согнувшись в три погибели, прошаркал до середины горницы веник. Следом за первым яблоком в Прохора полетело другое.
Домовой потянулся рукой за ковшом, который по обыкновению висел на стене возле окна, но его там не оказалось. Тут только Прохор и заметил, что никакой утвари в горнице не было.
– Эй, ухваты! – позвал он, уклоняясь от летящих в него яблочных снарядов, но ухваты не откликнулись. С печки снова донёсся смех.
– Не придут твои ухваты!
– Зря кричишь!
– Ладно, – швырнув в ответ на печку яблоко, сказал Прохор. – Сами напросились.
На печке кто-то взвизгнул.
Домовой вышел в сени и вернулся с дворовой метлой на длинной палке и с двумя лопатами для снега: большой Степановой и маленькой Маришкиной.