Николас вошел в кабинет первым. Это была маленькая комната с деревянным столом, креслом и зеленым бархатным диваном, на котором сидел человек. Николас его заметил сразу, но лишь улыбнулся, подмигнул глазом и приложил указательный палец к губам – знак молчания. Мужчина кивнул.

За писателем вошел Петр Алексеевич и был приглашен в кресло. Николас подошел к трехногой вешалке за ширмой и снял пиджак. Редактор, естественно, поздоровался с мужчиной, тот кивнул, но больше не двигался.

– Теперь, когда мы остались наедине, расскажите, зачем меня искали? – спросил Николас, не глядя на редактора. Он снял рубашку, посмотрел на испачканный углем воротник и про себя поблагодарил судьбу, что Савелий этого не увидел.

– Наедине? – Петр Алексеевич вопросительно посмотрел на гостя. Тот с непонимающим видом посмотрел в ответ.

– Я могу выйти, – сказал он, – и вернуться позже, если вам нужно поговорить.

Но Николас его слова пропустил.

– Конечно, а разве в комнате кто-то есть?

Редактор молча указал на диван, писатель выглянул из-за ширмы и бегло осмотрел его пустыми глазами.

– Хотите сесть на диван, не отказывайте себе в этом удовольствии.

– Позвольте, но на диване сидит человек, который, по всей видимости, тоже пришел к вам! – Голос дрогнул.

На лице писателя появилась улыбка.

– Простите меня, Петр Алексеевич, за мои слова, но вы, видимо, сегодня переволновались, раз вам кто-то мерещится.

Незнакомец понял, что стал невольным соучастником розыгрыша, а вот Петр Алексеевич, вероятно, нет. Он съежился и внимательно посмотрел на гостя.

– Вы как кот, который смотрит в пустоту, – сказал Николас. – Замечали такое за этой живностью? Говорят, кошки видят то, чего не видят люди.

– Прекратите, – редактор сказал так, словно ничего не боялся, вот только голос его выдал.

Терпеть больше не оставалось сил, и Николас рассмеялся. Гость улыбнулся, но, скорее, не от шутки, а от неловкости самой ситуации. Петр Алексеевич в очередной раз ничего не понял.

– Простите мне мою шутку, не мог удержаться, вы с таким трепетом говорили о мистике, что невольно натолкнули меня на этот безобидный розыгрыш, – сказал Николас.

Писатель полностью переоделся и теперь красовался в старом потертом костюме-тройке, видавшем лучшие дни. Белая рубашка давно пожелтела, зато ее мягкость была так приятна телу. Он отклеил бороду и усы, а аккуратно зачесанные волосы растрепал руками, после чего удовлетворенно вздохнул.

– Меня вы не провели, – гордо ответил Петр Алексеевич, – но мне стыдно за вас перед вашим же гостем.

– Прошу простить. – В два шага он оказался рядом с незнакомцем и протянул ему руку. – Николас Райт, писатель-мистик.

– Георгий Александрович, начальник почтовой службы.

Старший редактор с уважением взглянул на гостя и на самого писателя, раз к нему заходят такие люди.

– Рад знакомству, – ответил Николас, затем обратился к редактору, – если вы позволите, быстро обсудим причину появления Георгия Александровича, после чего вернемся к вашему вопросу.

В ответ Петр Алексеевич лишь пожал плечами, хотя на деле этот гость вызывал в нем неподдельный интерес, а редакторское чутье подсказывало, что пришедший принес интересную историю. Николас взял табуретку, скинул с нее вещи, поставил рядом с гостем и присел на нее.

– Я не займу много вашего времени, – сказал Георгий Александрович, достал из нагрудного кармана небольшое фото, чуть шире, чем ладонь, и протянул его писателю.

На фото был сам начальник почтовой службы в компании прекрасной девушки. Правда, девушка вышла нечетко. Лицо скрывала белая вуаль, хотя черты проглядывались.

– Хороший снимок, но почему вы показываете его мне? – поинтересовался Николас.

– Рядом со мной моя покойная супруга Анна.

– И ее дух вас тревожит? – разочарованно спросил Николас.

– Нет. Это фото сделано неделю назад в годовщину ее смерти.

Вот теперь жуткое напряжение повисло в кабинете писателя по-настоящему. Вмиг объекты в тени обрели мрачные контуры, пустота зашептала, тьма приближалась и сжимала пространство.

Писатель внимательно посмотрел на снимок. Ничего подозрительного. Георгий Александрович продолжил.

– Я был один в момент съемки.

– А вы видели, как проявляли фото? – Николас нахмурился.

– Да, в том суть ритуала. Меня отвели в темную комнату, где при мне проступила картинка.

– Ритуала? – спросили в один голос редактор и писатель.

– Вы не знали, что в Петербурге появился загадочный фотограф? Он делает снимки с духами близких людей. Но не каждого он приглашает для фотографии. Мне повезло. Он сказал, что моя тоска настолько сильна, что удерживает дух моей супруги рядом со мной.

