Хозяин гостиницы снова широко раскрыл глаза. У него и в самом деле было такое письмо. Около месяца назад с севера пришёл монах из Великого Храма. Он выглядел так, будто может умереть в любой момент. Монах дал хозяину гостиницы письмо и попросил передать его Кейгону Дракху. Назвавшись Орено́лом, он задержался на несколько дней, а затем отправился обратно на север. Хозяин гостиницы хотел было кивнуть в ответ, но собрался с духом и обратился к гостю:

– Сперва ответьте на мой вопрос. Что в этом мешке? И что вы имеете в виду, когда говорите, что пришли с юга?

Мужчина, представившийся Кейгоном, взял чайник. Хозяин гостиницы резко одёрнул его:

– Вода здесь дорогая. Две монеты чашка. Гостиница существует только благодаря воде.

Кейгон промолчал и просто налил себе воды. Только после этого он ответил хозяину:

– Я выехал из Карабо́ры и отправился на юг, чтобы не тратить время на пересечение пустыни. Так и попал в Киборэ́н. Затем я двинулся на запад и повернул на север, чтобы добраться сюда.

Хозяин гостиницы, выражая недовольство, громко фыркнул. Кейгон не ошибался. Карабора находилась более чем в двухстах километрах на восток от гостиницы. Поэтому, чтобы избежать длительного путешествия по пустыне, лучше идти на юг, как и сказал мужчина. С южной стороны пустыни Пунтэ́н до гостиницы не более пятидесяти километров. Представив в голове путь гостя, он понял, что, чтобы попасть сюда, Кейгон должен был пройти двести километров через джунгли Киборэн, кишащие нагами. Безопаснее было бы преодолеть такое расстояние по морю. Когда хозяин гостиницы собрался сказать об этом, Кейгон указал на мешок:

– В мешке то, что я добыл за время своего путешествия. Загляните внутрь и тогда поверите, что я пришел с юга.

Хозяин гостиницы с подозрением посмотрел на мешок и оглянулся на путника, однако тот, утоляя жажду, невозмутимо пил воду, которая стоила 2 бронзовых монеты за чашку. Хозяин гостиницы осторожно открыл мешок, и тут в кухне раздался вопль его жены, которая, потеряв сознание, осела на пол.

В этом месте даже сам ханыльчхи́, поднимаясь выше облаков, не может увидеть на земле ничего, кроме джунглей Киборэн, простирающихся на все четыре стороны света. Кажется, что пышущие жаром, тяжело плывущие чёрные тучи почти касаются верхушек деревьев. А деревья в Киборэне – старые, гигантские и коварные, их никогда не касалось лезвие топора. Долгое время их беспорядочно растущие ветви переплетались друг с другом и сгибались под тяжестью упавших на них мёртвых, засохших листьев. Поэтому, когда в Киборэне дует даже сильный ветер, зелёные листья отрываются только от макушек деревьев и поднимаются в небо.

Гигантские деревья после смерти валятся на землю, в то время как маленькие, даже после смерти, запутавшись ветвями, не могут упасть и становятся собственными надгробиями. Многие мёртвые деревья остаются стоять, прислонившись к своим братьям, поэтому Киборэн напоминает зелёный океан, хаотичные линии которого, переплетаясь друг с другом, образуют лабиринт, в котором даже птицы сбиваются с пути. И этот лабиринт, как иллюзия, растёт, изгибается, гниёт, притворяется, что живёт, а иногда с треском рушится, чтобы разбросать во все стороны куски коры и пустить по ветру листья деревьев. Хотя, конечно, по большей части Киборэн проводит свои дни в тишине, заключая темноту в тюрьму из своей зелёной завесы.

Именно здесь находится город жестокости и бессердечия.

Место, при одном упоминании которого одинаково трепещут от ужаса и могучий леко́н, и жизнерадостный токкэби́. Место, которое даже самые способные на выдумки люди называют не иначе как «Город Тишины». И хотя здесь невозможно услышать биение сердец, это место по праву считается одним из величайших достижений своей эпохи, не требующим лишних упоминаний, чтобы быть на слуху у всего мира.

Хатенгра́дж.

Хатенградж выглядит как одинокий белый остров, затерявшийся среди бесконечных зелёных джунглей Киборэн. Тем не менее размеры этого города настолько велики, что даже 200-метровая башня, возвышающаяся в самом сердце Хатенграджа, не выглядит столь уж высокой. По обеим сторонам прямых дорог стоят величественные здания, а многочисленные площади украшены военными трофеями, захваченными нагами во время бесчисленных войн с другими расами. К югу от Предельной границы, разделяющей мир на две половины, расположены и другие, меньшие по размеру города нагов, построенные по подобию Хатенграджа.

Этот город очень отличается от городов остального мира и в некотором роде является уникальным: здесь невозможно услышать ни единого звука, а сам город вот уже несколько веков погружён в кромешную тьму. Среди белоснежных колонн, галерей и площадей наги передвигаются бесшумно, словно призраки: не слышно ни голосов, ни звуков, напоминающих пение. Поэтому, когда в тишине комнаты неожиданно раздался голос Рюна Фэя, Хвари́т Маке́роу был по-настоящему удивлён.

