– Камаль, – обращаюсь к слуге, который тенью бредет за нами, – гостевая комната приготовлена?

– Да, господин.

Она всегда готова, только непонятно для кого, у меня здесь не бывает гостей. Не люблю столпотворения, этого мне хватает на всяких встречах и приемах. Мой дом – моя персональная крепость, куда нет доступа посторонним. Да даже мои родные здесь бывали всего раз за те два года, что я здесь живу.

– Сюда, – указываю Бадалу, толкая дверь в гостевую, и даже не задумываюсь о том, что она прямо напротив моей спальни. Позже буду сожалеть об этом, а сейчас я слишком погружен в свои мысли, чтобы рассуждать о таких пустяках. – Камаль, пришли Зухру, пусть присматривает за девушкой, пока не проснется.

Направляюсь к двери и уже собираюсь выйти, но зачем-то оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как Бадал укладывает девушку на кровать. И снова мое внимание приковано к длинным стройным ногам. Загорелым, идеально гладким. Сглатываю и, мысленно проклиная себя и ее, выхожу из комнаты.

Войдя в свою спальню, принимаю душ и устраиваюсь на балконе с ноутбуком и телефоном. Прежде, чем набрать отца, окидываю взглядом виды. Один вид. Пустыню.

Кто-то говорит, что пустыня – это адская жара и практически нулевые шансы на выживание. А я скажу, что пустыня – это шаманка, фукара. Она умеет заговаривать, лечить душевные раны, успокаивать и усыплять. Единожды послушав шорох песочных барханов, ты навсегда полюбишь этот звук, и ничто с ним не сможет сравниться. Потому что в шорохе песка – шепот. Пустыня делится с тобой своими многовековыми тайнами, раскрывает секреты, развенчивает мифы. Она проникает в самую суть человека и не отпускает его уже больше никогда. Будь у меня возможность, я бы не появлялся в больших городах, а вечно находился в пустыне, слушая ее убаюкивающий шепот, и часами наблюдал за тем, как движутся барханы, сменяя пейзаж за окном.

– Омар, – отвечает отец на звонок. – Забрал?

– Да.

– Младший Фоули уже на пути сюда, но мне нужно уехать на пару дней. Поселю его в квартире на окраине. Парни за ним присмотрят, а ты присмотри за его сестрой. Не отходи ни на шаг.

– Отец, я же не нянька! – не выдерживаю, слегка повышая голос. Впиваюсь пальцами в балюстраду. Даже вид безмятежной пустыни не способен меня сейчас успокоить.

– Омар, мне напомнить тебе, что твоя сестра у этих варваров?

– Не стоит. Прости, отец.

– Свяжемся позже, – коротко отзывается он и кладет трубку.

А я сжимаю в руке телефон, практически до хруста корпуса. Меня раздражает, что в моем доме находится посторонний человек, еще и женщина. К тому же та, которая выросла в беспринципном обществе, раз позволяет себе разгуливать по пляжу в этих лоскутах. Ни одна уважающая себя восточная женщина не позволит себе выйти из дома в таком виде. Да что там из дома – из спальни! Из ванной, в конце концов! Не думаю, что наши женщины даже перед мужем предстают в настолько откровенной одежде.

Зачем я сейчас напомнил себе, как выглядела девчонка, когда мы забрали ее с того острова?! Чтобы снова мучиться адской ноющей болью в паху? Поправляю стояк и устраиваюсь за столом с ноутбуком. Нужно еще столько работы сделать, а я почти весь день потратил на задание отца.

– Господин? – зовет мой слуга из комнаты.

– Я на балконе.

– Господин, ужин готов. Вам сюда подать?

– Я спущусь, спасибо, – отсылаю его и захлопываю крышку ноутбука, который только успел открыть.

Одевшись, спускаюсь в столовую, где уже накрывают ужин. Но, как только приступаю к нему, в комнату вбегает испуганная и покрасневшая Зухра.

– Господин, простите, – запыхавшись, тараторит она, прикладывая ладони к горящим щекам. – Простите, что отвлекаю, но там… эта девушка… она проснулась.

– Хорошо. Накормите ее, дайте воды.

– Господин, можно я не буду к ней входить?

– Что случилось?

– Она… она сыплет ругательствами. Да такими! Аллах ее покарает за грязный язык! Совершенно бесстыжая! Ходит по комнате полуголая. Ноги еще слабые, заплетаются, а она хватается за все и говорит эти ужасные вещи. Господин, прошу вас!

Я резко встаю из-за стола, отчего ножки стула проезжают по мраморному полу с грохотом, эхом разносящимся по столовой. Мои челюсти крепко сжимаются, и я мечу гневный взгляд в Зухру.

– Ты оставила ее одну?

– Камаль там, господин.

– С ней?! – рычу я. Не знаю почему, но меня просто разрывает от мысли, что мой слуга любуется на полуголую девицу.

– Нет, господин, что вы? Он снаружи, а она в комнате.

Обойдя Зухру, поднимаюсь наверх, перескакивая по две ступеньки, и быстрыми шагами направляюсь в комнату. Камаль невозмутимо сносит все слова, которые доносятся из гостевой комнаты. А оттуда, надо сказать, складно льется отборная брань, от которой даже у меня волосы встают дыбом. Кивком отсылаю слугу и решительно вхожу в комнату.

