Случайный хозяин для невольницы

~ 2 ~

Я не понимала, к чему такая спешка. Почему в последние дни она как с цепи сорвалась и заставляла меня трудиться, не разгибая спины? У нас что, завтра конец света? Надо непременно успеть все переделать? У меня в голове не укладывалось. Я никогда не была ленивой, все делала, но сейчас мне казалось, что она хочет из меня последние силы выжать.

– Запру! Иди работай! – снова пригрозила она и ушла в дом.

А я пошла работать. Потому что мне никак нельзя было под замок. Завтра важный день. Мне исполнялось восемнадцать.

Дед с бабкой давно обещали, что в честь такого события мы поедем в город. И не в соседний захудалый Тиррин, а в прибрежный Кемар. Туда приплывают корабли из других стран и стекаются торговцы со всего побережья Туарии. Там дома высотой с гору, в лавках какого только добра нет, а улицы шириной с нашу деревню. А еще людей там столько, что я даже представить не могла такую толпу. Тысячи!

Да еще душу грел маленький секрет. В матрасе в потайном месте были припрятаны пара монет. Мне дал их булочник, когда я у него подрабатывала – муку просеивала для хлеба да подносы тяжелые отмывала. Он тогда заплатил мне двадцать монеток, которые я должна была бабушке отдать, а потом воровато оглянулся, сунул еще парочку и сказал спрятать так, чтобы старая Мери не нашла. Я спрятала. И завтра смогу купить себе какую-нибудь безделушку.

Бабушка, конечно, заинтересуется, откуда у меня свои деньги, но не думаю, что будет сильно ругаться. Все-таки день рождения. Праздник как-никак.

Но это завтра, а сегодня было наполнено работой под завязку. Огород, дом, готовка. Весь день я крутилась как белка в колесе, а к вечеру, когда мне хотелось только упасть на кровать и заснуть, бабушка потащила меня в соседскую баню, где терла так, будто пыталась кожу с костей содрать. Я только пыхтела, охала, подставляя бока, да недоумевала, откуда в ней такое рвение.

***

Утро началось с суматохи. До Кемара три часа ехать. Мы встали ни свет ни заря, чтобы успеть проделать большую часть пути до начала жары. Бабушка достала из сундука мое новое платье. Зеленое, усыпанное маленькими красными цветочками, с пышными рукавами-фонариками и шитьем по подолу.

– Надевай.

– Ой, бабушка, – у меня от восхищения все слова из головы вылетели, – можно? Правда?

– Можно, – милостиво пробасила она, – сегодня ты должна быть самой красивой.

Я не знала, зачем мне быть самой красивой, но была совершенно не против. С радостью сменила серое холщовое платье на новое и покружилась у старого зеркала, спрятавшегося в углу, пытаясь рассмотреть себя в рябой поверхности.

– Ну как? – обернулась к родным.

Дед только крякнул и над тарелкой склонился, а бабка придирчивым взглядом прошлась по мне сверху вниз и обратно.

– Косу заплети. Красивую! Как тогда, когда я тебя за сараем с соседским щенком застукала!

Я покраснела. Вспомнила, как бабка крапивой меня отходила, когда поймала нас с Дареном за поцелуем. Я потом неделю из дома не выходила, только в окно на остальных завистливо смотрела да слезы горькие лила.

– Хорошо, – глаза опустила и начала пальцами рыжие волосы разбирать.

– Я у Клары сандалии взяла. Ее дочери малы, а тебе как раз будут. Да и к платью подходят, – она выудила из корзины розовые сандальки с тонкими ремешками.

Я не могла поверить своей удаче. Прекрасное начало самого прекрасного дня в моей жизни!

Спустя полчаса мы погрузились в старую телегу, запряженную еще более старым мерином, и отправились в Кемар. Сгорая от нетерпения, я смотрела по сторонам и радовалась тому, что в подкладке платья спрятаны заветные монетки. Нет-нет, да и проверяла, незаметно прощупывая через ткань, пытаясь представить, что я смогу купить и чем потом перед девчонками хвастаться буду.

Сначала дорога змеилась через сосновый бор, потом вытянулась стрелой по широкому полю, затем вдоволь попетляла меж холмов и только потом вывернула к широкому тракту, который уверенно вел нас в прибрежный город. Было жарко и душно. Бабушка с бдительностью коршуна следила за тем, чтобы я не снимала чепец:

– Обгоришь еще! Куда я тебя с красным носом дену?

Я понять не могла, почему ее внезапно так обеспокоил мой красный нос, и почему она с таким упорством подсовывала мне флягу с водой.

– Пей! Солнечный удар хватит, и что тогда?!

– Да не хватит! Нормально у меня все, я привыкшая.

– Пей, – она была непреклонна, и мне приходилось пить.

– Давай лучше я выпью, – ворчал дед, – во рту пересохло.

– Перебьешься! А во рту у тебя сохнет, потому что вчера со своими дружками-неудачниками перебрал, – рыкнула на него бабуля.

– Я пить хочу!

– Так озаботился бы дома! Припас бы себе водички, – ехидно ответила она, – а я только себе и Киаре взяла.