– Скажи, каково это – прожить всю жизнь с сердцем?

Хотя наги из-за своего слабого слуха едва могли услышать приближение армии токкэби, идущей за ними по пятам, Хварит всё же смог понять слова своего друга, неестественно прозвучавшие в тишине. Он был в полной растерянности, поэтому у него даже в мыслях не возникло обвинить друга в дерзости.

«Жить с сердцем? Это значит жить с постоянным страхом смерти», – ответил он, используя ниры́м – расовую способность нагов общаться друг с другом с помощью своего рода телепатии.

Через нирым Рюн Фэй почувствовал, что Хварит пришёл в сильное замешательство. Ему не хотелось ещё больше озадачить своего друга, поэтому на этот раз он решил выразить свою мысль привычным для нагов образом:

«Но не означает ли это также возможность каждый день чувствовать себя живым?» – С этими словами Рюн поднял правую руку и осторожно прижал её к груди. Если бы Хварит сделал то же самое, он почувствовал бы биение собственного сердца, но он не пошевелился, посчитав это слишком постыдным.

«Рюн, с другими ты тоже позволяешь себе подобное?»

«Что ты имеешь в виду?»

«Твоя правая рука. Ты ведь не прижимаешь её к груди, когда перед тобой есть кто-то ещё? Впредь больше так не делай. Это неприлично».

Хварит подумал, что он был слишком резок с другом, и осторожно добавил:

«В любом случае через десять дней в этом уже не будет никакого смысла».

Рюн опустил руку, повернулся и посмотрел в сторону центра Хатенграджа, где возвышалась Башня Сердца, в несколько десятков раз превосходившая по высоте даже самые высокие здания города. Во взгляде Рюна была смесь отвращения и страха. Руки, которыми он схватился за перила балкона, слабо задрожали.

На балконе особняка семьи Фэй стояли два молодых нага – Рюн Фэй и его друг Хварит Макероу. Им было по 22 года, и, согласно законам нагов, они ещё не воспринимались обществом как взрослые мужчины. Через десять дней, когда звезда Шана скроется за луной, они будут призваны в Башню Сердца, где каждый из них разрежет себе грудь и вынет своё ещё живое сердце.

«Хварит, мне это не нравится».

«Тебе нечего бояться, Рюн. Ни один наг не умер во время ритуала. Рассказы о том, что происходят несчастные случаи и каждый год кто-то не возвращается из башни, – это всего лишь выдумки взрослых, чтобы напугать детей».

Несмотря на слова Хварита, лицо Рюна всё ещё было мрачным:

«Я не боюсь несчастного случая. Мне просто не нравится сама идея извлечения сердца».

«Почему, Рюн? Разве тебе не хочется стать бессмертным?» – удивился Хварит.

«Это вовсе не бессмертие».

«Хорошо, давай назовём это полубессмертием. Ты хочешь сказать, что ритуал ничего не значит? А мне кажется, что всё не так уж и плохо, ведь после этого нам не надо опасаться даже нападения наших врагов».

«Враги? Да где же они? На южной границе всё спокойно, а к северной мы не приближаемся. Где тот враг, который представляет для нас угрозу?»

Рюн начинал выходить из себя, и Хварит решил вести разговор в более спокойных тонах:

«Ты прав, мы не можем отправиться в холодные земли к северу от Предельной границы. Однако теплокровные неверующие вполне могут продвинуться дальше на юг. Они выращивают зерно и едят его, поэтому их чрезвычайно много, в отличие от нашей расы. Бессмертное тело – это наше главное оружие для защиты от нападений».

Рюн не выдержал и снова закричал:

– Ты говоришь, они придут! Как?! Человеческие лошади не могут и шагу ступить в нашем лесу. Огромные леконы тут даже не развернутся! И никто из них не может видеть тепло, исходящее от наших тел. Более того, неизвестно, смогут ли эти неверующие увидеть хоть что-нибудь с наступлением темноты, а ты говоришь, что они посмеют войти в наш лес!

Рюн кричал, словно разъярённый ханыльчхи. Хвариту стало не по себе, оттого что Рюн не использовал нирым, а говорил с ним вслух, словно один из неверующих. Несмотря на это, он продолжил:

«А токкэби?»

Упоминание заклятого врага нагов заставило Рюна замолчать. Наги не боятся ни людей, которые ездят на лошадях и питаются зерном, ни леконов, которые способны передвигаться по небу и одним ударом крушить каменные глыбы. Но токкэби – совсем другое дело.

Хварит спокойно продолжил напоминать своему другу о том, что хорошо известно всем нагам:

«Разве нагам под силу поймать токкэби? Мы даже не можем отличить этих тварей от их чёртовых огненных клонов. Да, их глаза отличаются от наших – они не могут различать температуру, но мы, в свою очередь, тоже не всегда можем их обнаружить. Кроме того, их огонь может за доли секунды превратить наш прекрасный лес в груду пепла. Вспомни, что произошло на острове Пэсиро́н и в ущелье Акинсро́у».

«Это единичные случаи. Токкэби совершенно не любят во́йны. Если только они не решат, что это очень интересная забава», – Рюн снова перешёл на нирым.

---