Потом, вспоминая все события, я приду к выводу, что эта ирландская ведьма выкопала мне могилу именно в тот момент, когда я открыл дверь в ее спальню. Потому что я еще никогда не видел никого красивее ее. Растрепанная, злая и чертовски сексуальная. Все это совершенно несочетаемо и противоречиво, но так маняще, что я даже теряюсь на мгновение. Если бы можно было просто присесть у двери и любоваться на ее истерику, наверное, я бы так и сделал. Но сейчас ее нужно успокоить и заткнуть ей рот, иначе вся моя прислуга разбежится. Поэтому я делаю шаг в комнату и захлопываю за собой дверь.

Глава 3

Омар

– Ты что здесь устроила?! – рявкаю я, когда она наконец замирает и смотрит на меня все еще мутным взглядом.

– Ты! – шипит ведьма. – Ты сын того… я помню тебя! Ты сын шейха! Брат Амиры, да! Пошел ты…

Мне хочется размахнуться и влепить ей пощечину, чтобы из красивой головки вылетели дурные слова. Из нее льется такая похабщина, что даже я в шоке. Камалю повезло, что он не знает английского, иначе ему вряд ли удалось бы сохранять такую невозмутимость. А вот Зухре ее образованность вышла боком.

– Замолчи! – прикрикиваю, и она вздрагивает. Но, к счастью, поток брани прекращается. Я с облегчением выдыхаю. – Присядь, ты еще слишком слаба, чтобы так скакать по комнате.

– Верни меня домой! – хрипит она. – Зачем я здесь?

– Поживешь у меня пару дней, а потом полетишь со своим братом домой.

– Я не хочу тут оставаться!

– Тогда твоему брату стоит поторопиться и вернуть мою сестру домой. Как только она приедет, я сразу доставлю тебя к нему.

– Ты больной, да? – спрашивает она. Упирает руки в бока и стоит, покачиваясь.

– Ошибаешься, я как раз здоров, – хмыкаю я. – А вот ты бледная. Присядь.

– Отвали! – рявкает ведьма.

На эмоциях она взмахивает руками и начинает заваливаться назад. Я успеваю перехватить ее за предплечья, не дав упасть, но в этот момент она резко подается вперед и… ее тошнит. Прямо на мою футболку. Я кривлюсь от омерзения и пытаюсь отскочить, но она валится на меня. Тошнота подкатывает к горлу. Это так противно, что мне хочется отшвырнуть девчонку в сторону и уйти отсюда. Но вместо этого я тащу ее в ванную и помогаю присесть рядом с унитазом. Еще и волосы придерживаю, пока ее рвет.

– Камаль! – рявкаю я через несколько секунд. Слуга тут же появляется на пороге ванной и тоже кривится. – Позови Зухру и скажи, чтобы принесла чистую одежду и воду для питья. И пусть уберут в комнате, девушке стало плохо.

– Господин, но где же мы возьмем женскую одежду? – спрашивает он, быстро отводя взгляд от полуголой Нисы.

– У нас мало прислуги женского пола? – я уже выхожу из себя от нерасторопности своего слуги. – Быстро!

Камаль, слегка дернувшись, выбегает из ванной.

Наконец Нису перестает рвать, и она со вздохом упирается локтями в ободок унитаза.

– Уйди, говнюк, – слабо произносит она дрожащим голосом. – Ненавижу всю вашу свору.

Я отпускаю ее волосы и снимаю с себя грязную футболку. Бросив ту на пол, включаю воду в душе. Ниса лениво следит за моими движениями.

– Чем вы меня накачали? Такое ощущение, что я выблевала по кусочкам свой желудок.

– Прекрати выражаться, – цежу раздраженно.

– А что, тебе можно, а мне – нет? Это что за неравенство такое? – ироничным тоном спрашивает она. – Совсем загнали своих женщин, даже смачно выругаться не позволено.

– Давай в душ, феминистка, – поднимаю ее на ноги, взяв за подмышки, но она слабо повисает на моих руках, словно тряпичная кукла. – Соберись, ты же спортсменка. Давай, я не буду тебя мыть, а у Зухры сил на это не хватит.

– Это бабка, которая обещала мне рот с мылом вымыть и сказала, что ваш бог меня накажет?

– Она.

– Эй! – возмущается девчонка, когда я ставлю ее под струи душа. Она пытается увернуться, но я крепко удерживаю ее на месте. – Отвали, сказала! Пусти, придурок!

– Сейчас я воплощу угрозу Зухры в жизнь.

– Ты извращенец! Долбаный извращенец! Выйди, я сама помоюсь.

– Чего ты смущаешься? Ты так по острову разгуливала.

– Там пляж!

– Представь, что и здесь он. Мойся!

– Не буду!

– От тебя несет рвотой.

– От тебя тоже.

– Твоей!

– Один хрен.

Я крепко сжимаю челюсти, находясь в секунде от того, чтобы не треснуть ей по губам за такие выражения. Как в столь юной девочке может поместиться столько грязи? Словно она страдает синдромом Туретта, и брань в ней просто не держится.

---