– И что мне делать? – возмущался дед.

– Иди вон полакай, – махнула в сторону бурой лужицы, поверхность которой была усыпана семенами и пылью, – можешь еще лопухи полизать, авось роса не совсем сошла.

Я молча слушала их перебранку и думала о том, что день рождения складывается не совсем так, как хотелось. Я мечтала, что мы, как одна большая дружная семья, отправимся в город, будем гулять, веселиться, а сейчас выходило так, словно и не уезжали никуда. Все те же склоки, те же разговоры на повышенных тонах. А так хотелось сказки! Красивой, счастливой, наполненной прекрасными моментами…

В общем, из сказочного оставалось только то, что мы все-таки едем в город, и что у меня припрятаны монеты. Все остальное – как в обычный день. Я поругала себя мысленно за такие упаднические мысли и нетерпеливым взглядом впилась в горизонт. Скорее бы приехать!

Город появился крошечной, непонятной точкой на горизонте, будто кто-то мусор обронил, да размазал. Но постепенно он становился все больше и больше. И вот я уже смогла различить башни песочного цвета и отдельные дома с серыми крышами. Чем ближе мы подъезжали к Кемару, тем настойчивее казался гул, доносившийся с его стороны. Тысячи голосов, громыхание повозок по мощеным дорогам, ржание лошадей, рев скота, птичий гомон – все это обрушилось на меня, придавливая своей мощью, пугая.

Что-то пока совсем не весело. Скорее, наоборот.

Я сидела в телеге ни жива ни мертва и, вцепившись пальцам в бортик, смотрела во все глаза, боясь пропустить что-то важное.

Мы въехали через центральные ворота, под бдительным взглядом огромных стражей, увешанных оружием. Они следили за порядком и любого дебошира выставляли за ворота, а иногда досматривали повозки, если те казались им подозрительными.

В воздухе стоял стойкий запах рыбы, животных, дегтя и стоялой воды. Странная мешанина незнакомых специй и благовоний. От этого кругом шла голова, а сердце начинало испуганно биться.

Пока что город мне не нравился, и я испытывала лишь одно желание – побыстрее сбежать.

Трусиха! Позорище!

Дед ловко управлял нашей старой колымагой. Мы протиснулись по забитым улицам на центральную площадь и удобно остановились в сторонке, там, где народ не толкался.

– Приехали! – весело проскрипела бабушка. Ее лицо светилось от удовольствия, как масляный блин. – Киара, иди ко мне. Я проверю, все ли в порядке.

Что со мной может быть не в порядке? Устала немного, запылилась, перепугалась, но любопытство уже поднимало голову, заставляя озираться по сторонам, жадно всматриваясь в прохожих, в дома – во все, что творилось вокруг.

Бабуля вытащила соринки из косы, сдернула с меня чепчик, небрежно отбросив его в кузов:

– Он больше тебе не нужен.

Потом достала щетку и хорошенько прошлась по моему платью, приводя его в порядок.

– Ну вот. Совсем другое дело.

Тем временем дед с несчастным видом отдал пару медяков смотрителю за право стоять на площади и, сокрушенно ворча о том, что его ободрали как липку вернулся к нам.

– Сюда! – бабуля решительно указала в сторону неприметной улочки, начинавшейся неподалеку от нас.

– Пойдёмте лучше вон туда, – я махнула в сторону торговых лотков, заваленных пестрыми безделушками.

– Потом! – резко осадила бабушка, но когда я удивленно посмотрела, не понимая, чем ее разозлила, ворчливо пояснила: – Дело есть одно важное. Как с ним покончим, так пойдешь гулять.

– Что за дело? – я с трудом погасила внезапно всколыхнувшуюся обиду. Все-таки мой день рождения! Какие могут быть дела?

– Потом узнаешь. Надо отдать. Одну вещь, – отмахнулась она и, схватив меня за руку, быстрым шагом пошла в переулок.

– Только отдать и все? – подозрительно поинтересовалась я.

– Да.

– А потом гулять?

– Да, – хмыкнула бабуля, – потом гулять.

– Обещаешь?

– Обещаю, – усмехнулась она, – такой загул устроим, что ого-го-го!

Дед, поспевавший рядом, только довольно крякнул.

Я успокоилась. Ладно. Дело, так дело. К тому же переулок, по которому мы шли, оказался тоже интересным. Здесь продавали животных. Куры, овцы, какие-то странные зверьки в клетках. Я только успевала головой по сторонам крутить и изумленно охать.

Вскоре мы вышли к двухэтажному кирпичному дому и, миновав центральные высокие двери, направились к неприметному черному входу.

– Ждите здесь! – коротко дала распоряжение бабуля и вломилась внутрь, грудью прокладывая себе путь среди остальных посетителей.

Мы с дедом остались наедине. Он и так всегда был не особо разговорчивый, а сейчас и вовсе стоял с таким видом, будто не знал куда деваться, и на меня категорически не смотрел. Странно.

Бабуля появилась через пять минут. Взлохмаченная, злая, раскрасневшаяся, как рак: