KNIGID.RU Барханы сменяли друг друга, и вскоре должно было стемнеть. Азрах и Асфара указывали дорогу, хайман уверенно переставлял копыта. Быть может, я задумался слишком сильно и стал невнимателен – непростительно для одинокого путника в Пустыне, – но хайман вздрогнул и остановился раньше, чем я смог определить в чем дело. Прямо на песке, в каких-то нескольких шагах от меня, лежала девушка. Ее полупрозрачная одежда едва скрывала наготу, а на лице была улыбка, словно она встретила давнего знакомого.
– Испугался меня? – спросила она.
Я неопределенно махнул рукой, пытаясь понять, как красавица оказалась здесь, в самом сердце Пустыни.
– Напрасно, я вовсе не опасна для такого славного воина, как ты.
Ее голос был неожиданно низким. Казалось, он проникал в самые глубины меня и трогал неведомые доселе струны, отзываясь жаром в ногах и холодом в груди. Мне бы следовало поостеречься, но я только больше заинтересовался и спустился с хаймана на землю, к самым ее ногам.
– Я нравлюсь тебе? – спросила девушка.
Даже если бы я захотел, то не смог бы ответить. Мой язык прилип к небу и вовсе отказывался шевелиться. Все, что я мог, это кивнуть, продолжая наблюдать за ней, как завороженный.
– Пойдем со мной, славный воин, – позвала она, вставая. – Забудь свои дела на сегодня. Я живу неподалеку, и у меня будет для тебя и кровать, и ужин. А может быть, и что-то сверху того.
Как ни в чем ни бывало она подмигнула мне, а я тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение. Мои ноги, однако, уже покорно следовали за ней, хотя я вовсе не собирался этого делать. И остановиться не было никаких сил. Вот уже второй раз за последние дни я действовал вопреки своему разумению. Что за странное Перерождение? Воистину говорят, конец года приносит чудеса.
Так мы дошли до пещеры. Девушка пропустила меня внутрь, а я, хоть и понял уже, кто она, – по длинным клыкам, которые та более не скрывала, – прошел вперед, чтобы стать ее ужином на сегодня.
4
Все альмауты знают: Пустыня – опасное место. Разбойники-голодранцы, изгнанные из своих оазисов и вынужденные скитаться без воды и еды, сбиваются в шайки и от безысходности нападают на караваны. Безжалостные воины-цтеки из-за реки Кабир совершают набеги, чтобы проводить кровавые жертвоприношения в далеком Течуакане. С Пепельных гор спускаются дикари-виджайцы, неся с собой огонь и разрушение. Одному Азраху ведомо, сколько горя живые приносят живым.
Но не только люди опасны для одинокого путника. Джинны и гули, ифриты и мариды – дети Пустыни по духу и враги человека по естеству. Попадись им – и тебе несдобровать. Против цтека или виджайца поможет сабля и отвага. Против гули не спасет ничто. Она безжалостна и кровожадна, а ее добыча беспомощна, как светлячок, летящий на горящее пламя.
Я стоял у стены пещеры и наблюдал за тем, как гуля совершает приготовления к пиршеству. Под огромным котлом уже горело бездымное пламя. Вода уже шипела и наполнялась мелкими пузырьками. Скоро придет мое время, и я бесплотным духом отправлюсь в аль-Хариф, чтобы вместе с прочими предками давать советы тем, кто, может быть, гораздо мудрее меня, раз все еще жив.
– И что же ты делаешь здесь один, храбрый воин? – спросила меня гуля, разглядывая так, словно оценивала, достаточно ли я хорош для ее пиршества.
Я почувствовал, что могу ответить. По-видимому, она ослабила чары.
– Испокон веков стражи аль-Харифа ходят сюда, – процедил я. – Скоро это место найдут другие. Тебе несдобровать.
– Аль-Хариф? Но ведь это где-то у Красных гор. А мы с тобой у моря Факела.
Я подумал, что она, должно быть, тронулась разумом, раз говорит такое. Путь от аль-Харифа до моря занимает не меньше четырех декад. Впрочем, чему еще удивляться, когда перед тобой гуля, а ты не можешь управлять собственным телом?
– Так значит ты путешественник, раз забрел так далеко? – снова спросила она, ухмыляясь. Желтые клыки в уголках рта устрашающе искажали лицо. – И что же ты ищешь здесь?
Я не стал отвечать. Положение мое было отчаянным. И я не видел ни единого шанса его изменить. Прошлой ночью ко мне приходили предки, предостерегали от поездки, трясли оголенными костями и шипели: «Не ходи-и-и, не ходи-и-и». Я проснулся в поту и долго еще не мог уснуть, вглядываясь в темноту Мужского Дома Фарехов. Но не послушал, и вот как вышло. Мне оставалось лишь скрипеть зубами и ждать своей участи, хотя на поясе висела верная сабля. Правильно говорят: не все можно решить оружием.