Внутри Николаса кольнуло.

– Вы уверены, что это ваша супруга?

– Посмотрите на открытую часть лица, там вы увидите родинку на щеке. Ее я никогда не спутаю.

– И вы хотите, чтобы я разуверил вас в подлинности этого фото? – Николас вернул снимок.

– Как раз наоборот. Хочу, чтобы вы избавили меня от сомнений. Если, и правда, моя Анна следует за мной и оберегает меня, то жизнь вновь обретает смысл.

Петр Алексеевич наклонился к Николасу, насколько позволяло пузо, и прошептал ему:

– Отличная история для книги, тем более она вам ой как нужна.

– Я подумаю, – сухо ответил Николас и встал. – Думаю вам пора, час поздний.

– И то верно, – ответил Георгий Александрович. – Но я оставлю вам адрес фотоателье.

– Хорошо.

Начальник почтовой службы пожал руки, положил прямоугольную бумажку на письменный стол и вышел. Петр Алексеевич удивленно проводил его взглядом и продолжил молчать, когда тот покинул кабинет.

– Что же до вас, уважаемый Петр Алексеевич, можете вернуться в издательство с моим отрицательным ответом.

– Но вы даже не знаете вопроса! – возмутился тот.

– Тут нет никакой интриги. – Писатель сложил руки за спину и начал ходить по небольшой комнате. – Все денежные средства от продажи моих книг уходят на погашение моих же штрафов, за нарушение сроков и обязательств перед издательством. Так что денег вы не принесли. Контракт со мной разорвать вы не можете, так как старые книги все еще продаются. Издательству терпеть меня еще два года. – Он прикинул что-то в уме. – То есть до тысячи восемьсот восемьдесят девятого. Так что они отправили вас, чтобы призвать меня к работе, что вы и делали, нашептывая мне на ушко указания…

– Дружеская рекомендация, господин Райт… – услужливо вмешался Петр Алексеевич.

– Неважно. Не знаю, в чем вы провинились в издательстве, то ли слишком обленились. – В этот момент Николас смотрел на живот, который редактор безуспешно втягивал. – Либо за халатность, но вас определили к самому ужасному писателю. И, возможно, мой ответ станет причиной вашего увольнения, которое ваше же начальство никак не могло устроить без веской на то причины. Так что еще раз простите, но я говорю вам нет. Писать я не буду.

Вот теперь Петр Алексеевич испугался по-настоящему. Все слова метко попали в цель. Прошлым утром он получил настоящий разнос за два неудачных тиража. Достаточно крупных для неизвестных никому писателей. Шанс на спасение был, но он – конечно, вся вина на понедельнике – оказался тем камнем, что утянет его на дно.

– Прошу вас, господин Райт, не отвергайте предложение издательства. Во всем вы правы. Вот только ошиблись, подумав, что деньги я не принес. У меня солидный аванс в двести рублей только для того, чтобы вы согласились на очередную книгу о призраках.

Но писатель его уже не слушал. Он нервно тер виски, стараясь отогнать подступающую головную боль. Все его тело покрывала сыпь мурашек, которые раздражали кожу. Спину пронзила боль. Пальцы стали дрожать.

– Завтра! – твердо ответил он. – Приходите завтра. Обсудим ваше предложение и, может быть, навестим того фотографа. И если история действительно связана с настоящей мистикой, то я обязательно ее напишу. Если же снова нарвусь на шарлатана, то, простите меня, обманывать читателей и плодить глупые суеверные страхи я не хочу.

Николас кивнул в знак прощания и вошел в другую дверь, что вела в спальню еще меньшим размером, чем кабинет.

Времени на проводы нежданного и неприятного гостя совсем не осталось. Ощущения были такие, словно в голову залили раскаленный металл. Лоб писателя пылал жаром, отчего выступила испарина. Его самого била дрожь. Сердце предательски кольнуло и замедлилось, после отозвалось двумя глухими ударами в области желудка и судорожно заколотило.

Собственное тело стало тяжелой ношей. Едва переставляя трясущиеся ноги, Николас подошел к кровати. Хотел сесть, но сил не хватило, в итоге плюхнулся на живот. Собрав всю волю, он заставил себя перевернуться. Спазм подобный острию кинжала вонзился в область паха и метнулся выше, чтобы сжать в кольцо легкие.

Николас потянулся дрожащей рукой к тумбочке. Там под светом маленькой свечи лежало спасение – фарфоровая трубка и ампула с желтым порошком.

При виде нужного вещества острый спазм сменила тянущая книзу боль. Руки действовали самостоятельно. Они на ощупь взяли фарфоровую трубку и ампулу. Засыпали порошок в небольшое углубление в конце трубки и поднесли к нему свечу.

Затянусь лишь раз, обманул себя Николас.

---