– Читать и считать он уже умеет. А писать как-нибудь сами научим. Слава богу, мне не надо каждый день на работу ходить. И к тому же в первом классе ничего важного не происходит.

– Когда же, по-твоему, он созреет?

– Поживем – увидим.

Я представил себя в маске из инстаграма в виде яблока – горького, твердого и незрелого.

– Мама, а почему все созрели, а я нет?

– Суслик, все люди разные. Не переживай: я уверена, что мы все делаем правильно.

Мама – продюсер и очень гордится тем, что у нее творческая работа и она сама может решать, ходить ей туда или нет.

– А что делает продюсер?

– Практически все.

– То есть ты как Рой Томас Бейкер^[2]?

– Не совсем. Я продюсирую не какую-то группу, а всякие мероприятия.

– Типа чего?

– Например, мне звонят и говорят: нужно срочно организовать съемку, в которой участвуют десять человек, три лисы и двадцать пять мышей. И все они должны надеть…

– Фиолетовые плащи?

– Например.

– Почему ты тогда не можешь выяснить, кто твой папа?

– Потому что у меня много других, более важных, дел.

В общем, весь первый класс я учился дома. Математикой и русским я занимался с мамой, а английским – с Джеком, настоящим американцем, которого посоветовала мамина знакомая. Бабушка сказала:

– Странно нанимать кого-то, когда его всему могла бы научить родная бабушка. Мы вот с тобой очень эффективно занимались, когда ты была маленькой.

– Ты просто ничего не помнишь. Эти занятия были сущим адом для нас обеих.

В итоге они поссорились и неделю не разговаривали.

Когда мне исполнилось восемь, бабушка спросила у мамы:

– Но теперь-то ты его отдашь в школу?

– Думаю, подождем еще годик.

– Марика, но ведь потом ему будет гораздо сложнее! – сказала бабушка и опрокинула рюмку бальзама.

– Мама, не волнуйся, все будет нормально.

Так что весь второй год я продолжал заниматься с мамой и Джеком. Я прочитал кучу книг на русском и научился читать, писать и даже говорить на английском. И когда мы наконец пришли в школу на тестирование, оказалось, что я не только ничего не пропустил, но знаю гораздо больше, чем большинство детей в моем возрасте.

– Поразительно. Марк знает гораздо больше, чем большинство детей в его возрасте, – похвалила маму учительница. – Отличный результат для домашнего обучения.

– Я тут ни при чем, – пожала плечами мама. – Просто ему все интересно.

Думаю, мама решила не отдавать меня в школу из-за детского сада. Я пошел туда, когда мне исполнилось четыре. Первые несколько дней все было неплохо, и мама мной страшно гордилась. Она говорила бабушке:

– Он все-таки очень социальный ребенок, ему нравится общаться с другими детьми, быть в центре внимания.

Но где-то через неделю мне надоело туда ходить. Мама рассказывает, что, когда она собралась уйти, я вцепился в ее ногу и начал орать как резаный. Мама нервничала и пыталась меня успокоить. Но чем больше она пыталась, тем сильнее я рыдал. Тогда мама стала ходить в детский сад вместе со мной. Несколько раз она пыталась улизнуть, но я внимательно следил за ней и ловил в дверях. Маму тоже хватило ненадолго, и через несколько дней она сказала бабушке:

– Он все-таки очень домашний ребенок – думаю, ему не нужна никакая социализация. Не стоит его лишний раз травмировать.

Не знаю, что ответила бабушка, но больше мы в детский сад не ходили – ни я, ни мама.

В общем, накануне моего первого третьего класса я никак не мог заснуть, представляя, как это будет. Утром я взял Вильгельма и залез к маме в постель.

– Который час? – промычала она из-под одеяла.

– Уже семь.

– У нас есть еще полчаса, давай просто тихо полежим.

Мысли вертелись в голове с такой скоростью, что просто тихо лежать было трудно. Я вспомнил удивительный факт, который нашел в одной старой энциклопедии у бабушки, и решил поделиться им с мамой:

– А знаешь, какой длины твой кишечник?

– Нет, и совершенно не хочу, – застонала она и повернулась ко мне спиной.

– Восемь метров. Представляешь?

Молчание.

– Его можно было бы протянуть из твоей комнаты через коридор и даже до середины моей комнаты.

Тут она все-таки проснулась и пошла на кухню варить кофе. Говорю же, удивительный факт.

За завтраком я сказал:

– Сегодня самый счастливый день в моей жизни.

– Надеюсь, что так, – ответила мама.

– Можно я возьму с собой Вильгельма?

– Я бы не стала. Вдруг он там потеряется?

– С чего бы ему теряться? Я могу везде ходить с ним за руку.

– Думаю, ты быстро с кем-нибудь подружишься и тебе будет с кем ходить за руку.

