Еще год назад я бы и сам себе такого не сказал, а тут перед толпой соратников, тех, кем я командую. И сейчас я ощутил мгновенную, но острую вспышку стыда – точно укол прямо в сердце.

Но быстро ее погасил… значение имеет только одно, Обруч, который я должен найти. Отыскать в громадном летучем городе под названием «Гнев Гегемонии», и привезти дочери, а для этого одолеть все препятствия, какие только можно представить, в том числе и те, что внутри меня.

Равуда резко повернулся и зашагал прочь, свита во главе с Молчуном двинулась следом.

Я стоял, тяжело дыша и вытирая со лба пот, я думал о том, сколько я протяну в лапах такого командира. Я знал, что он использует первую же возможность, чтобы избавиться от меня, не станет медлить, если получится убить меня быстро, сразу, без мучений, но наверняка.

И это значит – времени у меня не так много.

Новый универсальный станок у меня был такой же, как старый, даже чуть лучше. Идеальная штука, чтобы возиться с оружием в полевых условиях – доводить, чинить, совершенствовать.

Установили его мне в оружейке, и я проводил там все свободное время.

Увы, но снаряга, которой Гегемония снабжала своих защитников, лучше не становилась. Автоматы выглядели так, словно валялись на полу склада лет пять, шлемами интенданты явно играли в футбол, а бронезащиту грызли особенно голодные и неразборчивые крысы. О маскировочных сетях или полевых ботинках, которые обычно просто не работали, я вообще не говорю.

Поэтому пахал я будь здоров, и ничего удивительного, что очередной класс словил в тот момент, когда высверливал глушитель – в исходном варианте он вообще не налезал на ствол. Браслет мой брякнул, над ним высветилась красивая синяя цифра «двенадцать», замерцала сумма опыта… превысил тридцать пять тысяч, и это значит, что четыре тысячи можно распределить.

Да, свое знание оружия я прокачал достаточно, я примерно представлял устройство всего, с чем может иметь дело пехотинец – танка, транспортера, бортового орудия, даже самолетов. Но нигде в мануалах не было ни малейшего упоминания, как работает система социальной мобильности, на которой во многом держалась Гегемония.

Интересно, до какого класса надо дорасти, чтобы получить доступ к этой информации?

Так, с опытом все же надо разобраться – пять навыков, которые доступны всем бойцам, силой, меткостью и скоростью я особенно не занимаюсь, наращиваю по остаточному принципу, а вот о выносливости вспоминаю регулярно, без нее я давно кинул бы копыта в джунглях; пятый – это знание оружия, только на него у меня ушло почти десять тысяч; пять навыков командирских, и тут я решил добавить побольше на лидерство, глядишь чуть увереннее буду чувствовать себя в роли командира, ну а память, хитрость, знание стратегии и ориентация подождут своего часа.

Уф, справился, можно дальше работать руками.

– Ну, иди к папочке… – пробормотал я, вынимая из креплений подсверленный глушитель.

На этот раз я сумел накрутить его на ствол, но недостаточно глубоко.

– Зарраза… – кряхтя и пыхтя, я принялся снимать непокорную деталь, чтобы еще разок проехаться по ней сверлом.

Или взять другой? Вдруг с ним пойдет лучше?

Глушителей у меня был с десяток, один другого «лучше» – ржавые, перекошенные так, словно по ним лупили молотком, с трещинами и разломами, то есть совсем никуда не годные. Даже глядеть на них не хотелось, поэтому станок мой вновь зажужжал, по оружейке поплыл запах разогретого металла, на базу станка полетела серебристая стружка.

И тут я решил позвонить жене.

После возвращения на линкор я пару раз пытался, но всякий раз система связи, встроенная мне в голову, отказывалась работать – я просто не ощущал, что она существует. Тиззгха в нашей когорте не появлялись, так что высказать претензии мне было некому.

Я напрягся, представил, что на переносице у меня вырастает древесная почка, распускается.

– Ой, – только и сказал я, когда понял, что получается.

В дверь оружейки заглянул Везиг, начал что-то говорить, но я его не услышал – меня уже окутал пузырь тишины, отрезал от прочего мира. Поэтому я замахал на него, а когда понял, что боец-вилидаро ни черта не понимает, рявкнул:

– Отвали!

– Это ты мне? – спросила Юля. – Прекрасное начало. Сразу видно, что соскучился.

От одного ее мягкого, звучного голоса у меня стало тепло на душе, и не только на душе. Понятно, что в оружейке не холодно, но тут я мигом вспотел, как в одну из тех ночей, которые мы с ней провели вместе.

Вспомнил разом все… бархат ее кожи, напрягшийся сосок между губ… скользящие по моей спине ладони… жар ее собственного тела, такого гибкого и сильного, и в то же время хрупкого… Эх, если бы я мог ее обнять прямо сейчас, прижать к себе, погладить по волосам, заглянуть в глаза!

– Да не тебе, – буркнул я. – Ходят тут всякие, разговаривать мешают. Дело такое.

