Но у бертильонажа были свои недостатки – и недоброжелатели. Тщательное измерение ступней, ушей и пальцев таких преступников, как Томас Нил Крим, было трудоемким процессом, и для обеспечения точности результатов требовались квалифицированные, хорошо обученные специалисты. Инструменты изнашивались или гнулись из-за постоянного использования, что приводило к ошибкам – невинного человека могли спутать с преступником аналогичного роста и телосложения. Более того, бертильонаж нельзя было использовать для отслеживания преступников, которые не достигли зрелости, ведь вся система была построена на идее постоянности размера костей. Также не существовало центрального реестра, что затрудняло розыск подозреваемого, который отказывался сообщить, где жил или работал до ареста. Некоторые тюремные чиновники ставили под сомнение справедливость ведения подробного учета людей, которые отсидели свой срок и, возможно, никогда больше не нарушат закон. Контраргумент Макклафри о том, что записи проверялись только в случае, если бывший заключенный совершал повторные преступления, определил самый серьезный недостаток системы – сопоставление результатов измерений доказывало лишь то, что подозреваемый прежде имел судимость. В отличие от отпечатков пальцев, до признания которых в качестве криминалистического инструмента оставались долгие годы, бертильонаж не мог связать находящегося под стражей с местом преступления. «Полиция или детектив не могут преследовать того или иного человека, – признал Макклафри на национальном собрании начальников тюрем в 1890 году, – лишь на основании данных этой системы».

Когда летом 1891 года Крим вышел из стен Джолиета, мало что связывало мужчину с его темным, кровавым прошлым. Он был врачом из Канады, получившим лицензию на практику в одном из самых уважаемых медицинских университетов мира, и в то же время – убийцей нового типа, выбирающим жертв наугад^[1] и убивающим без угрызений совести. Хладнокровный злодей, убивавший, как позже напишут в газете Chicago Daily Tribune, «просто ради убийства». Один из самых жестоких и успешных преступников в истории.

Герман Уэбстер Маджет – врач, известный под именем Генри Говард Холмс, – погубил по меньшей мере девять человек и считается первым серийным убийцей Америки. Однако к тому времени, когда Холмс заявил о своей первой жертве в 1891 году, и даже до того, как печально известный Джек-потрошитель терроризировал Лондон в 1888 году, Крима уже подозревали в убийстве шести человек, большинство из которых были намеренно отравлены испорченными лекарствами. Последней жертвой Крима стал муж его любовницы, и именно из-за этого преступления его отправили в похожую на гроб камеру в Джолиете. Его предыдущие жертвы – две в Канаде, включая его жену, и еще три в Чикаго – были молодыми женщинами, беременными и отчаянно желавшими сделать аборт. Они не были в чем-либо виновны – лишь совершили трагическую ошибку, доверив свои жизни врачу по имени Томас Нил Крим.

Томас Нил Крим вскоре после освобождения из тюрьмы в 1891 году (Библиотека изображений науки и общества, Лондон, изображение 10658277)

В эпоху, когда полицейские расследования часто были поверхностными, а криминалистика только начала развиваться, детективам не хватало инструментов и опыта, необходимых для выслеживания такого грозного врага. Мало кто мог представить, что такие монстры вообще существуют. Но это лишь отчасти объясняет, как Криму сошли с рук убийства в двух странах, прежде чем его наконец посадили в Джолиет. Репутация и профессиональный статус Крима, неудачные расследования, коррумпированные сотрудники полиции и суда, неудачные судебные преследования и упущенные возможности – все это позволяло ему убивать снова и снова.

Тонкий след, документирующий шокирующие преступления Крима, растянулся от маленького городка в Канаде до Иллинойса, и только выцветшие воспоминания, забытые судебные записи и пожелтевшие газетные вырезки соединяли обрывки событий в единое целое. Система идентификации Бертильона, передовая технология для того времени, не могла помешать осужденному преступнику исчезнуть, подобно призраку. Если бывший заключенный хотел скрыть свое прошлое – чего, несомненно, желал и Крим, – ему было достаточно сменить имя.

I. «Первый из преступников»
Лондон, 1891 год

Глава 1. «Великий город, пораженный грехом»

Мужчина в макинтоше, защищающем его от дневного ливня, и цилиндре, прикрывающем лысую голову, появился у дверей дома 103 на Ламбет-Пэлас-роуд. Он сказал, что его зовут Томас Нил и он ищет жилье, и хозяйка предоставила ему комнату на верхнем этаже в задней части дома. На дворе было 7 октября 1891 года. Крим вернулся в Ламбет – переполненный лабиринт грязных трущоб и дымных фабрик, располагающийся через Темзу от готического великолепия зданий парламента. Крим хорошо знал этот район Лондона: дом, где он жил, стоял напротив больницы Святого Томаса, в которой он учился медицине более 10 лет назад. Он не мог не заметить, что со времени его последнего визита рядом возвели новое здание, расположенное чуть ниже по реке от башни Биг-Бен. Облицованный полосами красного кирпича и белого камня и стоявший на фундаменте из гранита, добытого заключенными Дартмура и других тюрем, в городе появился новый штаб Столичной полиции, широко известный как Скотленд-Ярд.