– Но ведь в детском саду я ни с кем не подружился.

– В школе все будет иначе.

За завтраком я все время подпрыгивал, вертелся и от волнения даже начал жевать новую белую футболку, и она стала вся мокрая. Мама велела мне переодеться, несколько раз сфотографировала меня, а потом сказала, что я просто красавчик. Кошка громко мяукнула: наверное, в знак согласия. Когда мы сели в лифт, оказалось, что там уже едет дядька с огромным животом, издающим смешные звуки. Живот как будто говорил со мной, и я захихикал, а мама сделала большие глаза и отвернулась. Кажется, ей тоже было смешно.

Я не помню, как представлял себе школу, но, когда мы приехали, оказалось, что во дворе собралась огромная куча людей – хоть и меньше, чем на концерте в помощь африканским детям. Из толпы торчали таблички с номерами и буквами классов. Мама крепко взяла меня за руку и начала пробираться вглубь. Чем дальше мы пробирались, тем меньше мне хотелось идти в школу. Назад пути нет – я прекрасно понимал это, но все-таки крикнул:

– Мам! Давай не пойдем?

– Я ничего не слышу!

– Я не хочу!

– Мы уже пришли!

Я так и не понял, действительно ли она не слышала, что я кричал, или просто испугалась, что получится как с детским садом и я до старости останусь дома. «Не волнуйся, все будет хорошо», – сказала она и чмокнула меня в макушку. А потом отпустила мою руку и исчезла в толпе других родителей, которые только и делали, что выкрикивали имена своих детей и фотографировали их на телефоны.

В тот день я так волновался, что не запомнил никого из своих одноклассников. Как будто все, что происходило, покрылось туманом. В какой-то момент включилась музыка и все пошли в школу. Внутри сильно пахло сырниками, кашей и еще чем-то непонятным. Потом нас посадили за парты и начался урок. Кажется, в этот момент я понял, что это не самый лучший день в моей жизни, а самый плохой. Потому что с этого момента все дни стали одинаковыми. Но кое-что хорошее все-таки было: после уроков меня забрал папа, и мы пошли в «Макдоналдс».

Глава 4. У меня есть папа

Вы, наверное, подумали, что у меня тоже нет папы. На самом деле есть – просто он живет не с нами, а со своей, как выражается мама, Девицей. На самом деле ее зовут Юля, и Девицей мы ее называем между собой. А папины родители живут в другом городе, и видимся мы не чаще чем раз в год.

Когда я был совсем маленький, мы жили вместе: мама, папа и я. Кстати, об этом можно узнать из маминого инстаграма – если долистать его до первого дня моей жизни и даже еще раньше, где я еще бултыхаюсь в мамином животе. Когда я родился, мама сразу же полезла за телефоном, чтобы меня сфотографировать. Она очень любит рассказывать эту историю, хотя я уже знаю ее наизусть:

– И вот тебя достают, такого маленького и страшненького. Когда я тебя увидела, я громко захохотала и попросила передать мне телефон. А акушерка говорит: «Женщина, вы в себе вообще? Какой телефон? Вон он у вас какой хилый, хнычет. Вы его лучше к себе прижмите и покушать дайте».

– А ты?

– Я ее послушалась, а ты набросился на грудь и начал громко чавкать, и хрюкать, и даже постанывать от наслаждения. И тогда я тебя сфоткала. Смотри, какой ты смешной.

В этот момент она всегда смеется своим настоящим смехом. Я говорил, что у мамы есть два вида смеха? Первый – настоящий: им она смеется, когда мы вдвоем, и звучит он так, как будто мама задыхается и хочет проглотить как можно больше воздуха:

АХ-АХ-АХ – АХ!

Второй вид смеха мама использует, когда рядом кто-то чужой, – она как будто выплевывает его сквозь зубы небольшими порциями:

ХМ-ХМ-ХМ – ХМ!

Маме кажется, что ее настоящий смех звучит по-дурацки, вот она и придумала этот второй. А по-моему, все совсем наоборот.

На самом деле ничего смешного в этой фотографии нет: младенец как младенец, только красный и сморщенный. В том старом инстаграме есть не только я, но и папа. Он гораздо моложе и держит меня на руках. А лицо у него такое, как будто он не совсем понял, что происходит. Еще на одной фотке мама стоит рядом с бабушкой, а у нее на руках малюсенький кулек. Это я, но моего лица не видно, а мамино, как и бабушкино, выглядит странно, потому что мама использовала какой-то фильтр. Сама она получилась нежно-сиреневая, а бабушка отливает красным. Еще к этим фотографиям дурацкие комментарии от маминых подруг:

Сладкие.

Какой прекрасный.

Одиннадцать сердечек.

Семнадцать восклицательных знаков.

Три ура.

И четыре Счастья.