Везиг тупо пялился на меня, открыв рот, и я продемонстрировал ему кулак, показал на дверь – исчезни!

– Променял меня на этих всяких – терпи! Эх, ты, – в голосе Юли звякнул металл.

Расстались мы не очень хорошо, и понятно, отчего – она не хотела, чтобы я уходил, снова рисковал жизнью, ведь непосредственной опасности для жизни Сашки нет, ей куда лучше, чем даже после первой операции. Но я решил, что проблему нужно решить раз и навсегда, и понадеялся, что жена остынет, передумает, простит.

И тут такой тон!

От этого металла руки у меня дрогнули, и глушитель качнулся чуть в сторону, станок недовольно взвизгнул.

– Чтоб я сдох, я тебя ни на кого не променял и не променяю! – я торопливо вытащил глушитель из крепления: вот зараза, испорчен, и это значит, что придется возиться с другим.

Везиг по-прежнему топтался у двери, лилово-серое лицо его было искажено недоумением.

– А по-моему, променял, – сказала Юля.

Я легко мог представить, вызвать из памяти ее лицо, такое красивое, такое родное – сотни раз я видел его искаженным от страсти, в поту, с затуманенными от наслаждения глазами, и радовался, понимая, что ей рядом со мной хорошо. Но сейчас из памяти выплыл другой образ жены – слегка нахмуренной, с прикушенной нижней губой.

О, если губа прикушена, то это все, то другая женщина била бы тарелки и орала.

Я показал бойцу кулак и показательно отвернулся, чтобы этот идиот хотя бы не маячил перед глазами.

– Э… но на кого? – спросил я. – Ты что, ведь я…

– На тех баб, которых ты там наверняка щупаешь, – перебила меня Юля, и все возбуждение, которое я испытал, только услышав ее голос, схлынуло, остались разочарование, печаль и раздражение.

– Да какие бабы?! – воскликнул я. – Что за ботва началась?

Я и правда на других женщин старался не смотреть, хотя и близняшки-веша бросали зазывные взгляды, и Юнесса все так же потряхивала грудями, за которые взгляд цеплялся сам, и новенькая-вилидаро была такой красавицей, что не только закачаешься, но и упадешь в койку вместе с ней. Но я крепился и держался, помнил, что я тут ради семьи, ради дочери.

– Ты бросил нас. Ты ушел.

– Да никуда я не ушел! – я оглянулся и с облегчением увидел, что Везиг наконец свалил.

– Да? – ядовито спросила Юля. – Мы сидим у нас на кухне и пьем чай?

Я никогда не слышал, чтобы она разговаривала так.

– Ты чего? – спросил я ошеломленно.

– Первые два раза я готова была понять, – продолжила она все более и более напряженно. – Я терпела и ждала, поскольку я люблю тебя. Но сейчас ты просто сбежал. Удрал. Нельзя же так!

– Я пытаюсь добыть то, что вылечит Сашку навсегда! – отрезал я.

– И что это?

– Ну… – я замялся: рассказать жене о том, где я и чем именно занимаюсь, я не мог; начни я вещать про Гегемонию, что раскинулась на сотни звездных систем, про линкор и сражения в джунглях на другой планете, Юля мигом решит, что я вру как сивый мерин. – Понимаешь, я тоже тебя люблю!

– Очень сомневаюсь.

Ну вот, и универсальная фраза-успокоитель не сработала… что ж за засада сегодня? Сначала Равуда докопался до меня в столовке, теперь вот любимая жена разговаривает как с врагом!

– Но что мне сделать, чтобы это доказать? – спросил я.

Юля выдержала паузу, и я вновь представил, как она сидит у нас на кровати, грива светлых волос отброшена на плечо, как она любит, в растянутой майке и шортах, как почти всегда дома… И мне до боли в животе захотелось туда, к ней, домой, прочь от этой обрыдшей войны.

– Возвращайся к нам. Немедленно, – это прозвучало как приговор.

– А что с Сашкой тогда?

– Я говорила уже, что могу обратиться к родственникам, – это было сказано без особой уверенности.

– К тем, с которыми ты не общалась много лет? – спросил я, не пряча сомнений.

– Это неважно! Они помогут.

– Я в это не верю, – я покачал головой. – Ты мне не рассказываешь, но как-то оно… Наверняка им наплевать на тебя и твою дочь. А мне нет. Я хочу, чтобы Сашка выздоровела. Совсем.

О мою ногу потерлось нечто мохнатое, и опустив взгляд, я обнаружил Котика. Вопросительно изогнув хвост, он посмотрел на меня, замерцал черными глазами с золотом зрачков.

– И я, – тут голос Юли стал совсем ледяным. – Поэтому либо ты возвращаешься. Либо… я подаю на развод.

Меня словно бревном ударили по голове, показалось, что стены оружейки рушатся.

– Э… да ты что… как? Зачем? – забормотал я.

– А вот так. Пока, – и она отключилась раньше, чем я успел сказать хоть что-то внятное.

– Хр, – сказал Котик, неодобрительно шевеля окисточенными ушами.

---