Крим находился в самом сердце крупнейшего города мира, столицы империи в зените своей мощи. Полосы алого цвета на глобусах и картах обозначали притязания Великобритании, находящейся под властью королевы Виктории, на обширные территории – и десятки миллионов людей. Лондон был огромным мегаполисом с населением более пяти миллионов человек, сверкающим бастионом богатства и власти, построенным на фундаменте бедности, преступности и отчаяния. Церковные шпили и гигантский круглый купол собора Святого Павла возвышались над морем шиферных крыш и труб, извергающих черный угольный дым. На главных улицах царил хаос из экипажей, грузовых фургонов и запряженных лошадьми омнибусов. Ночью тротуары превращались в море котелков и украшенных перьями широкополых шляп, когда мужчины и женщины, словно призраки, проходили сквозь завесы мерцающего газового света и зловещего тумана. Карманники протискивались сквозь толпу, вытаскивая из карманов часы и бумажники. Проститутки осматривали публику в театрах и мюзик-холлах Вест-Энда в поисках клиентов или прогуливались по соседнему Стрэнду, превращая оживленную улицу, по словам одного наблюдателя, в «один из самых громких скандалов Лондона». Анклавы богатых и привилегированных соседствовали с грязными, опасными трущобами, такими как Уайтчепел, где всего три года назад печально известный Джек-потрошитель жестоко убил пять женщин. Для редактора городской газеты Daily Chronicle Лондон был современными Содомом и Гоморрой, «великим городом, пораженным грехом».

Стрэнд в 1890 году. Оживленная улица стала одним из лондонских охотничьих угодий Крима (Библиотека изображений науки и общества, Лондон, изображение 10436070)

Ламбет соперничал с Уайтчепелом за звание самого бедного, грязного и преступного района города. Даже полиция не чувствовала себя там в безопасности – один полицейский-новичок во время патруля столкнулся с группой головорезов из Ламбета, и его бросили в витринное стекло магазина. Когда журналист Генри Мэйхью вознамерился разоблачить преступный мир Лондона XIX века, он направился к «хорошо известному логову молодых воров» и обнаружил, что дети в возрасте пяти лет бродят по улицам в рваной одежде, воруя, чтобы выжить. «Фейгин, Билл Сайкс и Оливер Твист чувствовали бы себя как дома в викторианском Ламбете, – отметил знаменитый писатель Саймон Винчестер. – Это был диккенсовский Лондон, написанный крупным планом».

Фабрики Ламбета наполняли воздух дымом и сажей. Литейный цех Модсли ковал детали для паровых

двигателей, насосов и других механических чудес, которые приводили в движение мир Викторианской эпохи. Глиняные кувшины, каминные горшки и водосточные трубы обжигались в знаменитых гончарных мастерских Генри Доултона. Над головой пыхтели и лязгали поезда, едущие по надземным железнодорожным линиям, которые пролегали через сердце соседнего района. Их пунктом назначения был вокзал Ватерлоо, один из главных вокзалов города. Тысячи людей – жители пригородных районов, путешественники, направляющиеся в пункты на юге Англии, пассажиры пароходов, недавно прибывшие из-за границы через Саутгемптон, – каждый день проходили через его двери. Живых беспокоили даже мертвые. Лондонские кладбища были настолько переполнены, что специальная железная дорога, линия Некрополя, перевозила трупы с местной станции на кладбища к югу от города. Ламбет, как отметил лондонский историк Питер Акройд, «был во всех смыслах свалкой».

Он также считался и «самым зловещим и отвратительным» из городских районов. Прилегающая к вокзалу Ватерлоо местность, притягивающая пешеходов, стала известна как «Бордель». Кирпичные опоры надземных путей станции создавали уединенные места, где можно было вести бизнес, – череда «темных, сырых арок», пожаловался один житель, «заработала у местного населения сомнительную репутацию».

В прессе проституток называли «несчастными», но некоторые женщины, предлагающие услуги на улице или находящие клиентов в Кентербери, Чаринг-кросс и других мюзик-холлах Ламбета, считали себя счастливицами.

Лондон Томаса Нила Крима, 1891–1892

Жизнь молодых женщин из бедных, испытывающих трудности семей была опасной.