Мое отчаяние уже достигло предела, когда языки пламени под котлом взметнулись к потолку пещеры. Гуля вскрикнула, а рядом с ней как из ниоткуда возник великан, с ног до головы облаченный в железо. Пластины, покрывавшие его, сверкали в лучах костра, лицо закрывал массивный рогатый шлем. Великан взмахнул рукой, откинув гулю к противоположной стене, и двинулся на меня. Гуля подскочила и истошно заорала. Ее кожа набухла и стала бугриться неестественно крупной мускулатурой. Быстрее, чем я смог заметить начало движения, она кинулась на великана, но была снова отброшена ударом гигантской руки.
Тем временем великан добрался до меня, подхватил в огромную ладонь и закинул на плечо, словно вес мой был меньше, чем у младенца. Я все еще не мог пошевелиться и лишь с удивлением наблюдал за движением его гигантских ног, пока он покидал пещеру.
Сзади раздался истошный вопль, а я провалился в небытие.
5
Когда я был маленький, мать часто рассказывала сказки: о том, как родились Азрах и Асфара, о мудреце Захире и основании аль-Харифа, о хождении за море славного Гияса. Были у нее и истории о джиннах, но разве мог я тогда подумать, что встречу одного из них?
Но вот он снова стоял передо мной, старец из затерянного в песках волшебного дворца, купола которого отливали бирюзой и цитрусом. Его лазурный пояс, вышитый золотой нитью, вновь привлекал мое внимание, а сам он, как ни в чем ни бывало, любовался через окно прекрасным видом озера, сверкавшего в лучах Светил ультрамарином и гранатом. Я не мог отделаться от ощущения, что он – существо из другой реальности. Быть может, виной тому было мое состояние, но я ничуть не сомневался – передо мной настоящий джинн.
Рядом со старцем, сложив руки на груди, возвышался великан, спасший меня из лап гули. Он совершенно не шевелился и был похож на статую. Сейчас, при хорошем освещении, я понял, что великан тоже никак не мог бы быть человеком. Пропорции тела казались столь странными, что я удивился, как не заметил этого при первой встрече. Слишком широкие плечи нависали над головой, словно у горбуна. Ноги отстояли от таза и были вывернуты неестественным образом, будто он согнул их в коленях и опирался на носки.
Я не помнил, как оказался во дворце, но голова моя раскалывалась от нестерпимой боли, будто весь день прошел в обнимку с бутылкой арака.
– И вот мы снова встретились, благородный Гасик, – проговорил старец, переведя на меня взгляд. – Инсан Али, будь добр, накрой стол.
Великан ожил, кивнул и зашагал в соседнюю комнату, громко ударяя железными сапогами о каменный пол. Двигался великан какими-то рывками, как душевнобольной на базаре.
– Кто это? – спросил я старца.
– Мой помощник вот уже много лет. У него славный характер и масса других достоинств.
Я не стал расспрашивать, поскольку видно было, что старик не собирается сообщать мне более.
– Я знал, что снова увижу тебя. Подумал ли ты над моим предложением, мудрый Гасик? Согласен ли?
Все во мне и сопротивлялось, и стремилось сказать да. Сопротивлялось из-за Амаля. Стремилось из-за Инас. Никакие богатства этого мира не склонили бы меня к предательству. Никакие другие силы не заставили бы поступить так, как я поступил. Но я не видел иного способа получить махр, достойный прекраснейшей из женщин. Я хотел быть ее раджулом, утопать в бездонных глазах и называть своей альниссой.
Разве не все прощает любовь? Разве это чувство не самое светлое из данных нам Азрахом? Разве не Асфара учила любить беззаветно и страстно? Но искупит ли любовь предательство? Достоин ли я по-прежнему ходить по этой земле, возжелав женщину настолько, что согласился попрать дружбу? У меня не было ответа, как не будет его ни у кого, кто окажется на моем месте.
О, если бы я знал, что это ничего не изменит. Возможно, тогда я принял бы другое решение. Но может ли смертный знать будущее? И может ли смертный знать что-то наверняка?
– Хорошо. Будь по-твоему, – ответил я, и все внутри содрогнулось от этих слов.
6
Жизнь удивительна. Каждый хочет купаться в лучах славы, быть идеалом для подражания, примером, о котором помнят легенды, а поэты складывают стихи. Каждый стремится к добродетели. Но каждый однажды сталкивается с выбором.
Я пошел за своим сердцем, внял его зову. Видит Пустыня, просто не мог иначе. Кем бы я был, откажись от любви? И кем я стал, не отказавшись?
Амаль верил мне. Помог стать раисом, возложил на мои плечи охрану большого каравана Фарехов. И я был благодарен. Служил верой и правдой, делал все, что от меня зависело. Отбирал людей и оружие, проводил тренировки, не спал ночами, вглядываясь в непроглядную темень Пустыни. Я мало понимал в исследованиях, которые проводил Амаль, но был на своем месте и выполнял то, что у меня получалось хорошо.