Послышался громкий треск веток и на поляну вылетело что-то быстрое, круглое и оранжевое. Оно было таким быстрым, что звери, не в силах уследить за ним, глупо вертели головами. Нечто, влетев по пути в дерево и обрушив на землю тысячи капель, переместилось ближе к костру и лишь чудом, как и Котофеич, не влетело в него.
Тогда-то и стало понятно, кем же оказался странный гость. Был он идеальной круглой формы, пах свежим хлебушком, имел два огромных голубых глаза, в которых блестела чертовщинка, и нагло улыбающийся большой рот.
– «В ночном лесу костёр горел, а у костра усталый дедушка сидел», – сообщило существо, заставив Котофеича и Волка прыснуть со смеху. Однако существо, на миг задумавшись, продолжило. – «Какой таинственной казалась мне та ночь».
– Здрав будь, Колобок, – ответил Зайка, ставя перед гостем блюдце с горячим чаем. Существо радостно взвизгнуло и на бешеной скорости махнуло через костер, после чего жадно припало к блюдцу. – Как поживаешь?
– «Я безнадежно влюблен в паруса,
В скрип башмаков и запах дорог,
Вижу чужие во сне небеса,
Но иногда вижу твой порог», – нараспев, произнес Колобок. Котофеич, подойдя к нему, хмыкнул и ткнул лапкой в румяный бок.
– Так, получается теперь он песнями разговаривает? Вроде как мое призвание, дамы и господа.
– Это ты раньше шел налево песни заводил, направо сказки говорил. Сейчас вон изучаешь, чего это звери по деревьям не скачут и способы варки элберетовки в домашних условиях, – сварливо ответила ворона, косясь на Колобка. Тот аж подрагивал от нетерпения, пока Зайка наливал ему в блюдце новую порцию чая. – Хорошо хоть не как в прошлом году.
– Это да, – кивнула Мышка. – Чудом теремок мой устоял. Бедненький…
– «Я красавиц таких, лебедей,
С белизною такою молочной,
Не встречал никогда и нигде,
Ни в заморской стране, ни в восточной», – пропел Колобок, подмигнув Мышке и вновь заставив хозяйку теремка смутиться.
– По крайней мере поёт со смыслом, – кивнул Волчок. – А не как в прошлый раз – носился и орал, что дурной.
– «Пряный запах темноты,
Леса горькая купель,
Медвежонок звался ты,
Вырос – вышел лютый зверь», – ответил Колобок и тут же раздался хруст кустов и тяжелые шаги.
– Тута я, круглый, тута. Не шуми…
В круг света вступил огромный медведь. Он, как и многие у костра, был одет. В аляповатые шорты и зеленую шляпу с щегольским разноцветным пером. Но куда чуднее были рисунки, покрывавшие мускулистые лапы таинственной вязью. Даже Котофеич открыл рот от удивления, разглядывая их.
Медведь уселся рядом с волком, тяжело вздохнул и кивнул, когда Зайка услужливо подал косолапому огромную кружку размером с ведро. Он шумно отпил чаю и довольно крякнул, когда тепло медленно расползлось по телу.
– Хорошо, – буркнул он и сделал еще один глубокий глоток, после чего протянул кружку-ведро зайцу. – Ещё.
– Михайло сегодня немногословен. Возможно это к добру, – заметил кот. Медведь бросил на него раздраженный взгляд, но потом скупо улыбнулся и мотнул тяжелой головой.
– Болтун.
– Кто-то же должен разбавлять пресную беседу шутками да прибаутками, – парировал Котофеич. Остальные настороженно молчали и даже ворона не рисковала встревать.
– «Я был медведем, проблем не знал,
Зачем людских кровей я стал», – пропел Колобок, подкатываясь к медведю. Тот колко усмехнулся и кивнул.
– Отстаньте от Михайло, – сказал Волчок, кладя лапу на широкую спину медведя. – Видно же. Тяжко ему говорить…
– У… – Михайло замялся, почесал голову и поник. – Слова токмо дурные на ум и лезут.
– Выпей чаю, Миша, – улыбнулся заяц, подавая третье по счету ведро. Медведь снова кивнул и в три широких глотка опустошил его. – Полегчало?
– Уф. Хорошо. Ещё!
– И так уже весь чайник выпил, – проворчал кот. – Другим оставь. Поэт-песенник наш только два блюдца выпил.
– Чаю не жалко. Главное, чтобы беседа лилась ручейком, – ответил Зайка, снимая котелок с огня. – Пойду за водой схожу, а вы поболтайте, да у костерка погрейтесь.
Звери сидели кругом и молчали. Разговор не клеился. Только Колобок изредка начинал что-то напевать, но не всегда было понятно, о чем он. Котофеич с наслаждением ценил винцо, Мышка баюкала мышонка, который свернулся калачиком у неё на руках, а волк и ворона задумчиво смотрели на костер, словно пытались найти ответы в горящих жаром угольках.
– Что же с нами деется? – тихо спросил сам себя Волчок. Он расстегнул кожаную куртку и с наслаждением почесал грудь. – Были звери, как звери, а потом…
– «Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель», – ответил ему Колобок, но на этот раз волк согласно кивнул.
– Всё так. Помню, бегал я по лесу обычным волком. Ух, как были мощны мои лапищи… А теперь?
– А я не только сыром питалась, – добавила ворона, возмущенно щелкнув клювом. – А теперь каждый раз Лиса его утаскивает. Все новые и новые способы придумывает. А я может и не хочу этот сыр. Блинов хочу. Со сметаной. И кашу гурьевскую.
– Беда, – хмуро буркнул Михайло. – Речь нечиста. Злоба злобная.
– Так кто мешает изменить всё это? – лениво спросил Котофеич, смотря, как пляшет пламя костра на хрустальном бокале. Остальные звери и Колобок удивленно на него уставились. – Чего? Знамо же откуда ноги растут. Сказки меняются, вот и мы меняемся… А чего вы на меня так зло смотрите, а?
– И ты молчал? – возмущенно вскинулась ворона. – Мы тут каждый год зачем собираемся?
– Так пожалиться, нет? – наивно ответил ей кот. И замолчал, когда с места поднялся медведь. – Михайло, ты бы сел. Сейчас чаю тебе заварим свеженького…
– Говори.
– Что?
– Говори, говорю, – в голосе Михайло Котофеич услышал нечто новое, нежели простую угрозу. Но разум кота был затуманен винцом и обещанными Мышкой блинами со сметаной, поэтому он совершил ошибку, спросив еще раз.
– Что говорить?
Вместо ответа медведь схватил кота за шкирку и поднял высоко над головой. Котоефич попытался было вырваться, но понял, что из этого ничего хорошего не получится, поэтому обмяк и сделал жалостливые глаза, которые частенько выручали его, если пушистый умудрялся попасть в скверную историю.
– Отпустите! – заголосил он. – У меня лапки! Это нечестно!
– «И буря поднялась от хлопанья крылий,
То брат мой явился на зов.
И жертвенной кровью мы скалы кропили,
И скрылись от взора Богов», – зловеще затараторил Колобок, до которого тоже дошел смысл произошедшего.
– Ну, будет вам, – тихо сказал заяц, вновь вешая над костром чайник. Медведь тут же поник и, пусть и нехотя, но опустил Котофеича на землю. Тот, взъерошив хвост, перебежал на другую сторону, откуда принялся буравить всех безумным взглядом. – Даже на минуту оставить вас нельзя.
– Он, оказывается, знает, что с нами, а ничего не говорил, – ответил ему Волчок. Кот демонстративно фыркнул.
– Это всем известно, кто умеет в логику. Ладно, ладно. Простите. Запамятовал я в прошлые разы сказать. Больно уж глинтвейн у Мышки хороший. Мадам, моё пушистое почтение вашему гению…
– Может, расскажешь уже? – устало обронил волк. Кот стушевался и виновато шмыгнул носом.
– Да что тут говорить. И так понятно, – сказал Котофеич, пытаясь лапой пригладить растрепанную шерстку. – Сказки меняются, вот и мы меняемся. Люди ж чего? Сказки переписывать начали. Старые неинтересные оказались, под реалии новые не подходят. Где это видано, чтобы Лиса наша Патрикеевна в моду головой ударилась? Блоги о красоте ведет. Гуси-лебеди туристическое агентство открыли. Теперь детей не похищают, а на отдых возят. Вместе с родителями. Баба Яга в ступе специи толчет, да за море-окиян продает. Но это еще неплохо. А вот другим не так повезло. Испортили им сказку… Помните, что в прошлый раз было? Колобок наш совсем буйный стал. Чуть теремок не развалил, а все почему? Кто-то его грибами плохими накормил в сказке, вот беднягу и контузило.
– «Я жив покуда,
Я верю в чудо», – грустно пропел Колобок и чуть не укатился в костер, задумавшись над словами кота. Хорошо, что медведь успел подставить ногу и направил Колобка в другую сторону.
– Сейчас вон песнями разговаривает. Хорошо хоть не бранными. Волчка на мотоцикл посадили. А он же волк. Ему бы бегать по лесу, ветер ловить, да Ивану-царевичу помогать. Про Михайло умолчу, и так всё знаете.
– Беда, – кивнул медведь, беря из рук зайца кружку-ведро с чаем. Он выпил его махом и повторил привычное: – Еще!
– С греком буйным его сравнили, речь бранью наполнили. Теперь Михайло сдерживается, чтобы кого не треснуть ласково по головушке-то буйной. Каждого из нас эти сказки задели. Я вон раньше по цепи гулял, сказки свои рассказывал, да песни пел. А теперь что? Изучаю, чего звери по веткам не скачут, да в напитках алкогольных смысл ищу.
– И что нам делать? – тихо спросила Мышка, стараясь не разбудить уснувшего мышонка. – Второго Колобка теремок не выдержит.
– Есть одна идея, – хитро блеснул глазами Котофеич и посмотрел на алеющее небо. – Рассвет настанет, и сказка привычной станет…
*****
Темная комната обычной «хрущевки» освещалась только светом монитора. За занозистым столом на неудобном скрипучем стуле сидел взъерошенный паренек лет двадцати пяти и задумчиво смотрел на мерцающий курсор. Работа над новой сказкой продвигалась медленно и лениво. Вдохновение, как часто и бывает, убежало в дальние дали, а высасывать сказку из пальца – дело долгое и неблагодарное.